Она нашла маленький серебряный крестик почти сразу после того, как влюбилась. В том, что это Его подарок, у Веры не было никаких сомнений. Девочка подняла его с земли, отмыла и упокоила в вишневую бархатную коробочку из-под маминых сережек. Но надеть так и не решилась, хотя и цепочка уже давно имелась, и тоже серебряная. Ей казалось, что он будет виден, даже из-под платья или пальто. Взамен настоящего крестика она обходилась воздушным и втайне с упоением чертила его рукой перед грудью.

Но самой необычной была Его судьба. Не то что у современных попкумиров, которые все как один колются или спиваются, сорят деньгами и по которым сходят с ума верины подруги. Ее любимый не похож ни на кого – ни на людей, ни на богов. Сама того не подозревая, она нашла золотую середину. «Какие же уроды эти ангелы и апостолы по сравнению с Ним», – думала Вера. Лишь кентавр или сфинкс из школьных учебников по истории могли бы посоперничать с ее пассией в тайне двойственной природы. Эта двойственность так возбуждала и будоражила Веру, как и Его тело, так часто обнажаемое на картинах. И еще имя… Пресловутая магия чуждых имен возвысилась в Нем до молитвы. Не Джон, не Майкл, не какой-нибудь Элвис, а невероятно странно, вопреки всем правилам русского языка, слетающее с губ – Иисус Христос.

Его инициалы Вера нацарапала на двери туалета. Непроизвольно, гвоздем, забыв о всякой предосторожности. И сердце заныло от сладкого ощущения приобщенности и от непоправимой оплошности одновременно. По-другому заныло сердце матери, наткнувшейся в сортире на корявые буквы. Она озаботилась ими и призвала на совет мужа, который неуклюже, со словами «Ну что здесь такого?» проследовал за женой в комнату дочери. Его заставили взломать неугодный ящик и выпотрошить подчистую все, вплоть до бархатной коробочки, в которой мать тут же признала свою собственность. Больше она ничего не признавала и отказывалась верить собственным глазам, беспомощно роясь в религиозном месиве.

– Так я и думала, – все, что смогла изречь мать в эту ответственную минуту.

– Что она в этом понимает? – отец тоже недоумевал. – Рано ей еще такими вещами заниматься.

– Акселерация, что тут поделаешь. На вид большая, а любой с толку сбить может… Заманили, видать, в секту. Теперь деньги выкачивать будут.

Мать держала в руке свернутые в трубочку госзнаки. Подпольно собираемые, они предназначались для покупки небольшой иконки с Его образом.

– А ты все мальчики, мальчики, – продолжал отец. – Скорей уж послушники.

– Господи, я в ее годы кроме рукоделия ничем и не увлекалась, – вздохнула мать, но все же быстро взяла себя в руки и заговорила твердо и решительно. – Как хочешь, а в городе ее оставлять нельзя. Девочку нужно изолировать. Огородить от дурного влияния.

– Ну давай, отправим к твоей матери в деревню, – предложил отец.

– Правильно. Я ее проинструктирую хорошенько. Пусть ребенок грядки пропалывает и с нормальными детьми общается. Глядишь, дурь за лето и выветрится. А здесь приберем, как было. Не будем пока травмировать… Авось, само пройдет... Давай, запихивай обратно. Где это лежало?

И девичьи секреты вмиг очутились на своих местах, так что Вера ничего и не заметила.

К поездке в деревню она отнеслась спокойно. Разумеется, все ценности поедут вместе с ней. И Он будет рядом. В христианском учении Вера ничего не понимала, зато знала наверняка, что Иисус жив и время от времени появляется. А значит, Он может следовать за ней куда угодно. Хоть в деревню к бабушке.

Старушка приняла обоих с распростертыми объятиями. Внучку давно не видела. В укромном углу внимательно выслушала наставления дочери и долго то ли одобрительно кивала, то ли укоризненно качала головой. После отъезда родителей грядки начали редеть с необыкновенной быстротой, освобождаясь от лишней травы. Культурные же посадки вытянулись, налились соком и благодарно зацвели.

– Клубнички скоро поешь. Поправишься, – причмокивала языком бабушка, радуясь стараниям Веры.

