Ужасная смерть матери была слишком ярким воспоминанием, долго преследовавшим его в сновидениях. И теперь нередко они преследовали его снова, наполняя душу ледяным холодом страха за Мари.

Чтобы не допустить ничего подобного с собственно супругой, Мишель делал все, что считал правильным, дабы избежать трагедии.

Потому он велел вдвое увеличить количество факелов во всех без исключения коридорах замка.

Потому всегда рядом с Ее Величеством находился кто-нибудь из слуг, если он сам не мог сопровождать ее. Это делалось, однако, в строжайшей тайне. Мишель знал, что Мари не одобрит эту его выходку, сочтя его заботу чрезмерной и суеверной.

Если бы и все остальное можно было скрыть от нее. Случилось так, что многовековые семейные предания, тревога за Мари, два трактата по медицине, изученных самым тщательным образом, и долгая беседа с доктором Андреасом, которую тот затеял, едва прознал о положении Ее Величества, заставили Мишеля отказаться от исполнения супружеского долга и терпеливо ждать счастливого дня, когда на свет появится его наследник.

Это было нелегко, но Мишель был готов на все ради возлюбленной своей королевы.

От этих тяжелых переживаний, постоянно наполнявших мысли и душу, Его Величество отвлек странный дым, валивший из угла тронной залы. Не успел Мишель всерьез обеспокоиться происходящим, как из дыма вышел его новообретенный двоюродный братец — мэтр Петрунель. Кажется, за этот год он сильно сдал, словно прошли все двадцать. На лбу его выросла огромная бородавка, плечи сгорбились, как если бы на них опустили едва ли посильную ношу. А крючковатые пальцы торчали из-под длинного черного плаща, чуть придерживая его края. Удивительно, но он теперь казался старше их с Мишелем дядюшки — Великого магистра Маглора Форжерона, будто прожил неведомо где целую жизнь и лишь теперь явился в свое настоящее время.

— Приветствую вас, дорогой братец! — объявил Петрунель, с трудом поклонившись. — Прошу простить, что не оповестил вашего герольда о своем визите. Я по-простому. На правах родственника!

И закашлялся от дыма за спиной.

— И какого черта вас принесло? — отбросив в сторону любезность, спросил Мишель. — Я хорошо помню, что не приглашал вас. Выглядите вы не самым лучшим образом, любезный. Хвораете?

Мишель расположился в кресле, разглядывая скрюченную фигуру мэтра.

— В последнее время приходилось находиться не в лучших условиях, Ваше Величество! — объявил Петрунель с довольной улыбкой, обнажив коричневые зубы, от многих из которых остались одни осколки. — Но мучения мои были вознаграждены! И я немедленно прибыл к вам, чтобы преподнести к годовщине вашей свадьбы дорогой подарок… Клянусь, это будет самый лучший подарок для вас и моей дорогой сестрицы! Кстати, где она?

Петрунель стал оглядываться по сторонам, будто, и правда, ожидал, что Мари появится в зале чудесным образом.

— Ее Величество занята приготовлениями к торжеству. А вы зря так утруждались. Мы бы не обиделись, не явись вы сегодня.

— Позвольте с вами не согласиться, сир! Семья — это очень серьезно! — назидательно заявил Петрунель, подняв указательный палец к небу. — Тем более, такая славная, как наша с вами! Во мне говорит голос крови, Ваше Величество. И не важно, что из нас двоих королевская — лишь в ваших венах.

— Вы пришли дать мне наставлений в семейной жизни? Спешу вас уверить, с этим я вполне управлюсь сам, без вашей помощи.

— Как вам будет угодно, сир! — легко махнул рукой Петрунель и подошел ближе. — И все же позвольте предложить вам мой подарок. Уверяю вас, не пожалеете!

Мишель вздохнул. Отвязаться от него все равно невозможно.

— Извольте. Только побыстрее!

Петрунель доковылял до возвышения, на котором стояли троны короля и королевы, и, запыхавшись, опустился на трон Ее Величества.

— Стало быть, слушайте, сир! — проговорил он, повернувшись к Мишелю, подавшись вперед и понизив голос так, будто боялся, что кто-то их подслушает. — Я хочу подарить вам силу и могущество, равных которым нет на земле со времен Великого Белинуса. Эта сила заключена в Санграле — волшебном камне с Горы Спасения, где возвышается замок Монсальваж. Однако камень этот может получить не всякий, но лишь тот, кому дана власть над ним. Когда Великий Белинус, хранитель Санграля, скончался, сила его и дух его перешли в камень и остались в замке до тех пор, покуда их не возьмет по праву новый Хранитель. Согласно заклятию, камень явит себя лишь рыцарю истинной крови с богом в своем имени в три самых длинных ночи третьего года грядущей эры. И этот рыцарь унесет его с собой туда, где более никто никогда не получит его. Вот именно это я и хочу подарить вам, Ваше Величество!

Мишель некоторое время изучал постаревшее лицо кузена, а потом, не сдерживаясь, громко расхохотался. Почти до слез.

— Как вам не надоест? — спросил он, когда, наконец, смог успокоиться. — Что вы все рыщете в поисках силы и могущества? Вы хотя и мэтр, а глупы до невозможности. Оставьте меня в покое с вашими подарками. Ни я, ни королева не нуждаемся в них. И встаньте с трона моей супруги.

Мэтр Петрунель с самым оскорбленным видом, на какой был способен со своей бородавкой на лбу, вскочил с трона и тут же скрючился в три погибели, хватаясь за поясницу.

— Да чтоб забрал тебя Тевтат! Чтобы разорвали малосские псы! Чтоб ужалил да забодал тебя Кернунн! — завопил он.

— Теперь вы более походите на себя, чем пытались изобразить минуту назад, — Мишель улыбался, наблюдая за своим, волею судьбы, родственником. — Надеюсь, вам больше нечего здесь делать, и вы покинете мой замок, отправившись туда, откуда явились.

— Ваше Величество! Это я не вам! Это я своей пояснице! — обиженно проговорил Петрунель. — А что до нашего дела… Так я надеюсь, что вы передумаете. Где это видано, чтобы король от могущества отказывался. Посоветуйтесь с королевой. Моя дорогая сестрица — женщина разумная!

— Конечно, разумная. Поэтому чрезвычайно удивится, почему я до сих пор не выставил вас за ворота замка, а продолжаю вести с вами бестолковый разговор, — Его Величество начинал сердиться. Выдержка никогда не входила в число его добродетелей.

— Боюсь, как бы вам, Ваше Величество, не пришлось пожалеть о том, что вы отказываетесь, — вдруг переменившись в лице, сделавшись очень серьезным, почти зловеще серьезным, сказал мэтр Петрунель. — Пророчества никогда не лгут. Лгут люди. Нельзя отказываться от тех благ, что даруют нам высшие силы. Иначе рискуешь потерять много больше. И, как знать, может быть, самое важное.

— Магистр! Я уже жалею, что трачу на вас драгоценное время, — Мишелю покуда удавалось держать себя в руках. — Я не верю в ваше бескорыстие. И предлагая мне блага, вы и сами рассчитываете на многое, не так ли? И это еще одна причина, по которой я не стану задерживать вас.

— Как вам будет угодно, дорогой брат. Как вам будет угодно! — проскрежетал Петрунель и, обдав короля клубами удушающего дыма, исчез.

Мишель помахал рукой перед собой, пытаясь развеять смрад, и пару раз кашлянул.

— Вечно от него одни неприятности, — пробормотал он себе под нос.

— От кого неприятности? — донесся до него голос Мари. Полог в углу тронной залы приподнялся, и оттуда вышла его супруга. Точнее, сперва в зал вплыл ее живот, а уже потом и она сама.

Несмотря на поздний срок беременности, королева оставалась очень подвижной. Она так и не научилась носить покрывало, потому почти всегда ее волосы свободно вились кольцами по спине. Так и теперь — черные локоны обрамляли бледное тонкое лицо с сияющими ясными синими глазами, канцоны о которых слагали придворные музыканты, желая угодить своему королю. К слову, лицо ее было перепачкано красной краской. Как и платье. И ладони. В руках она держала тряпицу, которой пыталась оттереть пальцы.

Не дожидаясь ответа супруга, она осмотрела стены тронного зала, на которых алели розы, нарисованные ею же в ожидании свадьбы год назад.

— Надо перекрасить! — заявила королева Мари. — Розы — это банально до оскомины.