Наряду с боеприпасами были доставлены и скудные пайки — обед и ужин одновременно, а также завтраки на следующее утро. Это была водка на 105 человек, очень мало хлеба и только 10 банок тушенки. Некрасов пришел в ярость, принявшись проклинать службу снабжения.
- Товарищ старший лейтенант, — пояснил толстый старшина Остап Беда, пытавшийся успокоить его. — Полковой врач говорит, что опасно много есть перед боем. Что будет, если вас ранят с полным желудком?
- Он холуй и лжец! — Разразился Некрасов. — У них нет хлеба, чтобы накормить солдат, так они с помощью медиков придумывают якобы научные обоснования! — Затем он успокоился.
* * *
Наступление армий стран Варшавского договора началось со значительным превосходством. Соотношение сил указывало на троекратное превосходство в живой силе, и еще большее численное преимущество в танках и ствольной артиллерии, однако без видимого качественного преимущества. Новое поколение танков НАТО, таких как американский М1 «Абрамс», немецкий «Леопард-2» и британский «Челленджер», превосходящий даже грозный «Чифтен», (который, однако, до сих пор составлял основу британских танковых войск) были столь же хороши, сколь Т-72, составлявший основу советских танков, и даже сравнимы с Т-80, очень немного которых имелось на вооружении советских войск в 1985. ПТРК армий НАТО были столько же эффективны, сколь и советские, однако их ПВО была слабее.
В области тактической авиации, разведки и средств управления полем боя западные союзники были вынуждены испытать разочарование в предвоенные годы, когда бюджетные сокращения лишали их столь необходимых инноваций. Они в значительной степени были вынуждены обходиться тем, что имели, преднамеренно стараясь делать это как можно более эффективно, в полной мере используя те усовершенствования, которые были возможны в рамках бюджетных ограничений.
Страны Варшавского договора также пользовались преимуществами, так как, грубо говоря, к 4 августа 1985 имели на две недели больше времени для мобилизации, чем НАТО.
Еще одно преимущество наступательной тактики заключалось в инициативе по использованию ядерного и химического оружия. Было понятно, что биологическое оружие не будет использоваться, но командование НАТО находилось в неопределенности относительно использования двух других видов ОМП. Это сковывало действия, так как приходилось действовать, принимая меры предосторожности, что снижало эффективность, в определенных ситуациях до 50 процентов.
Самым же крупным преимуществом наступательной стратегии, однако, была возможность выбирать время и место наступления, что означало возможность создать крупное превосходство в силах там, где считалось нужным.
Однако в реальности, топография оказывала влияние на выбор места наступления так, что у советских войск были не настолько развязаны руки, как предполагалось в теории. Союзные силы действовали на территории, которую, в отличие от противника, знали очень хорошо[72] Тем не менее, максимально оперативное определение направлений главного удара, где следовало сосредоточить силы для парирования угрозы, была одной из основных задач, стоящих перед командованием союзных корпусов и дивизий.
Бюллетень, выпущенный Верховным штабом ОВС НАТО в Европе (SHAPE) 4 августа 1985 года звучал следующим образом:
«Силы Варшавского договора атаковали ОВС НАТО в Европе. Диверсионные операции и парашютные десанты, затем массированные танковые атаки по всему фронту. Тяжелые бои на Центрально-Европейском ТВД. Союзные силы под мощным давлением. Советы утверждают, что их действия «сугубо оборонительные». Положение неясно. MFL».
В тот день, едва ли был хоть один сектор обороны НАТО в Центральном регионе, который в первые часы 4 августа 1985 не подвергся массированному авиационному и артиллерийскому удару со свободным использованием химического оружия.
Позиция НАТО по химическому оружию была далека от удовлетворительной. До самого начала войны союзники не смогли достичь единства о размещении химических боеприпасов в их собственных странах в мирное время. США, как мы уже рассматривали в главе 5, в начале 80-х заключили двусторонние соглашения с Великобританией и ФРГ о хранении бинарных химических снарядов, которые США могут использовать в случае необходимости. Великобритания в некоторой степени начала принимать боеприпасы из США первого августа. Ответный удар они были готовы нанести шестого. ФРГ последовало примеру два дня спустя. Таким образом, четвертого августа НАТО так и не приняло решения. Верховный главнокомандующий ОВС НАТО, он же главнокомандующий всех войск США в Европе не желал ждать. С одобрения Объединенного комитета начальников штабов в Вашингтоне, он приказал американским войскам немедленно нанести ответный удар 4 августа. 1-й британский корпус нанес ответный химический удар шестого августа, три немецких корпуса — восьмого.
У других союзных войск не было такой возможности. Однако оказалось не очень сложно оказать им поддержку при помощи бинарных артиллерийских снарядов и эскадрильи F-4 второго тактического авиационного командования, оснащенной выливными приспособлениями. Химическая защита армий стран Варшавского договора была менее эффективна, чем у западных армий, потери стали пропорционально выше при той же концентрации ОВ. После 8 августа химические атаки на сухопутные войска сократились повсеместно, однако продолжили наноситься по аэродромам, где использовались и бомбы замедленного действия, которые иногда серьезно затрудняли возвращение самолетов на свои аэродромы.
* * *
11 августа 1985 мистер и миссис Иллингворт из Бредфорда, Йоркшир, получили письмо от своего старшего сына Брайана, старшего рядового авиации и авиамеханика, служившего на базе КВВС в Брюггене, ФРГ, когда началась война.
«Дорогие папа и мама!
Скажу вам сразу, что со мной все в порядке, за исключением сломанной ноги, порезов и синяков. Я пишу вам из госпиталя КВВС в Роутоне. Доктор говорит, что я могу написать и рассказать вам все, что там было. Я предполагаю, что он знает о секретности и всем таком.
