— Раз так, можешь и дальше спать, а я пошла.

— К Нару Орсу? Беги-беги… заждался, небось.

— А хоть бы и к Нару, — Салема пожала плечами и показала язык. — Завидуешь? Я-то на свидание пойду, а ты тут валяйся. Один!

— Вот еще, завидую. Было бы чему! — он тоже усмехнулся, но потом приподнялся на локоть и поймал ее за руку. — Постой. Пока не сбежала, принеси мне воды умыться? И плащ, чтобы никто не видел, а?

От неожиданности Салема остановилась и повернулась.

— Если помыться хочешь — я скажу, баню тебе приготовят… но плащ? Ты что, куда-то собрался? Гайяри Вейз, ты с ума сошел?!

— Собрался. На свидание, — издевательским тоном ответил он. — Думаешь, только у тебя… как это? Любовное томление.

— Куда-а? Да ты посмотри на себя: бледный, страшный, как покойник, кто же по тебе такому томиться-то станет? — ответила она в тон. И добавила уже серьезно: — Не принесу, я тебе не враг. Да и мама все равно узнает, она обязательно зайдет проверить перед сном.

— Это неважно, потом я за все отвечу. Главное — уйти. Поможешь? Я же берегу твои секреты.

Тайно убегать из дома, едва придя в себя после ранения — редкостная глупость, и Салема, конечно, не должна была отпускать. Но спорить с братом почему-то не хотелось… и не только ради сохранения своих секретов. Просто Салема чувствовала: для Гайи важно пойти! Важно так же, как и ей самой, а значит, она поддержит: близнецы Вейз всегда вместе и друг за друга горой.

Она все-таки прокралась в кухню. Там, между плитами и очагом в медном баке все время грелась вода: мало ли когда понадобится? Зачерпнула кувшин, по дороге прихватила какую-то широкую посудину; потом отыскала кусок мыла и даже плащ, в хлопотах забытый у входа.

— Вот спасибо, сестренка! Я знал, что ты у меня настоящий друг, — обрадовался Гайяри, увидев все это богатство. — Может, и умыться поможешь?

Но тут уж она отказалась наотрез:

— Некогда мне.

— Ладно, беги… — великодушно позволил брат. — И считай, я про вас с Наром ничего не знаю.

И почему он такой заносчивый даже тогда, когда сам же просит помощи? Неожиданно даже для себя Салема вдруг выпалила:

— А ты ничего и не знаешь! Знал бы, может, не смеялся бы, задумался: скоро меня тут не будет, помощи-то у кого попросишь? Раз сам умыться не можешь, так и не вставай лучше, немощный.

Выскочила за дверь и почти сразу пожалела о сказанном… зачем, зачем было так много болтать раньше времени? Теперь можно запросто догадаться, а они договаривались не посвящать Гайяри в свои планы. И пусть Салема брату доверяет, но Нарайн же просил молчать!.. Разве хорошо будет начинать семейную жизнь с обмана?

Свидание вышло коротким и суматошным, но Нарайн не обижался: после сегодняшнего поединка в семье Вейзов наверняка переполох. Он боялся, что Салема вообще не придет. Но она пришла, взволнованная, и от этого особенно красивая. Говорили недолго, но Нарайн успел рассказать про храм и Сали сама назначила час и место встречи. А потом — только торопливые объятия и поцелуи, и сбивчивый шепот:

— Нар, прости, но мне надо возвращаться… Гайи собирается уйти из дома, а за ним сегодня будут следить. Нельзя, чтобы мама или отец заметили, что и меня нет. Если заподозрят неладное, помешают… Всего три дня осталось, потерпи.

— Да, да, беги, — соглашался он, все никак не отпуская. — Три дня можно и потерпеть… Но потом никому тебя не отдам. Никогда. Ни за что..

— Никогда и никому… — вторила она, и тоже медлила.

Но потом все же убежала. Слишком рано, слишком быстро. И Нарайну остались только ее запах и жар прощального поцелуя. Но все же он был счастлив: три дня — это совсем недолго, сущий пустяк. Не заметишь, как пролетят…

Так он думал, неслышно пробираясь по притихшему дому к своей спальне, когда увидел что дверь в кабинет отца приоткрыта. За дверью горел свет и слышались голоса:

— …сам вел себя как мальчишка.

