— Серж, я не знаю, как это произошло, — попыталась она объяснить не только мужу, но и себе то, чего не понимала. — Клянусь вам. Я просто гуляла по саду. Я вспоминала, как в прошлом году вы… И увидела вас там, на тропинке. Вы окликнули меня… — Катрин все же решилась поднять глаза и упрямо проговорила: — Там не было короля, там были вы.

Серж подошел к жене, не отрывая от нее взгляда. Как завороженный, он прошептал:

— Говорите же еще, мадам.

— Что? — удивленно спросила она.

— Говорите что-нибудь, Катрин, — зловеще шептал Серж. — Ваш голос подобен яду, проникающему под кожу. Ваши слова — будто лезвия, разрезающие сердце. Но ложь из ваших уст сладка и желанна. Она и убивает незаметно.

— Вы не верите мне, — обреченно пробормотала маркиза. — А я не знаю, как доказать вам, что это правда, — Катрин подошла к нему ближе и обвила его шею руками. — Серж, я не лгу вам. Я не смогла бы солгать вам.

— Нет, вы не лжете, мой ангел, — шепнул он в ее губы, — вы не лжете. Не может лгать та, для которой не существует правды.

Он резко дернулся, отцепил ее тонкие руки от своей шеи, чувствуя, как внутри все рвется к ней, но безжалостно подавляя это чувство. Отступил на шаг, поднял с земли свой плащ, перекинул его через руку и холодно бросил:

— Довольно, мадам! Хотя бы перед собой признайте. Вы целовали короля. И я никогда не поверю даже в то, что он заставил вас. Вы сами целовали короля.

— Там были вы! — выкрикнула она ему в лицо и тяжело вздохнула. — Вы. Я ни в чем не виновата перед вами.

— Вы ни в чем не виноваты передо мной. Когда вы повторите это в сотый раз, быть может, и сами поверите. Я поверить не могу. Теперь мне и слов не довольно.

Он манерно поклонился и помчался прочь, не в силах более смотреть на нее.

Катрин закуталась в плащ и подошла к старой липе. Прижавшись к ней спиной, она закинула голову и смотрела сквозь голые ветви, как тучи скрывают еще недавно яркое солнце. Прикрыла глаза. Слов ему не довольно… А чего ему будет довольно? Ее жизни? В голове вяло ворочались редкие мысли. И среди прочего так привычно вспомнилось о монастыре. Стоило уехать туда еще в прошлом году, как она и намеревалась. И ничего бы этого не было. Ничего бы совсем не было…

С глухим стуком опустился тяжелый засов. Мари обессиленно прислонилась к двери и закрыла глаза. Хоть раз за этот последний год ей приходилось запираться? Нет, Господи. Глупость какая! Нелепость. Супружеская спальня короля и королевы Трезмона. Комната, в которой они оказались, когда перенеслись в двенадцатый век из двадцать первого. И обстоятельства этого перемещения вспомнились ей, будто это случилось вчера. Каменный потолок. Красный балдахин. И луч солнца из окна, отражавшийся на них. Комната, в которой было столько счастья. И которая стала ее убежищем от странного мира за стенами замка. А еще комната, в которой она, как нигде до того, чувствовала свое одиночество.

Королева, оставленная королем.

Глупость не то, что она заперлась. Глупостью было считать, что он никого не завел себе за это время!

Интересно, а безумная графиня Дюша, о которой болтала Барбара, успела подарить ребенка Александру де Наве до того, как ее заперли в монастыре? Его тоже уморили, как и ее? Это судьба брошенных жен в странном и мрачном мире, куда ее забросило?

Мари рассмеялась, вздрогнула от звука собственного смеха и дернула головой, отгоняя морок. Сил не было совсем. Она медленно опустилась на пол и горько заплакала. Ее жизнь, казавшаяся, несмотря ни на что, удивительной волшебной сказкой, разбилась. Любви короля хватило на год. И что делать теперь, Мари не знала.

Неожиданно дверь ухнула, и Мари в ужасе уставилась на нее.

— Мари! Мари, отвори! — донесся из коридора голос супруга. — Пожалуйста.

Следом раздался нетерпеливый стук.

Королева неуклюже поднялась и, тяжело переваливаясь с ноги на ногу, будто еще вчера не она легко носилась по замку, бросилась на другой конец комнаты. Их разделяла дверь. Дверь, разность воспитания и его поцелуй с другой женщиной.

