— Да, — пожал плечами я. — Понимаешь, Тот — кого-нельзя-называть — вот он-то настоящий полукровка, у него мать колдунья, а отец настоящий магл. Головой, конечно, не поручусь, но по-моему, он так ненавидел маглов, что приравнял к ним и маглорожденных, дабы его не смешивали с ними. Хотя на самом деле, маглорожденные считались магами — пусть и неполноценными. — Черт, кажется, я повторяюсь.
— Грязнокровыми, — тихо сказал Поттер с горечью и обидой. Я вздохнул.
— Как с тобой трудно иногда, — заметил я. — Слушай, давай не будем ссориться. Эту иерархию не я придумал, и я от нее не в восторге, но…
— Не рассказывай сказки! — вспылил он снова. — Да слово «грязнокровка» у тебя с языка не сходило со второго курса, стоило тебе завидеть Гермиону!
— И я не горжусь этим! — крикнул я в тон ему. Меня тоже уже это достало — постоянные упреки, словно и не было прошлого года, когда я не задирал их чертову троицу! Ну хорошо, не считая Уизела… — Я повторял за отцом то, что он говорил, я говорил и думал так, как меня научили! — выкрикнул я, напрочь забыв о своем нежелании повышать голос. — Я полагался на мнение тех, кого любил и уважал, Салазар побери! А ты, Святой Поттер, неужели ты никогда не делал этого?
— Нет! — рявкнул он. — По милости таких как ты и те, «кого ты любил и уважал», у МЕНЯ не было кого любить и уважать в детстве! И не было тех, кто мог научить меня относиться к кому-то так, или иначе! И я — то научился полагаться на свое мнение, а не на чье-то!
— Да неужели!? — ядовито фыркнул я. — А не ты ли, драгоценный ты наш, все шесть лет автоматически относил всех слизеринцев в лагерь Тьмы, а? И не Хагрид ли с Дамблдором поспособствовали этому? Ладно я, я был маленьким самонадеянным дерьмом, и заслужил такое отношение, но остальные-то чем провинились? Блейз? Тео? Да та же Пэнси? Уж у нее-то ни родители, ни даже дальние родственники никоим боком Лорда не поддерживают! Ну что молчишь, Поттер?! Я не прав? Да твой рыжий приятель до сих пор так и делает, если ты не заметил — тоже, скажешь, я не прав?
— Это… Это совсем другое! — выпалил Поттер, однако лицо его было виноватым и растерянным. — Мы… М-то ведь не обзывали вас так, как вы, и не…
— Что «не»? Не считали, что таким как мы не место в школе? Что мы не заслуживаем и вашего взгляда, или доброго слова? А что до обзываний — ну да, вы не называли нас «грязнокровками» — но это было бы глупо — но скажи, неужели Уизли не пользуется словом «хорек» в отношении меня девять из десяти раз, когда вообще обо мне упоминает? Думаешь, это воспоминание — одно из самых приятных в моей жизни, и мне так весело каждый раз вспоминать те ощущения? Если хочешь знать, после этого замечательного превращения у меня была сломана правая рука и два ребра, не считая синяков! Думаешь, мне было так же смешно как и вам? — Я замолчал, и, отвернувшись, закрыл глаза, кусая губы в тщетной попытке успокоиться. Запал у меня малость поутих, и в глубине души я жалел о брошенных ему в лицо обвинениях. Скорее всего, теперь на призрачных надеждах подружиться можно смело ставить крест. Сейчас он вспомнит, что именно оттолкнуло его на первом курсе, и что заставляло его ненавидеть меня все это время, и снова меня возненавидит. Тем более теперь, когда его долг выплачен…
— Малфой… — неуверенный голос Поттера сзади. — Слушай, прости. Ты прав, а я просто слепой идиот, что не понимал этого… Мы все просто полагались на мнение старших, и не задумывались о том, что вещи иногда не такие, как кажется… Прости. Я… Я не должен был набрасываться на тебя. Мне… Мне очень жаль, что… в общем, не обижайся, а?
— Как с тобой трудно иногда, Поттер, — тихо повторил я, вздыхая. Злость моя улетучилась, и я чувствовал, как и всегда после эмоциональной вспышки, только усталость и апатию. Я посмотрел на него — на лице Гарри было написано раскаяние, смешанное с чувством вины и даже отчасти с жалостью. Я нахмурился — вот уж чего мне от него не надо! — Ладно, забудь. Я тоже наговорил лишнего.
— Да нет, — грустно усмехнулся Гарри, опуская голову. — Ты сказал правду.
