Темный Лорд приблизился ко мне, не глядя, протянул руку куда-то в сторону, и кто-то из Пожирателей вложил в его руку объемный кубок, в котором пузырилась знакомая зеленоватая жидкость. Именно ею ежедневно пичкал нас Лавуазье. Зелье Покорности. На какой-то момент я подумал, сколько у меня шансов попробовать выбить кубок из рук Волдеморта. А впрочем, учитывая то, как часто нас с Джинни поили этой дрянью, толку в этом не будет. Даже если удастся разлить эту порцию, наверняка у Лорда есть еще.
Тонкие белые ладони с проступающим на коже узором чешуек приблизили к моему лицу сосуд — и под обхватывающими темную от времени, но, несомненно, золотую выпуклую поверхность я разглядел старинную гравировку в виде барсука. Мне не потребовалось долго раздумывать, чтобы понять, что это значит, и что я вижу перед собой. Чаша Хельги Хаффлпафф, предпоследний оставшийся крестраж Волдеморта. Леденящий ужас затопил меня с головой, сковывая гораздо надежнее, чем крепкие руки, вцепившиеся в плечи. Когда край чаши приблизился к моим губам, я инстинктивно подался назад. Кто знает, какое воздействие может оказать зелье, выпитое из этой чаши? По легенде она и так усиливала эффект принятого напитка, а уж с душой Темного Лорда внутри… Я не хотел знать, что со мной будет, если я сейчас подчинюсь! Стану ли я его рабом — бессловесным и покорным его воле? Будет ли это похоже на Ипериус — хотя зелье Покорности не должно лишать человека рассудка?
Наверное, мой ужас явно читался на лице, что не могло не насторожить Волдеморта. Лорд опустил чашу и серьезно, испытующе посмотрел на меня, словно что-то прикидывал. Мой мысленный щит еще держался — я был уверен в этом, — но этого все-таки было недостаточно, чтобы скрыть мой испуг при виде чаши. Ни капельки не помогало даже то, что в принципе, я и не сомневался, что, в конце концов, он ее использует — и именно для этой цели…
— Любопытно… — проговорил Темный Лорд, слегка нахмурившись. — Очень любопытно. Столь сильный страх, перед зельем, которое ты не можешь не узнать, и которое тебе не раз уже пришлось пить за последние дни? Откуда он, хотел бы я знать. Ты что, знаешь, что это такое, мальчик? — длинный ноготь провел по краю чаши, а голос Волдеморта был обманчиво спокойным, но в нем прозвенели металлические нотки, и я интуитивно осознал, что моя жизнь в эту минуту висит на волоске. Заподозри он — только заподозри! — что я что-то знаю о крестражах, и мне не прожить и секунды, и не важно, что ритуал на подходе. В конце концов, найти другую влюбленную пару — не такая уж большая проблема, а вот рисковать и оставлять в живых — пусть и ненадолго, — человека, который посвящен в его тайну, Лорд не станет. Я судорожно облизнул губы, лихорадочно соображая.
— Это… Это чаша Хельги Хаффлпафф, — отозвался я, с трудом узнавая собственный голос. Мерлин, я хрипел так, словно у меня простуда, ангина, скарлатина и грипп вместе взятые! Лорд продолжал не мигая смотреть на меня, и я ощутил тяжелое, почти невыносимое давление на свой ментальный щит. Ну нет, нельзя допустить, чтобы он проник в мои мысли! Сосредоточившись, я, как мог, укрепил барьер Окклюменции, и, собрав все свои душевнее силы, с некоторым вызовом посмотрел на него. — В «Истории Хогвартса» написано, что она может усиливать эффект зелья, которое в нее налито, — проговорил я. — И преодолеть его — нельзя.
— Неужели ты все еще надеешься избежать своей участи? — с издевкой фыркнул Волдеморт, явно немного успокоенный. Я промолчал, на миг опустив глаза, словно был смущен или слегка пристыжен, а потом, не желая сдаваться, снова поднял взгляд. С кривой усмешкой, просто дико выглядевшей на его жутком змееподобном лице, Темный Лорд снова поднял чашу и поднес ее край к моим губам. — Пей, — приказал он.
