Большую часть вторника я провела в лаборатории, помогая Снейпу подготовить зелья, которые, по его мнению, могли понадобиться, если план сработает, и его призовут в Ставку. Конечно, ассистент в моем лице был ему не так уж и необходим — тем более что профессор все равно не мог взять с собой ничего сильнодействующего из боязни, что это может потревожить охранные чары. По той же причине и те зелья, которые он счел более-менее безопасными, приходилось делать слабо концентрированными. Но как бы там ни было, помощь ему была нужна не так уж сильно. На самом деле, я сама напросилась в ассистентки, — и все ради того, чтобы держаться от Гарри подальше. Я боялась, что он уже достаточно хорошо знает меня, чтобы раскусить, что я что-то задумала. Дрей бы раскусил — а при их тесной дружбе последнее время Гарри очень много от него перенял… Ну, вообще-то, если уж быть честной до конца — находиться рядом с таким мастером Легилименции тоже было не особенно безопасно для моих планов. Но Северус был чересчур на взводе, чтобы обращать внимание на мысли какой-то девчонки, пусть даже и названной сестры его крестника. Профессора целиком и полностью занимала сейчас судьба этого самого крестника, и ему было просто не до меня.
Вот так и получилось, что я даже не знала толком, как мне себя с ним вести, чтобы не сорвать свои же планы. Излишняя покладистость могла вызвать подозрения: это не в моем характере. С другой стороны — любое упоминание о том, что я хотела бы присоединиться к «боевому отряду», или хотя бы что меня не устраивает перспектива отсиживаться в сторонке, могло вызвать у него желание подстраховаться и «обезопасить» меня. Не то чтобы я действительно боялась быть обездвиженной и связанной, как он угрожал вчера. Хотя с этого гриффиндорского доброхота станется отобрать у меня палочку и посадить под замок! И, — самое обидное — при полной поддержке учителей и директора, которые, не сомневаюсь, еще и помещение для моего содержания ему обеспечат!
Мы виделись сегодня только один раз, утром, и, хвала Мерлину, не наедине — иначе, как я боялась, я уже сидела бы под замком в какой-нибудь башне. Да ему бы и ходить далеко не пришлось — в качестве моей временной камеры вполне сгодилась бы пустующая комната Гермионы, которой мы уже пользовались позавчера для того, чтобы сварить зелье.
Занятия с сегодняшнего дня по приказу Дамблдора возобновились, за исключением Защиты и Зелий, поскольку и сам директор, и профессор Снейп были слишком заняты подготовкой к предстоящей вечером эскападе. По той же причине от учебы освободили Гарри и Рона. Мне, по-хорошему, полагалось бы присутствовать на уроках — но первой парой сегодня были сдвоенные Зелья, а после обеда — ЗОТИ, так что на этот счет можно было не волноваться. А впрочем, поводов для волнения и без того хватало, один весомее другого…
Как я и ожидала, зелья пришлось готовить самые разнообразные — от очищающих до защитных, и наоборот, отравляющих, — да еще и в таких количествах, чтобы обеспечить ими весь «ударный отряд». Большинство зелий было мне знакомо — что-то подобное не раз приходилось варить на уроке. Однако в процессе мне довелось лишний раз убедиться в нервозности профессора Снейпа. Нет, у него не дрожали руки, и он не сбивался с ровного, уверенного ритма работы — каждое движение было точным, скупым и четко выверенным. Он… говорил. Вполголоса, практически себе под нос и ни к кому конкретно не обращаясь — но не умолкал ни на минуту. При этом Северус не выбалтывал никаких секретов и не делился переживаниями. Он попросту комментировал и описывал каждое свое действие, будто записывал на магловский диктофон, с тем чтобы передать опыт потомкам.
— Маринованные в растворе гноя буббонтюбера листья мандрагоры нарезать одинаковыми по толщине полосками, шириной один сантиметр, — бормотал он, выкладывая на доску обмякший, распластанный лист. — Резать их лучше верхней частью острого ножа, так лучше удается проконтролировать размер. И полоски лучше делать потоньше, не сантиметр, а шесть-семь миллиметров в ширину.
