Задумчиво слушая Петрунеля, Мишель с ужасом представлял произошедшее. И как скоро все это случится. И как близко случившееся от его Трезмона. И как он может что-то изменить. Если может.

— Начинает смеркаться, — наконец сказал он мэтру. — Возможно, камень скоро явит себя.

— То есть представление вам поднадоело? — усмехнулся Петрунель. Щелкнул пальцами, и туристическая группа развеялась, будто ее и не было. Остались только следы на снегу.

— Куда вы их дели? — тихо спросила Мари.

— Они в аэропортах своих городов. Рейсы отменили из-за нелетной погоды. Их здесь и не было.

24 декабря 1186 года, Трезмонский замок

Нет, не были обитатели замка короля Трезмонского приветливы с братом Ницетасом. А едва прознали, что собрался он увезти брата Паулюса в святую обитель, так и вовсе ополчились против него. Кухарка отказалась подавать ему на обед телятину, выдав лишь тарелку похлебки, довольно пресной на вкус, какой кормят только слуг. И совсем постной. А молодой организм брата Ницетаса просил еды пусть простой, но сытной.

Вина старая Барбара не дала ему вовсе.

«Завтра праздник, завтра и получишь свое вино, как только брат Паулюс проведет рождественскую службу!» — объявила она во всеуслышание. И возражать возможным не представилось. Все эти люди скорее пропустят службу, чем придут не к любимому своему святому брату.

Шарль-мясник отказался помочь с заготовками солонины для аббатства. Это стало страшным ударом для брата Ницетаса. Ведь он так рассчитывал договориться с Шарлем об этом и уже растрепал в Вайссенкройце, что непременно найдет со старым мясником общий язык.

Конюший не согласился выполнить поручение подготовить клячу для брата Паулюса, которую выпрашивал брат Ницетас, чтобы забрать того с собой.

«Будете вы гореть с ним в аду!» — огрызнулся бедный монах и поплелся на кухню.

Причина же всех его бед, святой брат Паулюс сидел там в одиночестве, пил вино из глубокой чаши и глядел на него в упор.

Растерялся бы брат Ницетас от такого взгляда, если бы не был уверен в том, что истинный Бог — с ним. Потому, достойно выдержав взгляд брата Паулюса, прошел он в кухню и сел напротив.

— Это все только во благо твоей бессмертной души, Паулюс Бабенбергский! — объявил брат Ницетас, с тоской глядя на кувшин с вином.

— С чего ты это вдруг так озаботился моей бессмертной душой? — хмуро спросил его Паулюс. — Славы земной ищешь? Мечтаешь попасть в тесную компанию святых?

Он отхлебнул вина из чаши и, заметив тоскливый взгляд собрата, добавил:

— Знатное вино! Получше, чем у брата Ансельма, ей богу!

Брат Ницетас шумно сглотнул подступившую слюну и бросился в бой, самый праведный бой, какой можно себе представить — бой за душу заблудшего монаха.

— Что ж, я не враг тебе, брат Паулюс! Вовсе не враг! Но столь долго живя в отдалении от святой обители, ты позабыл, кто ты и где твое место. А место твое, добрый мой брат, это вера в Господа Бога нашего. Я всего лишь должен напомнить тебе об этом. Не стану спорить, — замахал он руками, — привидение твое очень красивое. И всякого введет во искушение. Тем скорее ты должен отбыть в обитель, чтобы не успел грех корни пустить в твоей душе! Только о том и прошу тебя!

Паулюс ничего не ответил на душеспасительную речь Ницетаса. Он лишь сделал еще один глоток из чаши, по-прежнему не отводя взгляда от разглагольствующего монаха.

— Пробовал ли ты для усмирения плоти носить вериги, брат Паулюс? — предпринял новую попытку брат Ницетас.

Паулюс вздохнул, допил вино и встал из-за стола. Лиз права, у них проблемы. Дыру они так и не нашли. Этот полоумный, похоже, решил взяться за его бессмертную душу всерьез. В одиночку им не справиться. А еще есть юный маркиз, который не дает ни минуты покоя и возможности всерьез подумать.

В размышлениях о суровых испытаниях, уготованным им судьбой, Паулюс двинулся из кухни. Но в самых дверях он столкнулся с почтенной Барбарой, пребывавшей в самом романтичном настроении в преддверии собственной свадьбы.