Я попытался сопротивляться — отстраниться, оттолкнуть его, или хотя бы отвернуть голову — но предыдущая порция зелья Покорности еще не полностью выветрилась из моей крови, лишив меня даже того мизерного шанса на сопротивление, который оставляли удерживающие меня дюжие Пожиратели. Тусклое золото прижалось к моим губам, раздвигая их, и прохладная, кисловато-солоноватая жидкость полилась в рот. От нее пощипывало язык, как от магловской газировки, и мне показалось — хотя возможно, это были лишь игры моего расшалившегося воображения, — что она буквально заливает все мои попытки протеста, словно поток холодной воды — бушующее пламя. Когда чаша опустела и наконец-то оторвалась от моего рта, я судорожно облизнул губы, в глубине души мечтая, чтобы меня сейчас стошнило — и все усилия этого змеемордого чудища пошли насмарку. Однако мне не повезло — а возможно, зелье заведомо содержало в себе какие-то противорвотные компоненты. Впрочем, кое-какие неприятные побочные эффекты у зелья были, например появившееся у меня головокружение и слабость в ногах. Я чуть ли не повис в руках Пожирателей. Лорд несколько минут придирчиво смотрел на меня, потом кивнул, явно удовлетворенный.
— Уводите мальчишку, — сказал он, обращаясь к моим «стражам». — Вы знаете, что с ним делать. Нужно вымыть его и нанести на тело мазь, которую приготовил этот бесполезный кретин Лавуазье — надеюсь, хоть с этим он справился. Впрочем, займитесь пока омовением, этого вам должно хватить. Мальчишка будет послушен после зелья. Ритуальные рисунки на его тело я нанесу сам. Известите меня, когда все будет готово.
— Да, милорд, — подобострастно отозвался Макнейр — единственный из Пожирателей-мужчин, кто оставался в поле моей видимости. Руки на моих плечах сжались еще сильнее. Я почти не мог пошевелиться — но этого было и не нужно. Меня практически на весу подтащили к той самой «потайной» двери, из которой появились Пожирателй, и, протолкнув вперед, провели по короткому и довольно широкому коридорчику.
Коридор привел нас в просторную круглую комнату, настолько не походившую на традиционные помещения всяких подземелий, что я приоткрыл рот от удивления. По размеру она мало уступала зале «святилища» — разве что стены ее были целиком сложены из все того же красновато-желтого камня, местами прикрытого зелеными драпировками. В центре помещения, прямо в полу был устроен небольшой бассейн, выложенный плитками светлого мрамора и наполненный беловатой от температуры водой, над которой клубился пар. Впрочем, после слов Волдеморта об «омовении» это меня не удивило — скорее удивляла некоторая роскошь, с которой было оформлено помещение.
Раздеваться под пристальными взглядами Пожирателей Смерти было, мягко говоря, неприятно, но мне было некуда деваться. Отданный приказ подгонял, словно подталкивая изнутри — почти в той же степени, как вид того, как мои стражники явно угрожающе посматривают на меня в прорези своих масок. Или мне это только казалось? Поеживаясь — не от холода, в помещении было довольно тепло, благодаря согревающим чарам, — я быстро скинул одежду и скользнул в теплую воду. Бассейн был довольно глубокий, так что я сразу погрузился с головой, но не ощутил дискомфорта от холода, который обычно сопутствует резкому погружению. Температура воды была подобрана почти идеально. Вынырнув, я увидел, что Пожиратели с палочками наготове окружили бассейн, заключив его в кольцо. Мне стало не по себе от вида нацеленных на меня палочек, но мои тюремщики не предпринимали никаких действий и через некоторое время я немного расслабился. Наверное, это было что-то вроде страховки на тот случай, если мне придет в голову попытаться совершить какую-нибудь глупость, вроде попытки утопиться. Хотя, конечно, зелье запрещало мне причинять вред кому-либо, включая себя, но, как я уже успел убедиться на примере Лавуазье, все зависело от того, что именно считать вредом. В том положении, в котором я находился, я мог посчитать смерть высшим благом — и тогда попытка суицида уже не была бы расценена как «причинение вреда». Впрочем, подобные размышления могли сейчас помочь разве что в теории. Я ни за что не успею захлебнуться как следует, даже если попробую нарочно вдохнуть воду — меня в ту же секунду вытащат и откачают. Вздохнув, я подплыл к одному из бортиков, взял с него мочалку (уже привычный сетчатый пучок) и бутылочку жидкого мыла (на сей раз с ароматом яблока) и начал мыться.