Я и ребята неожиданно поднялись и направились в капонир вместе с летчиками. Как вы помните, я служил уже 17 месяцев. Я говорил, что мы поднялись неожиданно, но это не совсем правильно, потому что все на базе были поставлены в известность накануне. Было много разговоров о войне, мы слушали «Forces Broadcasting»[73], но подумали, что это было всего лишь хитростью по программе TACEVAL (как ты помнишь, мама, это занятия, когда мы должны часами таскать костюмы «Нодди»[74] и изображать из себя солдат), потому что ответственные за них парни жутко умные и всегда перед учениями говорят, что все взаправду. Во всяком случае, мы поговорили с нашим командиром — он довольно строгий, но неплохой человек — и с одним командиром эскадрильи, по которому было не скажешь, то ли он хочет крест «За выдающиеся лётные заслуги», то ли домой к маме. И нам сказали, что на этот раз все реально и что авиакрыло «Торнадо» на Брюггене — цель номер один для Старого Ивана.
Мы очень много готовились к различным сценариям. Мы знали, что Иван может атаковать нас обычными бомбами, газом или даже ядерным оружием, так что в полночь, когда прозвучала тревога, у нас всех не заняло много времени надеть заправленные костюмы «нодди». Я понять не мог, почему мы просто сидели и ждали, хотя знали, что Иван нас атакует. Бьюсь об заклад, в Израиле такого бы не было. Наверное, как сказал наш сержант, все дело было в …ных (извини, мама, но там было еще «ё» и пара других букв) политиканах. Во всяком случае, когда в 6.30 раздался сигнал «Красный-Красный-Красный», мы поняли, что нас сейчас атакуют. Большинство ворот капониров были заперты, а те, что нет, закрывались очень быстро, кроме нашего. Вы не поверите, сколько раз мы это делали, ни разу не заклинивало. Их можно было закрыть вручную, но на это потребовалось больше времени, чем мы думали. И вот мы торчим в четырех футах перед двумя нашими «Торнадо».
К счастью, ворота нашего капонира смотрели на юг. Потому что через семь минут после сигнала тревоги раздался оглушительный рев — как рассказывали другие парни, шестнадцать или около того советских бомбардировщиков налетели на аэродром. Я видел только два или три через проем в воротах, как они носились над летным полем. Мы боялись, что они могут атаковать нас газом, но, по крайней мере в тот раз, они этого не сделали. Они били только обычными бомбами. На крыше нашего капонира грохнул огромный взрыв, на нас посыпался настоящий дождь ошметков краски и грязи, но бетон даже не треснул. Самолеты ушли так же быстро как и появились, и я, как и другие парни, побежали посмотреть, что же они натворили. Мы действительно повели себя глупо, и Сержант не смог даже наполовину выразить насколько, потому что Иван мог пойти на второй заход. Но он этого не сделал, так что мы просто стояли и смотрели на беспорядок, который он после себя оставил.
Справа от нас центральные ремонтные ангары были все в огне — там был полный бардак, все в дыму. Башня управления полетами была сильно повреждена, как и несколько казарм и штаб эскадрильи. Несколько топливных цистерн горели. Посреди главной полосы валялся на боку сильно покореженный бульдозер инженерной службы. Над летным полем тянулся черный дым от стоянки одной из эскадрилий — в госпитале я слышал, что стоянка одной из эскадрилий была размолочена — все топливные цистерны и один из капониров были уничтожены. Большинству из нас повезло, по крайней мере, в начале, потому что мы были в капонирах с самолетами, и я не думаю, что какие-то из них были повреждены. Некоторые из «Каменных Обезьян» (это мы так называем ребят из Полка КВВС[75]) и поваров, которые были в наряде, оказались застигнуты на открытом участке возле ограждения аэродрома. Один из них оказался на соседней койке. Он сказал, что потерял много своих товарищей, хотя большинство их них было в бомбоубежище.
Пожарная техника быстро приступила к тушению. Я видел, как одна машина подъехала к ближайшему ангару технического обслуживания, а тот вдруг взорвался. Просто вспышка, взрыв — и его нет. Это было довольно пугающим. И вот тогда мы поняли, что Иван установил задержку на взрыватели некоторых своих бомб, превратив их в мины. Это было очень некстати, потому что никогда нельзя было знать, когда рванет очередная бомбовая воронка или куча обломков. Проверить это можно было только одним способом — тщательно осмотреть каждый квадратный ярд бетона. Я видел, что больная часть взлетно-посадочной полосы была нетронута, и несколько «Торнадо» можно было поднять в воздух достаточно быстро, но нужно было быть очень осторожным, проходя мимо воронок и куч обломков. И все движение замедлилось — самолеты, заправщики, пожарные и санитарные машины, и даже фургон NAAFI. Верите или нет, но старый фургон NAAFI все еще мог двигаться!
Но вы уже догадались, что произошло? Мне пришлось направиться через нашу стоянку, чтобы проверить, возможно ли рулежка в районе дислокации 17-й эскадрильи. Мы знали, что «Торнадо» нужна только небольшая часть взлетной полосы. Если бы она была чиста, они могли бы контратаковать, что было бы очень желательным делом. Но когда я проходил мимо груды щебня в 30 ядрах от меня, она вдруг взорвалась. Мне очень повезло. Взрывом меня отбросило боком об стенку и я сломал ногу. Разлетевшиеся осколки немного зацепили меня, но мне повезло больше, чем многим из моих товарищей, которых тогда (с того момента прошло двое суток) ранило взрывом бомбы замедленного действия. Но все хорошо, и скоро я вернусь домой. Дайте братишке Вилли по шее от меня.
Люблю вас,
Брайан».
