Фельдшер долго убеждал, что сразу вылечить нельзя, надо лечь больницу, но дед стоял на своем. Пришлось пригласить председателя колхоза. Он был другом деда Маркела, вместе на фронте были.

Увидев председателя, старик захотел выглядеть молодцом, прозвал заулыбаться, но улыбка получилась слабая, болезненная.

— Что это ты, Маркел, солдат, а порядка не знаешь, дельного совета не слушаешься, — начал председатель, подсаживаясь к нему.

— А я мыслю, Яков, не дело в такой момент пчельник оставить, — ответил дед.

— Плох ты, Маркел. Поезжай-ка лечиться, а нам лучше посоветуй, как с пчелами быть. Сколько раз говорил: возьми себе полдника, обучи его, а ты все — ладно да успеется! Вот и успелось. Я болел, а замены нет.

Дед нащупал слабой рукой колено председателя и, тихонько хлопав по нему, сказал:

— Там, Яков, Петянька, внучок мой, смышленый парнишка. Он у меня все хозяйство знает, только пособите ему, если что потребуется. Про меня скажи, что в больницу, мол, лег дед Маркел, а за пчелами тебе доглядеть наказывал. Он справится. Не год же я там проваляюсь…

Утром Петька встал с чувством большой радости: с минуты на минуту должен подойти дед.

Он торопливо умылся и, захватив ведро, побежал на озеро.

Лет пчел еще не начинался, но кое-где пчелы уже выкучивались. От сильной росы было свежо и сыро. Отдельные крупные капли ее, свисая с травинок, переливались на солнце, как многогранные хрустальные шарики.

Долбленка неслышно скользила по сонной воде. За кормой рябилось отражение лесистого берега.

Петька не торопился. Ему хотелось прийти с карасями, и так, чтобы у костра сидел дед и доставал из сумки гостинец.

Но дед не пришел. Петька развел костер, сварил завтрак и долго ждал, не убирая котелков с жара. Вот и угли давно прогорели и превратились в пепел, и завтрак давно простыл, и сторож выспался после дежурства и ушел в село, а деда все не было. Петьку перебрал множество причин, которые могли бы удержать деда в селе, но ничего не придумал. Мысль о болезни тоже пришлось оставить. Петька не помнил, чтобы дед когда-нибудь болел. Правда, иногда и случалось, но дед в постель не ложился. Свою невосприимчивость объяснял он просто: пчеловоды — народ крепкий, к ним ни одна болезнь не пристает, потому что медом они насквозь пропитаны, а мед большую целебную силу имеет ото всех болезней. Дед считал, что и пчелиные ужаления на пользу идут, лучше многих прививок и уколов действуют и к пчеловоду близко ни одну болезнь не подпускают!

В обед на пасеку приехал председатель колхоза. Петька в это время прочищал отверстия в дымаре, выстукивая из него сгустки горелой смолы. Увидев подводу, он очень обрадовался, но председатель был один. Он неторопливо привязал жеребца за прясло изгороди и, поздоровавшись с Петькой, как с равным, за руку, спросил:

— Скучно небось одному-то?

— Дедка чего-то долго не идет, — пожаловался Петя. — Еще вчера ушел, а вот все нету. Да и дядя Никифор в село пошел, а то бы ничего, можно…

— То-то и оно, что все ушли. Ты вот что, давай-ка сначала чай вскипятим, а потом потолкуем. У меня к тебе дело.

Петьку заинтересовало, что за дело могло быть у председателя к нему, и Петька живее обычного захлопотал у костра.

— Сейчас, дядя Яша. Чай у меня готовый, только немного.

— Давай разогреем. Разомлел я. На жнитво заезжал. Страда, видал, брат, какая вымахала, видал небось? То-то! Твоих дружков-одноклассников встретил. Они на гумне у веялок работает. Хорошо трудятся, молодцы, одним словом! Про тебя спрашивали. Что, говорят, Петька из леса на ток не идет, у нас веселее, сяк, говорю им, свое дело делает. У него работа тоже очень нужная.

Закипел чайник. Петька перенес в холодок ящик из-под искусственной вощины, разложил хлеб, поставил кружки, принес из омшаника глиняное блюдо с медом, рядом на пень приспособил.

— Ты, Петянька, не тем медом угощаешь, — по деловому застил председатель. — Качаного у нас и дома хватает. Ты бы лучше свеженького, прямо из улья достал. Я страсть люблю сотовый мед!

— Так он же, дядя Яша, и этот свежий. В нем никакой разницы нет. Только разве что качаный.

— Ну, сказывай!

Петя развел дымарь, взял пустую рамку и побежал к ульям.

Председателю, собственно, нужен был не мед. Ему просто хотелось узнать, насколько Петька разбирается в сложном пасечном хозяйстве и можно ли такому неказистому пареньку доверить в такое горячее время пасеку, хотя и ненадолго.

Петька и не подозревал, что сдает своеобразный экзамен, но выдержал его блестяще. Почти в одних трусах и майке, не надев даже лицевую сетку, он неторопливо снял с улья, задернул холстик и, пустив вскользь по гнезду несколько кубов пухлого белого дыма, вынул увесистую, густо облепленную пчелами рамку. Ловким ударом по верхнему бруску сбил пчел обратно в гнездо и, поставив в освободившееся место пустую улей. Все это он проделал быстро, но без лишней суеты, выдержкой опытного пчеловода. Все движения его были точными, будто заранее рассчитанными. Председатель удивился.

— Молодец! Чисто работаешь, ничего не скажешь.

За чаем он сразу же приступил к деловому разговору.

Прошло три дня. Забота о пчелах лежала на Петьке, но по-настоящему он почувствовал это только сегодня. Перед вечером, отмечая в пасечном дневнике погоду и работу пчел, он удивился: с контрольного улья оставался без изменения. Не поверив, он щелкнул весами еще раз, но результат был тот же. Это озадачило Петьку. Взяток кончиться еще не мог. Правда, зеленовато-желтые ветки липы уже почти осыпались, но за лесом, совсем недалеко, цвела гречиха, а в лесу цвел вереск, крушина ломкая… Вчера дневная прибыль нектара доходила до четырех килограммов, а сегодня Петька вспомнил, что пчелы весь день кружились на липе, но она уже обессилела, отцвела… Так вот почему нет прибыли! Пчелы не могут отвыкнуть от сильного медоноса. Он знал, что это может продлиться до тех пор, пока в ульях не выветрится запах липового нектара. Нужно что-то сделать, иначе пчелы несколько дней останутся без работы, пока не переключатся на новый медонос. Петька не мог вспомнить, что делал в таких случаях дед. Тогда он достал с полки замазанную воском и пчелиным клеем — прополисом дедову книгу по пчеловодству. Но в разделе «Главный медосбор» о подобном ничего не говорилось. Это еще больше расстроило Петьку. Он хотел уже бросить книжку и пойти на соседнюю пасеку за советом, как неожиданно напал на статью о подкормке пчел сахарным сиропом и прочитал ее. В ней говорилось о дрессировке пчел на любые растения. Петька решил этим воспользоваться и, рассказав обо всем Никифору, стал собираться в село.

— Не дадут, поди, сахару, — почесал затылок Никифор и посоветовал: — Ты лучше из меда как-нибудь сделай.

— Из меда не выйдет, дядя Никифор. Мед имеет свой запах, а у сахара запаха нет. Мы сварим сироп с гречневым цветом, у нас получится что-то вроде гречневого нектара, дадим его в ульи, он и перебьет запах липы. Пчелы тогда сразу же пойдут на гречу. Если сегодня за ночь все сделаем как надо — завтра утром вся пасека вылетит на гречневое поле. Так взяток и пойдет у нас без перерыва.

— Ну что ж, валяй. Только скажи председателю, что по книжке, мол, действуешь, а книжка не бабушка, не соврет. Так и скажи, а то вполне даже может не дать…

Солнце стояло низко над лесом и почти касалось его острых вершин, когда Петька подошел к Соловьиному долу. За долом начиналось село. Слышно было, как мычали коровы, хлопали калитки, а за огородами чей-то голос звал:

— Ве-чор-ка, Ве-чор-ка, Вечор…

На дне дола, где бежал холодный родниковый ручей, ребятишки строили плотину. Вокруг «строительства» валялись щепки, камни, половинки кирпичей и множество других, не менее «ценных» материалов.

Пятилетний брат Петьки — Вовка, по-видимому, изображал экскаватор, старательно урчал, копая щепкой песок. Накопав горку, он брал песок в пригоршню и, держа руки вытянутыми, как ковш экскаватора, сквозь пальцы цедил в «самосвал».