Мама. Она говорила тихо, с мягким упреком, и это всегда действовало. Нарайн тоже хорошо знал этот тон.

— Ладно, Арима, ты права, я поступил опрометчиво, — раздраженно ответил отец. — Если хочешь, извинюсь перед Айсинаром. Только завтра ему понадобятся не мои извинения, а помощь в делах с Берготом.

Он замолчал, а потом добавил устало, но уже ласково:

— Уже поздно, ложись спать. И не беспокойся — все это мелочи.

Отец прав, просить прощения у дикарей куда труднее, чем простить своего. Да, ссора вышла некрасивая, это точно, но стоило ли обсуждать ее до ночи? Если даже избранник решит всерьез оскорбиться, ну и что? Штраф, даже самый большой, их семью не разорит.

К тому же Нарайн вовсе не собирался подслушивать. Он хотел тихонько проскользнуть мимо, но тут мама распахнула дверь, и пришлось нырнуть в тень и затаиться.

Уже уходя, добавила:

— Не засиживайся. И все же будь осторожен: избранник Айсинар тебе не друг.

Нарайн был уверен, что не шевелился и никак себя не выдал, но мама все равно заметила. Шагнула ближе, обняла за печи и приложила палец к губам: тихо! А потом увлекла за собой.

— Как поживает Салема Вейз? — спросила она уже в его спальне, плотно прикрыв двери. — Я знаю, вы встречаетесь, так что не смущайся, рассказывай.

И села на кровать, всем своим видом показывая, что никуда не уйдет, пока сын все не расскажет. Что ж, Нарайн был даже рад этому: не придется искать повод, волноваться и мямлить, не зная, как признаться. Он сел рядом и выложил как есть все свои планы, а потом, как и мечтал, попросил благословения.

— Ох, Нар! Сыночек, первенец мой… вот ты и вырос. У Вейзов славная девочка, конечно, я вас благословляю!

Мама грустно улыбнулась, прижимаясь к его плечу, и вдруг показалась такой же хрупкой и беззащитной, как совсем недавно Сали. У Нарайна в груди защемило от нежности. Он обнял мать и уткнулся лицом в ее волосы.

— Только отцу пока не говори, не надо, — сказала она, — у него и так забот полно. Я сама потом скажу, он все поймет, вот увидишь.

Оставив Гайяри на попечение славной Лукианы, Айсинар направился домой и всю дорогу был страшно зол. Зол на выскочку-бергота, сунувшегося в Орбин со своим неотесанным колдовством: выскочка потерял голову, но это ничего не меняло. Зол на славнейшего Геленна Вейза, наверняка запрещавшего сыну применять дар в бою. Если бы не страх угодить к магам, Гайи вынес бы варвара сразу и, несмотря на все дикарские штучки, не подставился под клинок. Зол на сам проклятый запрет, приравнявший первородных вершителей к быдлу!..

А на себя зол особенно: завелся как вздорная баба и приказал убить побежденного. Теперь хочешь-нет, придется встречаться с герцогом Эссира, извиняться и соболезновать… во что превратился некогда великий Орбин, если Отец-избранник Высокого Форума должен виниться перед дикарским вождем?!

Он то и дело подгонял коня, хотя тот и так шел быстрой рысью, едва не обгоняя охранников. Все пятеро животных изрядно устали на жаре, но Айсинар не замечал — слишком был погружен в свои мысли.

Прав Озавир, сто раз прав, намекая, что дар всетворения нужен орбинитам, как воздух… так какого ж демона он встрял сегодня, раз понимает? Сам настаивал оттянуть войну, чтобы успеть воспитать магов, а делать из Гайи мага-воина, видишь ли, не смей — проще Пряный путь варварам отдать. Хотел публично унизить избранника? Не зря же Геленн со своими сторонниками настаивают на суде за измену.

Нет, в то, что славнейший Орс его предал, Айсинар не верил. Тем более не верил, что он мог изменить Орбину — не таков Озавир, вероломства в нем ни на пайр. На арене вспылил просто. Но неуместно и оскорбительно — вот и пусть отвечает! Патриарх, еще не избранник, а «равный среди равных», быть может, красивый лозунг, но не истина, тем более на грани войны. И раз сам своего места не понимает — пусть суд вправит мозги.

А он, Айсинар, ничего никому отдавать не намерен: ни пяди республиканской земли варварам, ни Гайи Вейза тиронским магистрам.