Когда весь огород был прополот, настала пора прочистить внучкину голову нормальным детским обществом. Веру свели с проверенными соседскими девчонками – двумя Глашами и двумя Наташами, и с легким сердцем отпустили на гуляние.

В лесу было скучно, в речке еще холодно, потому девочки все время терлись возле домов, забавляясь нехитрыми ребячьими выдумками. Как-то играли в колечко. Одна из Наташ вынесла в кармане настоящее золотое кольцо и вертела перед подругами.

– Это мамино свадебное, – пояснила она. – Оно у нас на серванте в вазочке лежит, возле папиного портрета. Мой папа умер. Разбился на самолете, – гордо прибавила она.

– Значит, он теперь на небесах? – спросила Вера.

– Ну да. Его Христос к себе забрал.

Вера встрепенулась и робко попросила подтверждения. Задетая недоверием Наташа разговорилась и со знанием дела поведала полную предысторию папиного «воскрешения».

– Христос всех берет на небо, кто хочет. А мой папа заслужил – он на самолетах летал. Но прежде надо в церкви записаться, если хочешь, чтоб взяли. Тогда после смерти Христос тебя туда переправит. Ему не жалко. Там места всем хватит, и Он добрый. Его все любят.

– Не может быть, чтоб все, – вмешалась одна из Глаш.

– Кто ж Его тогда распял? – поддакнула другая.

Наташа не нашлась, что ответить, только раздраженно спросила:

– Ну, вы будете играть или нет?

Девочки хором загалдели, кому водить. Затаив дыхание, Вера ждала подарка. Как ей хотелось, чтобы отмеченное небесами золотистое колечко опустилось в ее ладони. Но Наташи с Глашами все время разыгрывали его между собой, да и тему сменили, перескочив на обсуждение мальчиков.

– У меня в городе есть один … в общем друг, – жеманничала одна Наташа.

– А моя подруга, – говорила другая, – познакомилась с мальчиком из старших классов. Он обещал ей позвонить, и она целый вечер просидела у телефона. И до того досиделась, что заранее сняла трубку. Вот дура.

Хихикали до упада, пока не вспомнили про Веру.

– А у тебя есть кто-нибудь?

Она стойко молчала.

– А кто он?

– Никого, – запоздало ответила Вера и хотела вернуться к колечку, но остальным уже надоело перебрасываться им.

Решили пройтись по деревне в поисках мужского пола. Подружки вывели новенькую к реке и показали прикрытую с берега ивняком поляну, зарекомендовавшую себя как место свиданий здешней молодежи. Девчонки наперебой описывали Вере сценки, подсмотренные в зарослях. Вытаращив глаза и дико махая руками, они пытались донести до нее всю страсть любовных утех, им пока не доступных. Потом дети двинулись дальше.

И Веру, еще не отошедшую от ивовых потрясений, ждало новое открытие. В конце одной из улиц засветилась типичного вида постройка с куполом.

– Это у вас церковь? – тихо спросила она.

– Ну и церковь? И что? – девочки посмотрели вопросительно.

– Чья она?

– А тебе не все ли равно? Наша.

– Я знаю, – проявила эрудицию Глаша. – Это церковь Спасителя. Мне бабушка говорила.

Вера поняла, какого Спасителя, и сердце ее медленно поползло в пятки. Стало быть, Он уже ждал здесь. Ее кентавр, ее сфинкс, ее Иисус. Никогда еще Вера не заходила в Его покои – так называла она любые культовые сооружения. Робела сильно. Слишком много там было Его. Везде Его портреты, разговоры только о Нем, может быть, даже Он сам скрывается где-то в потайных дверях и наблюдает за прихожанами, пока Его охраняют стражники в черных балахонах.

Вера боялась, что не выдержит и раскроется. Все обнаружат ее страсть, и будут тыкать пальцами и смеяться, а Его прислужники громче других. Потому и креститься на людях было для нее немыслимо. «Как это я признаюсь перед всеми, что люблю Его?» – краснея, думала девочка. – «И что скажет Он?»

Каждый день теперь она прибегала под окна Его дома, отлучаясь от игривых подруг. Вглядывалась издалека в мигающие свечками оконные проемы, прячась от людских глаз. Ее тянуло на это место стопудовым магнитом. Чего ждала, она не знала. Может того, что Он сам выйдет из церкви, раз уж она не решается войти.