— Да уж, главное, что не забыли дульцимер, — хохотнул Серж. — Я вчера весьма неловко позабыл его в саду. Цел он хотя бы?

Он отошел от окна, возле которого забавлялся, слушая перебранку конюшего и конюха.

Удивительным было это утро. Спокойным и тихим. Потому что на душе его было спокойно и тихо. У него, как и неделю назад, была жена, которую он любил до самозабвения. Был сын, без которого он не мыслил своей жизни. И был его дом, куда он стремился всеми силами души. Все остальное вдруг сделалось совсем неважным.

Он поймал ладонь Катрин и нежно прикоснулся к ней губами.

— Вы же знаете, — тихо проговорил маркиз, — то был мой любимый дульцимер. Второго такого нет во всем королевстве.

— Я знаю, — улыбнулась маркиза, — потому велела, чтобы его отыскали в саду.

Она неотрывно следила за Сержем, словно боялась, что, как только она перестанет смотреть на него, он исчезнет. Или она проснется. Катрин все еще не верила до конца ни в то, что произошло три дня назад, ни в то, что все это оставлено в прошлом.

Но он только покачал головой, будто раздумывал о чем-то. А потом сказал:

— Я позабыл о том, что мы собирались посетить местного ювелира. А теперь совсем уже нет времени.

Серж достал из кошелька, висевшего на поясе, крошечный кожаный мешочек и повертел в руках.

— Это должно было стать довеском к рождественскому подарку. Но… Выходит, что это подарок.

Развязал шнурок на мешочке и высыпал себе на ладонь небольшую серебряную брошь с изображением розы. Работа казалась несколько грубой, но что-то неуловимо прекрасное было в этой незатейливой вещице.

— Мне она досталась от матери. Она надела ее на меня в день моего отъезда в святую обитель, когда волей отца я должен был стать монахом. Это был знак ее любви ко мне. Теперь же я хочу, чтобы это было знаком моей любви к вам.

Катрин взяла из его ладони брошь и с замиранием сердца рассматривала ее. Этот простой подарок взволновал маркизу до глубины души. Она почувствовала, как слезы набегают на глаза.

— Я всегда буду носить эту брошь. И так ваша любовь всегда будет со мной, — не желая омрачать праздник своими слезами, Катрин спрятала лицо на груди мужа и глухо проговорила: — Свой же подарок вы получите только дома.

— В таком случае мне не терпится поскорее туда отправиться, — усмехнулся маркиз, взял Катрин под руку и направился прочь из комнаты. — Если, конечно, королевский конюший в состоянии решить вопрос относительно лошадей. Что-то я уж больше часа наблюдаю за его потугами. А еще даже сундуки не разместили. Любовь моя, мы ехали всего на несколько дней, что во всех этих сундуках? Неужели все это пригодилось?

— Это могло бы пригодиться, если бы… — маркиза запнулась на мгновение, — если бы вы и я не отправились в непредвиденное путешествие.

Они вышли во двор, и наблюдая, как слуги пытаются взгромоздить один из сундуков в сани, Катрин сказала:

— Но, право. Прикажите все это оставить. Мне ничего не нужно, кроме вас и сына.

— Нет уж! — снова рассмеялся Серж. — Здесь ничего моего не останется!

Он всучил ей свои рукавицы и отправился помогать слугам тащить следующий сундук.

Прижав рукавицы мужа к щекам, Катрин восторженно смотрела, как легко у Сержа получилось все устроить. То, что не успели сделать за час, было сделано в самый короткий срок. И теперь они могут, наконец, отправиться домой.

— Филипп, — сказал маркиз де Конфьян, намеренно не замечая конюшего, но обращаясь к конюху, — прошу, как только станет известно, как Игнис, вели переправить его в Конфьян. Боюсь, бедное животное нескоро еще сможет выдержать долгую дорогу. А до Трезмонского замка из «Ржавой подковы» ближе, чем из маркизата. Сделаешь?

— Как прикажете, Ваша Светлость, — радостно заулыбался конюх, только год назад провожавший печального трубадура домой. — Коли чего, Его Величество король Мишель меня отпустит, чтобы сослужить вам службу.

Ни единый мускул на лице маркиза де Конфьяна не дрогнул при имени короля, он сумел совладать с собой.

