Ну, на самом деле, это сравнение было глупым. Нет, я не погрузилась в сладкую истому, где нет ни мыслей, ни разума. Я прекрасно осознавала, что мы делаем, и что вообще происходит сейчас и произойдет вот-вот. Просто все страхи и волнения как-то отступили, и я не испытывала ни малейшего желания не то что сопротивляться — но и даже возражать. Как раз наоборот! Слишком долго мы уже ждали… Я не ощущала себя упрямящейся жертвой, какими обожают рисовать свою героиню авторы все тех же пресловутых романов, бывших единственным источником моего «опыта». Однако мне претила мысль играть роль невинной напуганной овечки, отдающейся на волю обстоятельств и как бы нехотя уступающей своему настойчивому возлюбленному — даже если потом мне предстояло увидеть небо в алмазах. Мысленно послав глупые книжонки вместе с их авторами и героями ко всем дементорам, боггартам и прочим тварям, я снова чуть выгнулась навстречу Гарри — насколько позволяло его тело, придавившее меня к матрасу. Здесь и сейчас я была равноправным партнером, принимая и отдавая на равных с ним.
Опершись локтями по обе стороны от меня, Гарри еще раз окинул меня жадным взглядом, в котором мешались возбуждение и восхищение — и, наклонив голову, наконец-то накрыл мои губы своими. Поцелуй был нежным и трепетным… примерно секунды три — после чего его язык проник ко мне в рот, а руки помогли мне чуть приподняться, чтобы парень смог просунуть одну из них мне под спину. Охотно ответив на поцелуй, я принялась водить руками по его спине, с восторгом ощущая, как под гладкой и по-юношески бархатистой кожей движутся мускулы. Вторая рука Гарри скользнула по моему плечу, большой палец погладил скулу, провел дорожку ниже, по шее — а потом теплая ладонь накрыла грудь. Я задохнулась от невероятно приятных ощущений. Мы и раньше иногда позволяли себе нечто вроде этого — и даже чуть больше — но еще никогда при этом он не раздевался сам, и мы не находились вдвоем в уединенном помещении с кроватью. И никогда еще не были возбуждены так сильно — ну, может быть, за исключением достопамятного утра в Хогсмидской гостинице.
Не прерывая поцелуя, Гарри продолжал гладить и слегка массировать мою грудь через тонкую ткань форменной блузки, а когда нам обоим этого стало недостаточно, опустил руку ниже, нашаривая окончание ряда пуговиц. Расстегнув самую нижнюю, он слегка отстранился, прерывая поцелуй, и вопросительно взглянул мне в лицо.
— Ты позволишь? — спросил парень, и голос его, хоть и дрожал от возбуждения, больше не был ни непривычно низким, ни хриплым. Я снова кивнула, и с любопытством проследила за его рукой. Пальцы Гарри чуть подрагивали, и были немного неловкими, поэтому возня с пуговицами заняла немало времени— ну, по крайней мере, мне так казалось в тот момент. Наконец расправившись с застежкой, он потянул половинки в стороны — и я приподнялась, помогая ему снять с меня блузку полностью. Внутри я ощущала волну почти панического страха от осознания того, что кажется, сейчас лишусь девственности — и в то же время меня просто переполняла какая-то отчаянная, бесшабашно-гриффиндорская храбрость, бросая вызов и страху, и стыдливости, и неуверенности в себе, и заставляя четко осознавать — я люблю Гарри, а значит, пойду на все.
Освободив меня от блузки, а заодно — видимо, за компанию, — и от лифчика, Гарри небрежно кинул их на пол, заодно к своей футболке и толстовке, а потом тут же вернулся на место. Я охнула. От прикосновения его обнаженной груди к моей по телу, казалось, побежали искры удовольствия, а ощущения стали в несколько раз сильнее. Выгнувшись, чтобы прижаться к нему как можно теснее, я снова обняла парня, и, не сдержавшись, издала короткий стон — ну, что-то среднее между стоном и вздохом. Казалось, наше общее возбуждение от этого только увеличилось. Потершись об меня всем телом, чем вызвал новую порцию искорок наслаждения, пробежавшую по моему телу, Гарри опять накрыл мой рот своим, целуя страстно и отчаянно, как будто не собирался останавливаться никогда. Я не осознавала, что впилась пальцами в его плечи так сильно, что у юноши наверняка останутся синяки… Его сухая, чуть шершавая ладонь вернулась к моей груди, и я снова застонала, не прерывая поцелуя. Без разделяющей нас одежды все чувствовалось в несколько раз сильнее…
Не знаю, сколько времени мы провели вот так — ласкаясь и целуясь, сплетаясь в объятиях и чуть ли не задыхаясь от нарастающего желания. Я утопала в ощущениях — Гарри гладил и легонько массировал, кажется, все мое тело, покрывал губы, шею и грудь жаркими поцелуями, от которых я начинала стонать уже в голос, не имея ни сил, ни желания сдерживаться. Мне казалось, что всего этого невероятно, феерически много — и в то же время несправедливо, ужасающе мало. Я цеплялась за него, как утопающий за соломинку, гладила широкие плечи и спину юноши, — то легонько, то наоборот, впиваясь до синяков и царапин, почти не контролируя себя.