Некоторое время мы сидели подальше друг от друга, отвернувшись в разные стороны, и не обращая внимания на упавшую мантию, а потом — тихий голос Поттера, на грани шепота, вывел меня из задумчивости.
— Малфой! — я обернулся через плечо, чтобы снова увидеть сожаление в его глазах, и почувствовать на плече едва ощутимое касание, такое легкое, что я решил, будто мне померещилось. — Это правда? Ты тогда действительно пострадал? Гермиона тогда сказала, что Грюм… ну, то есть лже-Грюм, что он мог тебя покалечить, но мы не придавали этому значения. Все решили, что ты отделался легким испугом. Но ведь тебя не было тогда в Больничном крыле…
— Поттер, а ты вообще часто видел Слизеринцев в Больничном крыле? — горько отозвался я. — Мы там оказываемся только тогда, когда туда отправляют с опасной травмой с урока, или с квиддичного матча. И то не всегда. Обычно слизеринцев лечит Снейп. А уж тогда… Я и так был достаточно унижен — неужели я должен был еще бежать в Больничное крыло с воплями, что меня превращали в грызуна, и теперь мне нужно лечение?
— Я не знал, — виновато сказал он, и теперь я понял, что его рука на моем плече мне не мерещится. — Я правда не знал. Мне очень жаль.
— Да при чем здесь ты, Поттер! — фыркнул я. В тот момент я готов был сказать все, что угодно, лишь бы согнать с его лица эту чертову жалость. — Я сам нарвался тогда — а впрочем, чего было ожидать от чокнутого Пожирателя, который прикидывался двинутым аврором.
— Грюм не двинутый! — воспротивился Поттер. Я закатил глаза.
— Ну естественно. Грюм не двинутый, Люпин вообще ангел во плоти, а Хагрид — кроткая балерина! Может, и Амбридж тоже оправдаешь? Хотя нет, вряд ли она состоит в Ордене Феникса.
— Откуда ты знаешь об Ордене? — напрягся Поттер.
— Поттер, я тебя умоляю! Даже первокурсники знают об Ордене. А меня он взял под свою защиту, так что…
— Так что ты мог бы проявить побольше уважения к людям, которые тебя защищают! — сердито рявкнул он, рывком отдернув руку. — Какой же ты все-таки гад, Малфой. И как я мог забыть, за что именно ненавидел тебя все это время?
Черт. Кажется, мне саданули кинжал под сердце? Нет? Тогда, боггарт подери, почему мне так больно? Я прикусил губу, и усилием воли собрал остатки своей малфоевской гордости.
— Отлично, Поттер, — почти выплюнул я, отодвигаясь от него настолько, насколько позволяла крохотная площадка. — Просто великолепно. Значит, вещи не всегда такие, как кажутся? Значит, ты думаешь, что раз уж я не на стороне Волдеморта, то обязан пятки лизать вашим Орденским? — кажется, я впервые без всякого страха назвал Темного Лорда по имени, но меня это совершенно не заботило. — Я, кажется, не настолько им обязан, чтобы пресмыкаться перед ними, и не сметь иметь собственное мнение! И вообще… — я почувствовал, как горло перехватывают непрошенные слезы, и заткнулся, мечтая об одном — только бы не разреветься, как какая-нибудь девчонка! — Да пошел ты, Поттер! — выдал я напоследок, и, отвернувшись, уселся почти на краю площадки, уставившись в темноту внизу.
Слезы все-таки полились, и я благословлял судьбу, что давным-давно научился плакать беззвучно, без всхлипов и шмыганья носом. Со стороны, не видя мокрых дорожек на моих щеках, невозможно было определить, что я плачу — я просто сидел, позволяя слезам течь по моему лицу. Поттер за моей спиной, кажется, не двигался, потом зашевелился, но не подошел, как я где-то в глубине души надеялся, и не попытался снова заговорить со мной. Ну и к Волдеморту его! Можно подумать, мне так нужна его долбанная дружба и доброе отношение! Жил без этого шесть лет, и дальше проживу!
Становилось все холоднее, по мере того, как ночь вступала в свои права. То ли я просто остывал, то ли и вправду холодало, но скоро я уже с трудом сдерживал дрожь, сидя на голых камнях, и прижавшись к каменной стене. Тонкий пуловер действительно совсем не спасал от холода, и я поминутно поеживался, обхватив себя руками, и пытаясь хоть как-то удержать оставшиеся у меня крохи тепла. Внутри меня росла обида, сродни той первой, совсем детской, после того как Поттер отказался пожать мне руку в поезде. Слезы продолжали течь, и я не вытирал их, не желая дать ему понять, что со мной происходит. Хотя, этот чурбан, наверное, вообще не обращает на меня внимания — может, он вообще уже спит!