— Тем более, если отпустит, — как ни в чем не бывало, буркнул Серж. — Главное, чтобы сам без предупреждения не являлся.

— Отпустит, отпустит… — раздалось за спиной маркиза. — Доброе утро! — поприветствовал Его Величество маркиза и его супругу. — Уезжаете уже?

Серж резко обернулся. Король и королева рука об руку стояли посреди замкового двора и выглядели торжественными и спокойными. Бровь маркиза дернулась, а губы искривились в ироничной улыбке.

— Уезжаем, — коротко ответил он и, не желая продолжать, посмотрел на Катрин. — Немедленно зовите Генриетту. Где она бродит с нашим сыном? Филипп, веди Инцитата!

— Генриетта здесь, мессир, — откликнулась Катрин, испытывая неловкость от присутствия хозяев замка. Было бы гораздо лучше, если бы они смогли уехать, не повидавшись с де Наве. Из дома можно было бы отправить записку с извинениями.

— Маркиз! Подождите еще пять минут. Это важно, поверьте! — сказал Мишель.

Серж снова бросил взгляд на руки короля и королевы. Ее Величество, стоявшая возле него бок о бок в том проклятом саду в то проклятое утро, казалось, была совершенно довольна жизнью и мужем. Отчего-то это еще сильнее рассердило его. Он резко схватил Катрин за руку и привлек к себе.

— Времени у нас нет. Прошу простить вашего непочтительного слугу, но вам прекрасно известно — почтительностью Серж де Конфьян никогда не отличался. Более того, он скорее отличался непочтительностью. Но в этом не только вы имели возможность убедиться.

— Почтительность никогда не входила в число ваших добродетелей, — усмехнулся Мишель и посмотрел на Катрин: — Мадам, уверен, вам будет интересно узнать…

— Мы, действительно, торопимся, Ваше Величество, — не дослушав, сказала маркиза.

— Мадам, — теперь уже почти свирепо рявкнул ее супруг и указал ей на сани. — Едемте. Иначе я за себя не ручаюсь.

Катрин кивнула и, не глядя на королевскую чету, расположилась в санях.

— И еще, — продолжал маркиз, — коли Вашему Величеству будет охота снова пригласить нас, так уж не взыщите — ноги маркиза де Конфьяна не будет на этой земле. У него есть своя! Филипп! Где Инцитат?

Впрочем, Филиппа он не увидел тоже. Двор опустел — слуги разбежались, предчувствуя бурю и желая наблюдать ее откуда-то из-за угла, но не быть зримыми свидетелями.

— Вы, маркиз, перешли от непочтительности к дерзости! — терпение Мишеля было не безгранично. — Я могу и не приглашать вас в гости, но, думаю, вы не посмеете ответить отказом, ежели получите приглашение на поединок!

— Да хоть сей же час! Охотно! — отозвался маркиз и потянулся к пряжке, скрепляющей плащ, чтобы сбросить его.

— Довольно! — не выдержала королева Мари и выдернула руку из руки короля, став между двумя рассерженными мужчинами. — Довольно, мессиры, или за себя не поручусь я!

Маркиза, вновь оказавшись рядом с Сержем, перехватила его руки, не позволяя расстегнуть плащ.

— Прошу вас, Серж! Остановитесь, — быстро прошептала она.

Он замер и посмотрел на тонкие ее ладони, что были все еще припухшими и красными от заноз, попавших в них накануне. Сглотнул подступивший к горлу ком. И, наконец, не выдержал, склонился к ним и поцеловал. Нежно и с обреченностью.

— Как прикажете, моя маркиза, — коротко сказал он.

Мишель тем временем подошел к Мари и снова взял ее за руку. Слишком свежи были воспоминания о том, что произошло в Монсегюре.

— Маркиз! — вновь подала голос Мари. — Есть нечто, о чем мы можем рассказать только вам, но о чем вы непременно должны узнать, чтобы понять, что не так уж сильно мой муж заслужил ваших оплеух. И моих, кстати, тоже.

— Ваше Величество слишком добры, — отозвался Серж, уже не глядя на королеву, но глядя только в глаза своей маркизы.

Однако Катрин, оторвав свой взор от глаз мужа, с любопытством посмотрела на Ее Величество. Сердце ее забилось чаще в ожидании того, что собиралась сказать Мари.

Королева же лишь сильнее сжала ладонь короля и безмятежно продолжила: