— Я не вернусь в вашу комнату, Ваша Светлость, — бесстрастно ответила Катрин. — Я не вернусь в ваш маркизат. Отныне мне нет места там, где вы.

Руки его обессиленно свесились вдоль тела. Он отступил от нее на шаг. И этот шаг превратился в тысячи лье, разделявшие их. Катрин, в который уж раз, потянулась к его ладони и вновь одернула руку. Ее собственный муж больше не принадлежал ей. Он больше в ней не нуждался. Даже поцелуи ей приходится воровать, как когда-то.

Дрожащими руками, от чего движением вышло неловким, она накинула на голову капюшон и, ничего не замечая вокруг, побрела по коридору прочь. А маркиз, привалившись к стене, пустым взглядом смотрел ей вслед. Все кончено. Любовь умирает? Неужели любовь умирает?

23 декабря 2015 года, Париж

— И вообще! — бушевала Ее Величество королева Мари посреди собственной кухни, сжимая в руках тарелку. — Зачем ты притащил меня в свой Трезмон? А? Если не любил! Если у тебя была невеста! Если у вас с ней так ничего и не закончилось! Зачем? Поиграл и выбросил? И нужен тебе от меня только наследник, да? Так вот это мой ребенок! Я подам на развод и нашу дочь не отдам! А сыновей пусть тебе твоя маркиза Катрин рожает!

И для большего эффекта она подкрепила свои слова тем, что с громким стуком поставила тарелку на стол. И на той немедленно появилась трещина.

Почему-то именно эта трещина отделила благоразумие и сдержанность короля Трезмонского от гнева, захватившего его всего целиком — от мыслей до поступков. Он схватил треснувшую тарелку и запустил в ближайшую стену. Под шорох рассыпающихся осколков он заорал:

— С маркизой Катрин у нас ничего не начиналось. Потому не могло не закончиться! Мой отец хотел объединить наши земли. Это все. А я ни с кем не играл и никого не выбрасывал! Да! Мне нужен наш ребенок! И мне нужна ты! Что здесь непонятного? За каким чертом я бы снова решил оказаться в твоем проклятом времени, если бы не ты?

— Тогда я помогу тебе вернуться в твое! Непроклятое! И мы оба забудем обо всем произошедшем как о страшном сне! Будто ничего и не было!

— Ты вернешься со мной!

— О нет, дорогой! Я останусь в своем времени, проклятом, где ни один человек не слышал про королевство Трезмон, и где меня сочли бы сумасшедшей, если бы я рассказала обо всем случившемся! Судьба у меня такая, казаться помешанной!

— Никто тебя не считает помешанной! Ты слушаешь всякую чепуху, которую говорит тебе Барбара! Нет, я ее точно выгоню!

— Не смей выгонять Барбару! Иначе вы все в вашем королевстве умрете с голоду! Кухарка не виновата в том, что тебе со мной плохо!

— Барбара виновата в том, что тебе со мной плохо! А кухарку одолжу у маркизы де Конфьян!

— Да мне никогда не было плохо с тобой, болван! Это не я целовалась с маркизой!

— Я не знаю, не зна-ю, почему там оказалась маркиза, — выкрикнул Мишель и замолчал, тяжело дыша.

Мари молча взяла еще одну тарелку и со всего размаху разбила ее о стол.

И в этот момент в замке повернулся ключ. Дверь открылась, и на пороге показался… Алекс Романи.

Он озадаченно посмотрел на присутствующих в комнате, будто страшно удивлен их видеть. И бодро сказал:

— Привет, Принцесса. Ты что, вернулась?

— Вернулась! — хмуро рявкнула Мари и потянулась за следующей тарелкой.

— Не вернулась, — прорычал Мишель и отобрал у нее посуду. Кивнув в сторону незваного гостя, спросил: — Это еще кто?

— Мой бывший. Ты его, кстати, видел уже. И собирался вызвать на поединок.

— И что он здесь делает сейчас? Пришел выразить согласие принять вызов? — Мишель мрачно посмотрел на Алекса.

— Ты зачем приперся? — хмуро спросила Мари у притихшего режиссера.

— Я у тебя… органайзер забыл… ну и так, по мелочам. У меня… ключи остались… Слушай, ты что? Беременная?

Алекс изумленно оглядывал ее фигуру.

— Что он у тебя забыл? — сдвинув брови, спросил Его Величество у жены.

— Он же сказал! Органайзер! Ты глухой?

