Я заморгал, осознав, что таращусь на него обалделым взглядом, ошеломленный идеей, которую он мне подкинул. В самом деле — отпечаток сущности, по сути, та же самая аура, которая использовалась заклятием Поиска!
— Да, я в порядке, — кивнул я. — Отец, а… Что с ним теперь?
— С дневником? — Люциус пожал плечами. — Твой приятель Поттер с его помощью освободил этого выродка из эльфов, Добби. Можешь себе представить, стянул с себя носок и запихнул в останки дневника, после чего имел наглость вернуть его мне! Как будто я согласился бы притронуться к нему — да это было все равно, что тут же признать свою вину!..
Против воли я почувствовал, что улыбаюсь, представив себе двенадцатилетнего Гарри, только что вернувшегося из Тайной Комнаты — распираемого радостью от того, что все кончилось хорошо, и что он снова смог всем помочь, и одновременно с этим пышущего праведным гневом. Да, подобная штучка как раз в его духе. А Добби… Да уж, этот эльф всегда был папиной головной болью, он никак не хотел вести себя так, как того требовали правила поведения домовиков. Вечно ныл и жаловался, что с ним плохо обращаются, мелко пакостил время от времени, а когда уж наказывал себя, весь Манор, кажется, знал о том, как жестоки хозяева Добби. Динки и остальные знать его не желали, и со стыда сгорали, слушая его причитания. Интересно, стоит сказать отцу, что это лопоухое недоразумение теперь работает в Хогвартсе? Гарри прилагал все усилия, чтобы я не столкнулся с ним, но, на самом деле, я уже давно заприметил нашего бывшего домовика среди кухонных эльфов, и только посмеивался над потугами Поттера его спрятать. Честно говоря, после ухода Добби всем стало только лучше — и Манор зажил поспокойнее, да и сам эльф, кажется, обрел то, что ему было нужно.
— Да, я слышал об этом, — сказал я отцу. — Ты отдал дневник домовику, а тот нашел в нем носок. Полагаю, носок он забрал… А что стало с дневником?
— Да валяется где-то в столе, в библиотеке, — поморщился Люциус. — Можешь себе представить, Лорду рассказ о том, что с ним стало, не пришелся по душе. И это еще мягко сказано. Он был в бешенстве. Еще немного, и я бы перебрался на постоянное жительство в Мунго, в одну палату с Долгопупсами. Так что, как ты понимаешь, я не был склонен лишний раз напоминать Лорду о дневнике. Так что, насколько мне известно, тетрадка все еще на месте. И заметь, я даже уже не спрашиваю, зачем тебе.
— Извини, отец, но тебе правда лучше не знать, — отозвался я.
Зимняя ночь уже полностью вступила в свои права, а тетушка Анабель и Эмерельд с Сапфирой вернулись из Монт-Флера, когда я наконец засобирался домой. Мама правда, неуверенно предложила мне остаться на ночь, но, заметив опасный блеск в глазах Сапфиры, с которым та встретила это предложение, я счел за лучшее отказаться. Конечно, меня все еще влекло к обеим девчонкам — все-таки, мы недаром проводили каникулы вместе, почти не вылезая из постели, два года подряд. В других обстоятельствах, я бы с удовольствием остался и на ночь, и на весь завтрашний день, а то и до конца каникул. Да что там, какая-то часть меня и сейчас во весь голос кричала, что я идиот, раз отказываюсь от этого. Но другая часть, куда более весомая, нашептывала, что я все делаю правильно, и этот шепот, подкрепленный воспоминаниями о теплых губах Джинни, аромате ее волос, и ее теле в моих объятьях, был куда важнее самых громких криков. Так что я решительно отказался от маминого предложения, и, несмотря на легкое разочарование прекрасных дам, уехал в Манор.
Дома, невзирая на позднее время, я первым делом отправился в библиотеку, чтобы перетряхнуть рабочий стол. Идея, которую, сам того не ведая, подкинул отец, кажется, решала все мои проблемы с заклятием поиска. Только бы найти проклятый дневник! ТОЛЬКО БЫ Лорд не забрал его, когда хозяйничал в Маноре! А впрочем, Библиотека пострадала от налета Пожирателей меньше всего, ведь охранные чары на ней были особенно сильными, а вынести книги за ее пределы и вовсе могут только члены рода. Маминой принадлежности к семье на это еще хватало — все-таки, она была супругой ее главы, — но вот у остальных «гостей» при всем кровном родстве, шансов не было.