— Ах, вот вы где, бездельники! — пробасила невеста. — Ступайте кто-нибудь к кормилице Его Светлости! Второй день Генриетта молит об исповеди. Не иначе совсем плоха бедняжка! Брат Ницетас! Что ж ты сидишь! Там душа непрощенная чуть ли не отлетает!

Брат Ницетас подскочил на ноги и, подобрав скапулярий, бросился вон из кухни, крикнув напоследок:

— Господь милосердный, благодарю за то, что не оставляешь меня без дела моего!

— Чисто юродивый! — бросила ему вслед старая Барбара.

— И впрямь чудной, — подтвердил Паулюс и улыбнулся кухарке: — Только мне от этого чудного, похоже, беды одни на голову будут. А ты ведь предупреждала…

— Лиз твоя все мне рассказала, — доверительно шепнула кухарка.

Разговор между ней и Лиз состоялся в тот момент, когда кухарка зашла проведать Его Светлость и нашла привидение, которое, как догадывалась Барбара, никакое не привидение, ревущей в унисон с юным маркизом.

Не выдержало размягченное личным счастьем большое и доброе сердце старой Барбары, и сказала она привидению:

«Что ж ты, девонька?»

А девонька шмыгнула носом и проревела:

«Как же я буду без него, Барбара?»

И поведала ей историю о том, как встретились они в дальних странах, да так и не смогли уже расстаться.

— Любишь ее? — спросила она брата Паулюса.

Паулюс от удивления открыл рот и потерял дар речи. На время. А собравшись с мыслями, заикаясь, пробормотал:

— Лю… люблю!

Барбара только кивнула, будто и не ожидала иного ответа:

— Не даст он вам, ирод, жизни! Бежать вам надо!

— Куда только? — все-таки загоревшись идеей, живо спросил Паулюс. — Коней можно и на конюшне одолжить, да вот… обстоятельство тут есть одно…

Лиз говорила, что «портал» обязательно где-то в кухне. Если они сейчас убегут, то могут уже никогда не вернуться в образцовый Париж. А Паулюс теперь был совершенно уверен, что им необходимо вернуться. Лиз здесь грозили ужасные опасности.

— Я должен посоветоваться с Лиз.

— Ах, молодость, молодость, — довольная, проворчала Барбара. — Посоветуешься, когда окажешься подальше отсюда! Кузина Никталь перед тем, как исчезнуть в болотах, передала мне несколько рецептов своих зелий. Подпоим брата Ницетаса, подсунем ему нашу Полин — он ей очень уж понравился. А он ведь тоже молод и горяч, хоть и хочет прослыть святошей. Коней вам Филипп выдаст самых лучших. Его Величество, конечно, рассердится, но, когда узнает, по какому делу, так возражать не станет. Переночуете на постоялом дворе «Ржавая подкова» — Шарль сопроводит вас туда под видом купцов, он доставляет туда солонину, и вас доставит, а после убежите куда подальше. Да хоть в Париж!

Он бы и рад подальше, да только из «Ржавой подковы» они туда точно не попадут.

— Хорошо, Барбара, — согласился Паулюс. — Ты славно все придумала. Не зря говорят, что у тебя большое и доброе сердце. Спасибо тебе.

Он расцеловал ее в обе щеки.

— А коней мы потом обязательно обратно пришлем Его Величеству. Передай, пусть не беспокоится. Жаль вот со Скрибом я так и не повидался. И куда его нелегкая понесла в такую погоду?

— Как куда? — удивилась растроганная Барбара, утирая скупую слезу. — В Святую землю. Больше ведь некуда. Жена-то его ему неверна. Ступай и ты собирайся! Генриетта долго не протянет — актриса из нее никудышная, а идет она на поправку полным ходом. Долго брат Ницетас у нее не задержится. Ну да уж я в благодарность за его заботу угощу его лучшим своим медом!

24 декабря 2015 года, Монсегюр

Ей совсем ничего не было видно. Валивший снег залеплял глаза. Тяжелые тучи скрывали и луну, и звезды. Она чувствовала только руку своего мужа и только ветер, бьющий в лицо. Ей не было страшно, но мучительно тягостное чувство поселилось в ней в тот момент, когда они остались одни с Петрунелем в этот вечер. И самое ужасное — усталость от этого бесконечного сумасшедшего дня. Впрочем… она сама была виновата. Потому что нечего сбегать всякий раз, когда муж целует другую женщину. Имея таких родственников, можно предполагать, что глаза лгут ей.