— Блейз? — выдохнул Гарри, в очередной раз приподнявшись и снова вопросительно глядя мне в глаза. Его ладонь, раскрывшись, легла мне на живот, и парень большим пальцем потеребил поясок моей юбки. Я закусила губу и еще раз кивнула, чуть двинув бедрами и только отчаянно надеясь, что это не выглядело очень уж бесстыдно. Хотя… чего уж теперь-то об этом волноваться?…
Краснея и помогая друг другу неловкими от страсти руками, мы избавились от оставшейся одежды. Наверное, несмотря на всю мою прежнюю браваду, я бы умерла от стыда, если бы оказалась в подобном положении сходу, пребывая, как говорится, в «трезвом уме». Не сомневаюсь, с Гарри все обстояло точно так же… Но сейчас, опьяненные проснувшимся желанием и чарующей, еще такой новой для нас близостью, мы полностью доверились друг другу. Ну хорошо, не могу сказать, что совсем не смущалась — да и у Гарри уши и щеки пылали так, что ни них впору было кипятить воду. Но все сомнения отошли прочь, когда он снова привлек меня к себе, и опять принялся страстно целовать и нежно поглаживать все места, куда только мог дотянуться.
Мне стало немного страшно, когда он приподнялся надо мной, и его колени оказались между моими. Я поняла, что пути назад уже нет, и что время тянуть и откладывать вышло. Снова и снова я повторяла себе, что доверяю Гарри, что в первый раз неизбежно будет больно, и что как бы он ни старался, этого не избежать. Передавшаяся мне, видно, от него, гриффиндорская храбрость никуда не исчезла, и, наверное, именно она дала мне силы не отступить, не оттолкнуть парня, а наоборот, притянуть его к себе, и, заглянув ему в глаза, шепнуть «я люблю тебя». А для него… для него эти слова были в тот момент всем — и прощением, и разрешением продолжать, и даже поощрением к действию.
Как бы мне хотелось иметь возможность потом сказать, что наша любовь направила нас по истинному пути, заменив и опыт, и умение — но нет, это было не так. Все-таки это был мой первый раз, — да что там, наш общий первый раз, — а значит, мы просто не знали, как и что нужно делать, чтобы помочь партнеру расслабиться и максимально сгладить неприятные ощущения. После первой, почти ошеломляющей вспышки боли, мне так и не удалось унять ее до конца — а Гарри был еще слишком неопытен, чтобы суметь продержаться достаточно долго и дать мне время привыкнуть и расслабиться. Всего несколько сильных, глубоких движений, каждое из которых, казалось, разрывало меня внутри все глубже, — и юноша вскрикнул, задрожав, затрепетав всем телом, судорожно стискивая меня в объятьях, зарываясь лицом в мои волосы, рассыпавшиеся по белому покрывалу, и излился во мне, на несколько минут, казалось, восем оторвавшись от реальности.
Именно в эту минуту я сама наконец расслабилась настолько, что боль наконец-то отступила. Нет, я была далека от финала, но судорожные, совершаемый, видимо, по инерции движения Гарри больше не были столь мучительны для меня. Более того, я ощутила прилив почти осязаемой нежности к своему… — ну да, к своему любовнику, — и странное удовлетворение от того, что смогла доставить ему наслаждение. Наконец по его телу прокатилась последняя судорога удовольствия, и юноша обмяк, вдавливая меня в матрас. Странное дело, это вовсе не было тяжело. Наоборот, вес его тела по-прежнему казался мне приятным, и я нежно обняла парня, перебирая пальчиками его спутанные темные волосы, взмокшие от пота. Гарри тяжело дышал и некоторое время не шевелился, словно отключившись. Тихонько хмыкнув, я повернула голову и легонько поцеловала его в висок, тоже влажный от пота.