Задыхаясь от рыданий, подступивших к горлу, она не могла и не хотела отвечать.

— Мари, — снова позвал он. — Прошу тебя. Нам нужно поговорить. Я все объясню.

Он замолчал. Как можно объяснить то, чему нет объяснения? Но он любит ее, а она любит его. Разве этого мало, чтобы понять?

— Мари, — Мишель оперся на дверь, слушая, что происходит в спальне. — Все не так, как ты увидела. Маркиза, она… Я не понимаю, откуда она взялась. Я бы никогда пальцем к ней не притронулся в здравом уме, слышишь? Мари… открой…

— Это обо мне слуги говорят, что я сумасшедшая! — выкрикнула Мари и тут же закрыла ладонью свой рот.

— Неправда! Ты добрая, милая, нежная. Мари, я люблю тебя.

— Убирайся!

— Я выломаю это чертову дверь, если ты сейчас же не отопрешь! — Мишель с размаху ударил кулаком по доскам.

От стука она вздрогнула и обхватила себя руками. Это было невыносимо. Невыносимо слышать его голос. Невыносимо знать, что он там, совсем рядом. Невыносимо знать, что он ей лжет. Сбежать бы от всего этого… Сбежать бы, да некуда. Некуда… Но ведь она и пришла сюда почти из ниоткуда. Мари подняла голову и снова посмотрела на дверь.

— Дядя Маг! — тихонько позвала она, думая, что, и вправду, совсем рехнулась.

За дверью, рядом Мишель опустился на пол, заставив себя успокоиться.

— Мари, прости меня. Мне никто не нужен, кроме тебя. Я люблю тебя. И нашего сына. Ты должна мне верить, — говорил он и снова прислушивался. — Ты слышишь меня? Мари, только не молчи.

Она всхлипнула и блуждающим взглядом окинула красный балдахин кровати, потом перевела его на окно. День был такой же солнечный, как и тот, когда она очутилась в этом замке.

— Дядя Маг! — крикнула она.

Дядя Маг? Ему послышалось… Дядя Маг?!

Его Величество вскочил на ноги и стал стучать со всей силой, на которую был способен.

— Мари, отвори! Зачем тебе Маглор Форжерон! Перестань, успокойся! Мари!

А проклятая дверь даже не шелохнулась от ударов королевских кулаков. И только эхо разносило грохот по коридору.

— Великий магистр Маглор Форжерон! — закричала Мари, стараясь перекричать грохот. — Я же знаю, что ты меня слышишь!

— Слышу, — донеслось до нее откуда-то из угла.

Королева оглянулась. Великий магистр преспокойно сидел в кресле, в котором, бывало, любил сиживать Мишель. Прежде, когда он еще любил ее, она устраивалась у него на коленях. Они целовались до тех пор, пока не начинали пьянеть от поцелуев. А потом он относил ее в постель. Воспоминание дернулось в ней испуганной птицей и полетело прочь, как если бы она потрясла ветку, на которой сидела эта птица.

— Я хочу домой, — всхлипнула Мари. — Отправь меня домой!

— Здесь твой дом, Мари, — меж тем, говорил маг.

— Нет. Я здесь чужая, — прошептала Мари. — Ты ведь видел? Ты ведь все видел?

Маглор Форжерон лишь покачал головой.

— Я видел только то, что видели мои глаза, дорогая.

— И этого довольно, — торопливо заговорила королева. — Я хочу назад. В Париж. Я не могу здесь. Ты же видишь, что я здесь лишь потому, что меня любил Мишель. Теперь он меня не любит. Так верни меня назад.

Сердце ее колотилось в груди, а в глазах застыли боль и мольба. Великий магистр тяжело вздохнул и еще сильнее нахмурился.

— Если я верну тебя назад, то обратной дороги не будет. Ты навсегда останешься там.

— Пусть.

— Ты никогда больше не увидишь Мишеля де Наве, но перед твоими глазами всегда будет его сын.

— Или дочь, — упрямо мотнула головой Мари. — Пусть.

— И ты не пожалеешь об этом?

Мари вскинула на него полные слез глаза. Да сколько же еще будет длиться эта пытка? Она пожалеет. Пожалеет в тот же день и час, как окажется дома. Но если останется здесь, то ей придется жалеть каждый день и час о том, что она привязала к себе человека, который ее не любит. Существует лишь эта проклятая королевская честь, которую он так чтит!

— Мари, ты обречена любить его всю жизнь и даже больше.