— Хорошо, теть Мирайя, захвачу, — ответил один из юношей.

Выходя, он с интересом покосился на Нарайна, но вслух ничего не сказал. А Мирайя, увидев его в дверях, улыбнулась: — Проходи, мальчик, не стесняйся, садись к столу.

Нарайн прошел и сел в самый дальний угол, чтобы не мешать. Вскоре с двумя кувшинами вернулся Арис, а вслед за ним вошел и сам хозяин дома. По его знаку все расселись по местам и придвинули плошки к себе поближе. Сам Фардаи сразу не сел и жестом попросил подняться Нарайна.

— Нар, это мои дети и ученики — он кивнул на троих юношей постарше, — все мы тут — семья. Это моя жена, славная Мирайя…

— Никаких славных, мальчик, — перебила она мужа. — Спрашивай запросто, если что нужно.

Фардаи согласно кивнул и обратился уже ко всем:

— Нар останется с нами, тоже будет учиться, — полного имени не назвал, за что Нарайн его мысленно поблагодарил: все-таки не узнанным он чувствовал себя в меньшей опасности. — Он пока нездоров, так что дайте ему спокойно отоспаться и освоиться. Знакомиться ближе будете позже. А теперь — за еду, пока не остыла.

Семейство весело застучало ложками. Нарайн тоже уставился в тарелку. Есть ему совсем не хотелось, казалось, первая же ложка каши застрянет в горле или кончится рвотой. Но обидеть хозяйку или заставлять себя уговаривать было бы стыдно. Да и есть все равно надо. Понемногу, долго пережевывая, он одолел почти все.

После завтрака, такого сытного, какого у него давно не было, почти сразу стало клонить в сон, и когда все та же девочка, Лари, отвела его в какую-то комнату с готовой постелью, а потом со словами: «Можешь пока поспать здесь» — удалилась, он был благодарен ей до самой глубины души. Лежанка оказалась узкой и жесткой, матрас — тонким, да и сама комната явно предназначалась не для сна, скорее для хранения всего ненужного — даже окон здесь не было, но это все Нарайн заметил так, мельком, как что-то незначительное. Потому что после ухода Лари сразу же лег и провалился в сон.

Спал он как никогда крепко, без сновидений, а когда начал просыпаться, внезапно понял, что давно уже не был таким счастливым: сытый, в постели, укутанный одеялом. В воздухе витали родные запахи обжитого дома, чистого белья и детской каши на молоке. Окончательно разбудил его дробный топот маленьких ног.

— Отдай! Это моё, я нашел! — послышалось из-за двери.

Сестренка, опять стянувшая игрушку у брата, убегает под защиту матери. При ней никто не посмеет обидеть маленькую и отнять пропажу силой. Бедняге только и останется, что канючить: «Это мое, отдай». Конечно, мама решит их спор, как всегда. Он уже почти слышал...

— Оли, отдай Рину его камень. Найдешь себе другой, на дворе их хватает.

И сразу узнал голос: славная Мирайя, жена мастера Фардаи… совсем не его мать!

Творящие, как он мог подумать, поверить?.. И так обмануться!

В носу внезапно нестерпимо защипало, слезы сами собой покатились из глаз. Мучительно захотелось свернуться в клубок, уткнуться в колени и дать волю своему горю.

Но нет, нельзя. Нарайн закусил угол одеяла так, что зубы заскрипели. Он уже не ребенок, жениться как-никак собирался… хорош же он будет, если начнет рыдать как сопляк, в чужом доме. Тихо, тихо… Нарайн сосредоточился на дыхании, постепенно разжимая зубы. Теперь только дрожь унять — и все, он будет спокоен, как ни в чем не бывало.

Чтобы отвлечься от своих мыслей, он прислушался.

— … значит, уже сегодня? — продолжала славная Мирайя за дверью, понизив голос и обращаясь явно уже не к сыну. — Заберешь учеников, а этого мальчика, Орса, мне оставишь?

— Ты же видишь, какой он: едва на ногах стоит, — ответил из глубины дома Фардаи… Несколько шагов, он тоже приблизился к двери и заговорил тихо, почти шепотом: — Я бы взял с собой и его тоже, но, боюсь, не осилит дороги.

