И одним ударом убиваете его там,
Воскликнув: «Уицилопочтли, хорошо ли я сделал?»
Чтобы ваш сон не был, как кладбище,
Где крадутся нечистые псы.
Голос затих, и наступила тишина. Сиприано подал знак, чтобы стражи вывели вперед пеона с черным крестом на груди и спине. Пеон шагнул, волоча ногу.
Сиприано: Кто этот человек, который хромает?
Стражи: Это Гильермо, надсмотрщик, работавший у дона Рамона и предавший его, своего хозяина.
Сиприано: Почему он хромает?
Стражи: Он упал из окна на камни.
Сиприано: Что заставило его предать своего хозяина?
Стражи: Его сердце — серый пес, и женщина, серая сука, подбила его на это.
Сиприано: Что за женщина подбила его?
Стражи вывели вперед женщину.
Стражи: Вот эта женщина, Марука, мой господин, с серым сучьим сердцем.
Сиприано: Это точно она?
Стражи: Точно.
Сиприано: Серого пса и серую суку мы убьем, потому что их пасти желты от яда. Хорошо ли мы сделаем, люди Уицилопочтли?
Стража: Очень хорошо, мой господин.
Стражи содрали одежду с Гильермо, который остался в серо-белой набедренной повязке, на голой груди нарисован серо-белый крест. На теле женщины тоже был нарисован серо-белый крест. Она осталась в короткой нижней юбке из серой шерсти.
Сиприано: Серый пес и серая сука больше не будут бегать по земле. Мы погребем их тела в негашеной извести, которая разъест их души и тела, и от них не останется ничего. Ибо известь — это ненасытная смерть, которая поглощает даже душу, не поперхнувшись. Свяжите их серой веревкой, посыпьте им голову пеплом.
Стражи мгновенно выполнили приказ. Пленные, осыпанные серым пеплом, смотрели черными блестящими глазами, не издавая ни звука. Сиприано подал знак и стражи молниеносно набросили на горло каждой из жертв серую тряпку и, резко дернув назад, сломали им шею. Туго стянув тряпку на горле, они опустили бьющиеся тела на пол.
Сиприано повернулся к толпе:
— Владыки Жизни — Распорядители Смерти.
Сине дыхание Кецалькоатля.
Красна кровь Уицилопочтли.
Но серые псы — горсть праха земного.
Владыки Жизни — Распорядители Смерти.
Серые псы мертвы.
Владыки Жизни живы.
Синий — глубь неба и моря.
Красный — кровь и огонь.
Желтый — зарево пламени.
Кость бела и жива.
Черные волосы ночи падают нам на лицо.
Но серые псы стали прах.
Владыки Жизни — Распорядители Смерти.
Потом снова повернулся к остальным пленным пеонам.
Сиприано: Кто эти четверо?
Стража: Эти четверо пришли убить дона Рамона.
Сиприано: Четверо на одного?
Стража: Их было больше, чем четверо, мой господин.
Сиприано: Когда много людей нападают на одного, как называются такие люди?
Стража: Трусы, мой господин.
Сиприано: Да, трусы. Они меньше, чем люди. Люди, которые меньше, чем люди, недостойны солнечного света. Если люди, которые больше, чем люди, будут жить, то тех, которые меньше, чем люди, необходимо уничтожать, чтобы они не множились. Люди, которые больше, чем люди, выносят приговор тем, которые меньше, чем люди. Должны ли они умереть?
Стража: Они обязательно должны умереть, мой господин.
Сиприано: Но моя рука коснулась руки Кецалькоатля, и среди черных листьев вырос один зеленый, цвета Малинци.
Подошел помощник и снял с Сиприано серапе, Сиприано остался голый по пояс. Стражи тоже сняли с себя серапе.
Сиприано поднял вверх руку, в которой сжимал пучок черных листьев, или перьев.
Потом медленно заговорил:
Уицилопочтли вручает черный лист смерти.
Мужественно примите его.
Мужественно примите смерть.
Мужественно переступите границу, признав свою вину.
Решитесь идти все дальше и дальше, пока
не достигнете Утренней Звезды.
Кецалькоатль укажет вам путь.
Малинци в зеленой одежде откроет вам дверь.
В источник вы ляжете.
Если придете к источнику и ляжете
И вода источника покроет ваше лицо, навеки,
То навеки расстанетесь с вашей виной.
И мужчина в вас, который больше, чем просто мужчина,
Проснется наконец, очищенный забвением,
И восстанет, и оглянется вокруг,
Готовый вновь стать мужчиной.
Но Уицилопочтли коснулся руки Кецалькоатля
И среди черных листьев вырос один зеленый.
Зеленый лист Малинци,
Которая может помиловать один раз, но не больше.
Сиприано повернулся к четырем пеонам. Протянул руку с четырьмя черными веточками первому из них, коротышке. Тот с любопытством посмотрел на веточки.
— Тут нет зеленой, — скептически сказал он.
— Не веришь! — сказал Сиприано. — Так и быть, получи черный.
И протянул ему черный лист.
— Я это знал заранее, — сказал коротышка и с демонстративным презрением отбросил лист.
Второй пеон вытащил черный лист. Он, как зачарованный, смотрел на него, вертя в пальцах.
Третий вытащил лист, нижняя часть которого была зеленой.
— Видишь! — сказал Сиприано. — Зеленый лист Малинци! — И протянул четвертому последний, черный, лист.
— Я должен умереть? — спросил тот.
— Да.
— Я не хочу умирать, господин.
— Ты играл со смертью, вот она и выпала тебе.
Троим обреченным завязали глаза черными повязками, сняли с них рубахи и штаны. Сиприано взял блестящий тонкий кинжал.
— Владыки Жизни — Распорядители Смерти, — произнес он громко и ясно.
И нанес три молниеносных сильных удара в сердце приговоренным пеонам. Затем поднял окровавленный кинжал и отшвырнул в сторону.
— Владыки Жизни — Распорядители Смерти, — повторил он.
Стражи по очереди подняли кровоточащие тела и отнесли их в церковь. Остался один пленник, которому достался зеленый лист.
— Прикрепите зеленый лист Малинци ему посреди лба, ибо Малинци может помиловать лишь один раз, но не больше.
— Слушаюсь, мой господин! — ответил страж.
И пеона повели в церковь.
Сиприано последовал за ними. Замыкал процессию последний страж.
Спустя несколько минут снова загремели барабаны, и люди медленно потянулись в церковь. Женщинам войти не позволили. Внутри вся церковь была увешана красно-черными флагами. Сбоку от алтаря появился новый идол: массивная фигура сидящего Уицилопочтли из черного вулканического камня. Вокруг идола горело двенадцать красных свечей. В руке он держал пучок черных листьев. У его ног лежали пять мертвых тел.
Высокое пламя на алтаре выхватывало из темноты статую Кецалькоатля. Рамон в голубом с белым одеянии Кецалькоатля сидел на своем низком троне. Рядом стоял другой трон, но он был пуст. Вокруг Рамона стояли шестеро стражей Кецалькоатля, на другой стороне алтаря, стороне Уицилопочтли, никого не было, кроме мертвых тел.
Снаружи непрерывно бешено гремели барабаны Уицилопочтли. Внутри звучал мягкий рокот барабана Кецалькоатля. Мужчины из толпы потоком шли в церковь между стоявшими у дверей стражами Кецалькоатля.
По сигналу флейты двери закрыли. Барабаны Кецалькоатля смолкли, и на башнях колокольни заиграл пронзительный горн Уицилопочтли.
