- Или, по словам одного из его учеников в 1970-х годов:

«Наша эпоха — это эпоха перехода от капитализма к социализму и коммунизму, эпоха борьбы двух противоположных систем. Отличительной особенностью текущего этапа является то, что силы социализма определяют ход исторического развития, а империализм утратил прежнее доминирующее положение на международной арене. СССР в настоящее время представляет собой могучую силу в экономическом и военном отношении. Научно-техническая революция в настоящее время оказывает значительное влияние на развитие военного дела. В этих условиях военно-технологическая политика КПСС направлена на создание и поддержание военного превосходства социалистических стран над силами войны и агрессии»[120].

— Эти мнения были доступны для нас в переводе. Но мы, все же, как правило, ради собственных практических целей рассматривали проблему Советского Союза в свете нашего собственного, свободного и открытого мышления, согласно которому Закон Мерфи столь же верен, как и второй закон термодинамики. Британцы, пришедшие сюда, как-то раз рассказали нам, что означает такая разность восприятия. Кажется, это случилось на приеме в советском посольстве здесь, в Вашингтоне. Водка текла рекой. Под конец приема советский посол вызвал британского на соревнование по бегу. Британский посол выиграл. Это было должным образом описано в «Таймс»: «В ходе забега между советским и британским послами в Вашингтоне вчера вечером, британский посол победил». «Правда» сообщила об этом по-другому: «В ходе забега между послами в Вашингтоне на прошлой неделе, советский посол занял второе место. Британский пришел предпоследним».

Затем адмирал Мейбери приступил к своему видению военно-морских операций в четырех аспектах: довоенному балансу сил, развертыванию перед 4 августа, военно-морским операциям в шестнадцать дней войны и деятельности сразу после ее завершения.

Ниже приводиться обзор его доклада:

- Без сомнения, это будет напоминать дискуссии о возможностях ВМФ СССР, которые продолжались два десятилетия, предшествовавших войне. Они были частью западной, и, прежде всего американской озабоченности ростом советской военной мощи в целом. Какие советские намерения вытекали из их возможностей? Каковы были сдерживающие факторы? Ответы на эти вопросы нелегко дать даже сейчас. Разведывательные службы, как правило, действуют наверняка и стремятся не недооценивать угрозу. Отставные офицеры имеют склонность «выговариваться», предупреждая общественность о мрачных последствиях провала политики по внесению ассигнований на разработку того или иного новейшего оружия. Различные «мозговые центры» получали контракты на проведение исследований в области обороны. Так как из этих исследований можно было извлечь прибыль, оставалось подозрение, что результаты соответствовали точке зрения организации, заказывавшей исследование. Можно привести слова одного скептика: «Как можно проводить объективное исследование, когда такой задачи не ставиться»? Также очевидно, что производители оружия были заинтересованы в том, чтобы советские военные возможности, как они представлялись администрации США и Конгрессу были частично завышены, чтобы оставаться при делах. Конгресс и сам был не застрахован от этого. Как писал адмирал Миллер, чьи оценки советских военно-морских возможностей были лучше, чем у большинства «Часто степень советской угрозы принималась отдельными политиками в зависимости от региона, который они представляли. Если в регионе не было интересов военной промышленности, верными считались те оценки, которые предполагали наименьшие расходы на оборону»[121].

Ученые, которые анализировали данные военной разведки, имели склонность рассматривать их через призму собственных взглядов, журналисты, которые хотели публиковать определенную информацию, чтобы привлечь к себе внимание, часто мало заботились о сбалансированности собственных версий. Даже действующие командующие флотами были склонны поддаваться влиянию из-за собственных мнений, собственной оценки угрозу, собственного, порой уникального опыта. Что касается Администрации США, то если президент пришел к власти с программой, предполагающей сокращение оборонных расходов, то разумно предположить, что его администрация будет оценивать советскую военно-морскую угрозу как нечто меньшее по сравнению с тем, как ее будет оценивать президент, чья избирательная программа предполагала увеличение военного бюджета.

Наконец, люди задавались вопросом, насколько стоило доверять книгам и статьям, касающимся военно-морских вопросов, которые исходили из самого Советского союза? Зачем писалось евангелие от адмирала Горшкова? Писал ли он его для разведывательных органов НАТО, или для того, чтобы вдохновить свой флот, или для того, чтобы привлечь на свою сторону генералов, или для того, чтобы выжимать все больше ресурсов из Политбюро? Теперь мы знаем, что Горшков считал, что он крепко стоялна позициях марксист-ленинистской теории, генералы его не любили и не верили ему, Политбюро и любило его и верило ему, а НАТО не желало во все это верить. Следует согласиться с собственной оценкой ВМФ СССР, сделанной адмиралом Миллером вскоре после периода командования им Шестым флотом США на Средиземном море, за не так уж много лет до Третьей Мировой войны. Как показали события, его оценка была недалека от истины.

Развертывание советского флота в условиях войны будет рассмотрено отдельно, с указанием количества основных типов кораблей, доступных им в начале войны, пока же ограничимся оценкой их качества. Во-первых, рассмотрим советский надводный флот, за исключением авианосцев. Он включал тяжелые крейсера, крейсера, эсминцы, фрегаты и меньшие корабли — весь возможный класс современных судов. Они имели впечатляющий внешний вид, довольно высокую маневренность и мореходность, были относительно быстры и хорошо вооружены, в первую очередь, оборонительными системами вооружений. Последнее заставляло идти на необходимые компромиссы. Количество перезаряжаемых систем, например, было довольно небольшим, условия жизни экипажей, как правило, низкими, отсеки для хранения запасов, запасных частей и расходных материалов были ограничены, а стандарты строительства кораблей были ниже, чем было приемлемо для большинства западных флотов. Считалось, что советские корабли, получив повреждения, будут тонуть быстрее, чем западные. Кроме того, возможности их вооружений сильно зависели от электроники, чтобы позволить им пережить атаку. Без адекватных средств радиоэлектронной защиты, вооружение советских кораблей было почти бесполезным, даже если сами корабли оставались на плаву.

В области противолодочной обороны (ПЛО), ВМФ СССР отставал даже к 1980-х. Сами корабли были оснащены гидролокаторами и несли вертолеты с погружаемыми гидролокаторами и самолеты, способные ставить буи. Но советы, в отличие от американского флота, не располагали такой развитой системой стационарных сонаров большой площади на морском дне, способной обнаруживать подлодки на значительном удалении от берега. Кроме того, советские подлодки были, конечно, гораздо более шумными, чем у США и их союзников.

Малые корабли советского военно-морского флота были представлены, по большей части быстрыми ракетными кораблями. Хотя они не могли противостоять атакам авиации, эти корабли были очень эффективны в прибрежных водах, под прикрытием истребителей, базирующихся на суше. Несколько типов этих кораблей доказали свою эффективность в арабо-израильских войнах и в конфликте Индии и Пакистана. Однако, за исключение советских тяжелых крейсеров класса «Киров», которые, будучи атомными, быстрыми и хорошо вооруженными, могли бы нанести много вреда в ходе самостоятельных операций, которые будут описаны в нашей книге, надводные корабли были тем элементов советской военно-морской угрозы, которая не слишком тревожила ВМС США.