— Мари, когда ты успела? — продолжал лопотать Алекс. — Месяц назад ничего же не было? Не было же?

— Я не глухой! Я прекрасно слышу! Так чего не было месяц назад?! Что вообще все это значит? — снова сорвался на крик Мишель.

Мари закатила глаза и сердито заявила:

— Сегодня двадцать третье декабря две тысячи пятнадцатого года. В последний раз он видел меня меньше месяца назад. Согласись, с тех пор я несколько изменилась.

— Мари… — Алекс решился подойти поближе. — Мари, скажи честно. Я — отец?

Ответом ему послужил удар в челюсть.

— Мишель! — воскликнула Мари, бросившись к Алексу. — Ты с ума сошел!

Между тем, «пострадавший», держась за ушибленную скулу, изумленно смотрел на обоих:

— Да что здесь вообще происходит?! — взгляд его вернулся к Мари. — Ты из-за этого исчезла, да? Ты не хотела мне ничего говорить? Да? Все из-за Вивьен Лиз?

— Так из-за чего ты исчезла, Мари? — спросил Мишель. — Мне тоже будет интересно послушать.

Мари задохнулась от возмущения. Окажись в ее руках тарелка, она бы не разбила ее, а запустила в Мишеля. Но тарелки не было. Вместо этого она отдернула руку от Алекса, шагнула к своему… мужу. И, замахнувшись, влепила ему пощечину.

Мишель потер щеку, глядя Мари прямо в глаза.

— Он может забрать свои вещи и уйти отсюда как можно скорее? — спросил он, недвусмысленно подразумевая Алекса.

Мари покосилась на своего бывшего.

— Он может? — протянула она.

— Нам нужно поговорить! — возмутился тот.

— Вам не нужно говорить! — руки Мишеля снова сжались в кулаки.

Не отрывая взгляда от лица своего мужа, Мари проговорила:

— Алекс, пожалуйста, забери то, зачем пришел, и уходи. Мы обязательно поговорим. На работе. Я возвращаюсь после Рождества.

— Рождество мы будем встречать дома. Втроем, — негромко проговорил Его Величество.

— Не будем! — огрызнулась Мари. — Как ты, вообще, себе это представляешь после… после… Как?

— Будем! — он приблизился к ней и крепко взял за руку. — И я хорошо представляю, как… Барбара, которую я ради тебя оставлю в замке, приготовит ужин. Я обещаю тебе его съесть. А ты позволишь мне исправить то, что случилось.

— Мари, а кто это вообще такой? — поинтересовался Алекс. — И какого хрена он в моих брюках?

Его Величество с большим сожалением отпустил руку жены и подошел к Романи.

— Желаете поединок, мессир? — спросил он холодно.

— Чего? — приподнял бровь «мессир».

— Прости, Мари, — буркнул Мишель, и челюсть Алекса снова пострадала от тяжелого королевского кулака.

Второй удар «уронил» режиссера на пол.

— Мишель, прекрати! — воскликнула Ее Величество. — Алекс, уйди, пожалуйста, мы поговорим позже! Я все верну тебе в офисе!

Де Наве обернулся к жене, слегка пожал плечами и отошел от поднимающегося Алекса.

По дороге к двери Романи продолжал что-то бубнить про ребенка, про то, что Лиз была ошибкой, и что им обязательно надо поговорить. А когда Мари, захлопнув за ним дверь, вернулась в комнату, она сердито заявила своему мужу:

— Какой ты рыцарь? Ты дикарь!

— Я твой муж. И этого уже не изменишь.

— Считай, что мы развелись!

Мари села на диван и, схватив лэптоп, отгородилась им от него. И от всего мира заодно.

Мишель сердито глянул на нее и, расположившись на другом краю дивана, включил телевизор, вспомнив, как вчера это сделала Мари. Что показывали в этом чертовом ящике, он не понимал. Он продолжал поглядывать на жену и сердиться.

Они не знали, сколько просидели вот так. То ли несколько минут, то ли несколько часов. Они ужасно злились друг на друга. И вместе с тем… это был один из тех вечеров, когда они были вместе. Все равно, как если бы она устроилась у него на коленях — сердитая, недовольная… А он мирился бы с ней, целуя ее.

Такого никогда не было в их жизни. И вместе с тем было что-то удивительно знакомое в этом вечере.

Она думала об этом. Гнала от себя эти мысли. И была совершенно уверена в главном — он ее любил. И она его любила. Как просто.