Подслушивать Нарайн не собирался, считал бесчестным по отношению к людям, которые его приютили. Надо было дать понять, что не спит, но в первый миг не вышло, а теперь… теперь он понял, что разговор идет о нем, а уж то, что думают про него в этом доме, следовало узнать. Плевать, хорошо это или нет, Нарайн беззвучно вылез из постели, незаметно приоткрыл дверь и прижался к щели ухом. — …а если донесут? — спросила Мирайя. — Как я одна с детьми?..

Голоса удалились, и теперь доносились откуда-то со стороны кухни, приходилось прислушиваться. Благо в доме все стихло. Видно, дети и правда убежали во двор.

— Не донесут. Его тут не знают. Мия, не выставлю же я его за дверь?

— Мне тоже очень жаль мальчишку, Даи. Но подумай сам: у нас ведь свои дети… — это последнее, что он услышал — потом кто-то из хозяев прикрыл дверь.

Нарайн уселся на полу, обхватив голову руками. От былого счастья не осталось и следа. Да было ли оно? Нет, конечно. Какое может быть счастье у беглеца, сына висельника? Приснилось, просто…

И ведь ничего не скажешь, славная Мирайя права: у нее свои дети, свое хозяйство и своя жизнь. Что с ними будет, если блюстители узнают, кого приютил мастер Кнар? За укрывательство преступника точно не наградят… хорош же будет сам Нарайн, если позволит единственным людям, предложившим помощь, жертвовать ради себя благополучием семьи.

Тем более что он-то все равно не может здесь оставаться: в звуках этого дома ему каждый миг будут мерещиться то боевой клич братишки, то смех сестры или ровный спокойный голос матери. А это не его дом! И никогда, никогда им не станет…

Решение созрело сразу и бесповоротно: он уйдет. Только дождется ночи — и ускользнет тихо, чтобы никто не заметил и не остановил.

Не успел он все как следует обдумать, как в коридоре снова послышались шаги, а потом стук и легкий толчок в спину. Нарайн подскочил с пола и повернулся. В дверь заглянул хозяин дома.

— Не спишь? Хорошо, — он улыбнулся и вошел в комнату. — Я как раз поговорить с тобой хотел. Давай присядем.

Мастер Фардаи первым сел на край кровати, Нарайн последовал его примеру. Вот сейчас скажет, что рад был помочь сыну друга, но пора и честь знать… думать так Нарайну было больно. Хотя с чего бы? Сам решил уйти, так все к лучшему: никого не придется обманывать и заставлять волноваться. Не ребенок же он, в самом деле, чтобы поверить, что в этом доме его беды примут как собственные.

— Пока ты спал, прибыл курьер со срочным вызовом, — начал Фардаи, — так что мне придется отправиться на рудники, сегодня же, сейчас… Жаль, конечно, мы даже толком не познакомились, но это работа — ничего не поделаешь. И ведь у нас еще будет время, когда вернусь?

Не выгнал. Жаркая волна ни то стыда, ни то признательности обожгла лицо. Нарайн только и смог, что коротко согласно кивнуть.

— Учеников я заберу, так что ты тут останешься за старшего. Осваивайся, будь как дома, — продолжал Фардаи. И вдруг стал серьезным: — Только на Плешь Висельника больше не ходи, незачем. Смерть необратима, нам остается это просто принять.

— Не могу принять. Так — не могу, — ответил Нарайн. Ладони сами собой сжались в кулаки.

Фардаи посмотрел удивленно — не ожидал. Нарайн и сам не ожидал, что начнет откровенничать. Но то ли от доброго отношения, то ли просто молчать больше сил не осталось, его вдруг прорвало:

— Отца подло предали. Орбин, который он любил больше жизни, предал его и бросил… И не только отца — всех нас, Орсов, предал, растоптал. И что, я должен это принять?! Принять то, что он там висит, как какая-нибудь конченная шваль?.. А потом его зароют в яме, как мусор! И я, его сын… я ничего не могу для него сделать, ни оплакать, ни проститься, ни даже вложить в руки кипарисовую ветвь… последний нищий не уходит из этого мира без погребальной ветки кипариса.

Все, о чем думал со дня казни, что много раз прокручивал в голове — выложил одним махом и замолчал. Больше ему сказать было нечего.

Фардаи тоже молчал, будто что-то обдумывал. Наконец снова заговорил:

— Хорошо, признаю. Сын не должен предавать отца, и похоронить Озавира — твое право. Я помогу тебе.

— Как?