Первое время я прислушивалась к голосу профессора, но потом перестала. Все равно бубнил Снейп больше для собственного успокоения. То и дело я погружалась в задумчивость. Нет, у меня не было сомнений по поводу того, что я собиралась сделать — был… страх. Ведь несмотря на мое безрассудное стремление разделить с Гарри все опасности, в глубине души я не могла не понимать его правоты. Меня действительно могли схватить или убить, несмотря на всю мою маскировку. Что тогда будет? Что будет с ним? Однако альтернатива была еще страшнее. Ведь плен или гибель грозили не только мне. Что будет, если Пожиратели схватят или убьют Гарри? Что если Волдеморт убьет его? Я живо представляла себе до невозможности страшный вариант: я, как он и хотел, остаюсь в школе, в безопасности под надежной защитой замковых стен и охранных чар, жду вестей, а потом… Мне виделись опустошенные, окровавленные лица друзей — и Его. Мертвое. Безжизненное. С потухшими, остекленевшими глазами за почему-то непременно треснувшими стеклами очков…
Эту картинку тут же сменяла другая — и я не могла сказать, какая из них пугает меня больше. Круг Пожирателей в темных плащах и в масках, окруживший коленопреклоненного темноволосого юношу — одежда на нем порвана и висит клочьями, в прореки виднеется избитое, израненное тело, покрытое грязью и запекшейся кровью. Его руки бессильно лежат на коленях, а на земле, почти возле безвольных пальцев правой ладони — сломанная пополам волшебная палочка. Взъерошенная голова опущена на грудь, тело сотрясает дрожь от боли и ран. И — леденящим ужасом, проникающим в сердце — поднимающаяся палочка, зажатая в бледной руке с длинными, тонкими пальцами. Какой будет вспышка — и будет ли? Что сейчас произойдет — Авада, или пока еще всего лишь Круцио? И что труднее вынести — его смерть, быструю и чистую — или его мучения и пытки? Марлин Великий, Гарри!
Я тряхнула головой, отгоняя видения, и, прикусив губу, принялась с ожесточением толочь в ступке панцири скарабеев для одного из отравляющих веществ, вызывающих при попадании на кожу временный паралич. Нет уж, дудки — я ни за какие коврижки не останусь сидеть в замке и мучиться подобными страхами. Основными доводами Гарри были его страхи за меня — но он почему-то и не думал о том, что я боюсь за него ничуть не меньше, и, со своей стороны, сделаю все, чтобы защитить его!
Несмотря на то, что вчера я вроде бы тщательно продумала свой план, в нем все еще имелась одна значительная прореха. А именно — если я замаскируюсь и буду прикидываться кем-то из новых членов Ордена Феникса, то как объяснить то, что я, в своем обычном качестве, Блейз Забини, не выйду попрощаться с Гарри, пожелать ему удачи, сказать, чтобы он был осторожнее — ну и кучу других банальностей? Выход был только один — прицепиться к какой-нибудь мелочи и поссориться с ним, потом сделать вид, что дуюсь и отсиживаюсь в подземельях, — но как же мне это не нравилось! Сыграть эгоистичную истеричку вовсе не трудно, весь вопрос в том, захочет ли Гарри потом вообще общаться с подобной личностью? Способной из-за мелочи поссориться с ним перед настолько серьезной битвой… А значит, причина должна быть весомой — и не особенно эгоистичной. Или эгоистичной, но объяснимой… Ох, Салазар-основатель, как же все это сложно!
Время тянулось невыносимо медленно, и даже попытки сосредоточиться на изготовлении зелья не приносили облегчения. Минуты никак не хотели складываться в часы. Мне казалось, я торчу тут в компании профессора зельеварения уже целую вечность. Хотя вообще-то, я, в отличие от того же Гарри, была вовсе не против его общества. Я могла бы поклясться, что прошло уже чуть ли не несколько дней — а на деле только-только минуло время обеда.
От невеселых размышлений меня отвлек звон разбитого стекла. Я подняла голову от своего котла, зелье в котором как раз дошло до конечной стадии готовности, и с удивлением уставилась на Снейпа. Северус стоял, держа в правой руке небольшой черпак, и кажется, собирался перелить зелье в маленький пузырек, который легко было спрятать во внутренний карман его просторной мантии. Разбитый пузырек лежал на полу, а сам профессор, сдвинув брови, смотрел на свою левую руку, держа ее на весу. Лицо его смертельно побледнело, а губы сжались в тонкую линию. Мне потребовалось несколько мгновений, чтобы осознать, что все это означает — и я, забыв о своем зелье, кинулась к застывшему как статуя декану.