Стол, как я и надеялся, был и вовсе нетронут. Покопавшись в ящиках, среди бесчисленных черновиков, образцов и даже каких-то старых конспектов, чернила на которых уже наполовину стерлись, я наконец нашел, что искал.
Я узнал ее с первого взгляда, как только взял в руки — довольно тонкая книжечка с тусклым, полуистертым тиснением на переплете, и здоровенной, словно прожженной, а не проткнутой, дыркой посередине. Осмотрев, я аж присвистнул от удивления. Это ж с какой дури надо было ударить, чтобы проткнуть ее ТАК — особенно учитывая, что Гарри тогда было всего двенадцать? Мда, ну Поттер дал… Даже делая скидку на то, насколько разрушителен яд василиска…
Но настало время испробовать мое заклятие. Идея, пришедшая мне в голову, была проста. В бывшем крестраже наверняка остался след от души, которая пробыла в нем тринадцать лет — а то и дольше, потому как этот крестраж был, по-видимому, самым первым. И эта душа — одна на все крестражи. Вряд ли есть существенные отличия между ее кусочками. А значит, дневник — или любой другой обезвреженный крестраж, — как раз и можно использовать для фокусировки!
Чтобы проверить мою теорию, мне необходимы были два предмета, но, к счастью, эта проблема решалась еще проще. Без зазрения совести выдрав перемазанную чернилами, продырявленную страницу, я положил дневник на стол, и, отойдя от него как можно дальше, сосредоточился, зажмуриваясь, и произнес формулу заклятия, — ту, которая из всех выведенных мной внушала наибольшее доверие.
Первые несколько минут ничего не происходило. Я уставился на листок повторил заклятие, прижав к нему кончик палочки. Снова ничего. Чертыхнувшись про себя, я попробовал другие формулы — опять с тем же результатом. Вздохнув, я опустился в кресло, чуть не плача с досады. И что мне теперь делать? Опять усаживаться за расчеты, чтобы понять, где ошибка? С ума можно сойти, да сколько ж мне с ними биться? А в походе в «Гринготтс» мне так бы пригодилось это заклятие!
Честно признаться, я устал за день, и именно этим и объяснялась моя лень. Вообще-то, как раз расчеты были моей стихией. Даже Грейнджер не могла превзойти меня на Нумерологии — без лишней скромности, могу сказать, что в этом предмете я ей не уступал. Может, не превосходил, но и не прозябал в тени «гриффиндорской умницы». Но сегодня, сейчас, при мысли о том, чтобы снова сесть за расчеты, мозги начинали кипеть от перегрузки, и так и подмывало заплакать. Откинувшись в кресле, я закрыл глаза, пытаясь придумать, что же мне делать.
Ответ пришел оттуда, откуда я подсознательно еще не привык его ждать — из глубин земли Манора, из Источника моей Родовой Силы. В самом деле, я почти забыл об этой стороне Родовой Магии — о ее способности в трудную минуту подсказать верное решение.
Ошибка моя заключалась в том, что зажав в руке страницу из дневника, я пытался найти всего лишь сходную ауру, не заботясь о том, какой именно предмет ищу. Увы и ах, но эти чары так не работали. Нужно было четко представлять себе, что именно ищешь. Иными словами, разыскивая чашу, я не нашел бы рядом с ней, например, медальон, — разве что просто наткнулся бы на него сам, без помощи чар.
Для проверки я снова сжал в руке страницу дневника Тома Реддла, и, представив себе сам дневник, еще раз произнес формулу заклинания. Мгновение — из моей палочки вытянулось облачко тумана, оно на секунду закружилось в воздухе, а потом вытянулось, приобретая очертания туманной стрелки, указывающей точнехонько на стол, где лежал дневник. Внутри меня все закипело от радости. Неужели у меня получилось?
Я встал с кресла, и, развеяв стрелку, пересек библиотеку и остановился с другой стороны, возле книжных полок. Повторил заклинание — туманная стрелка образовалась быстрее, и снова точно указывала на крестраж своим заостренным кончиком.
Удовлетворенный, я радостно улыбнулся, и, всунув вырванную страницу обратно в дневник, починил его при помощи «Репаро». Сам дневник я засунул обратно в стол, наложил дополнительные запирающие и охранные чары, а заодно и чары предупреждения, которые должны были сработать, если стол попытается открыть кто-то кроме меня. И только после этого пешком поднялся к себе — сил аппарировать уже не было. Несмотря на нервное напряжение и пережитые за сегодня потрясения, я рухнул в кровать, едва переодевшись в пижаму, и уснул почти моментально.
