— Благословите.
Отец Иван, на мгновение, видимо, даже растерялся. Но после короткой заминки, благословил Николая от души, даже обнял.
— Простите, — еле слышно пробормотал покрасневший Николай — и когда Вы к нам, на жительство?
— Рассчитываем на послепослезавтра.
— Значит, послепослезавтра, — мечтательно повторил Николай, поднимая своего «коня».
— Еще раз, извините за беспокойство, — он снова улыбнулся своей доброжелательной улыбкой и вскочил в седло.
— Если не секрет, а что Вы там делали? — не удержался я.
Николай проследил за моими глазами.
— Возле Брамы, — переспросил он и как-то весь напрягся, ушел в себя, словно улитка в раковину.
— Угу, — подтвердил я, — возле Брамы.
— Да, так, — нехотя выдавил Николай, — ключик искал… Значит, послепослезавтра.
И он помчался от нас в сторону села.
Мы молча смотрели ему вслед. Пока он не скрылся среди тополей и плакатов перестроечной эпохи.
— Слушай, а как это он через кусты прошел? — спросил я батюшку.
— Не знаю, давай посмотрим, — рассеянно ответил отец Иван и добавил — странный, очень странный человек. Но, добрый. И на нашей стороне! И это, Дима, меня начинает радовать…
Мы спустились с дороги и сколько ни ходили вдоль непроходимых кустов, даже намека на тропинку не нашли. Продраться через кусты напролом, да еще и с велосипедом казалось невозможным.
Пастух
Кривоногой бабке Никитичне снился антихрист. Был он в поповском подряснике, но без креста. От самых глаз у него шла черная густая шерсть, переходящая в окладистую вороную бороду клином, как у древних вавилонян (во сне бабка Никитична точно знала, борода у антихриста вавилонская).
Антихрист был не один, возле него крутилась небольшая обезьянка в круглых очечках и с козлиной бородкой. Обезьянка очень сильно напоминала какую-то известную историческую личность, но вот кого, бабка так и не вспомнила.
Обезьянка с бородкой всем рассказывала, что антихриста бояться совсем не надо, а надо ему немедленно отдать ключи от церкви Христовой.
Антихрист входил в село со стороны Брамы. При входе его встречали иеговисты, голова сельсовета и несколько гулящих сельских бабенок. Все были с цветами, а бабенки были в красных платочках.
Обезьянка с бородкой вновь всем говорила, что б ключи от церкви Христовой немедленно антихристу отдали, а про отца Василия все, как есть, рассказали.
После этих слов бабка Никитична очутилась в диком поле, возле могильного холмика. Холмик зашевелился и оттуда вылез сам отец Василий.
— Я, — говорит, — мать, умер, убили меня слуги антихристовы, сектанты. И вот что тебе с того света говорю: не общайся, мать, с новым попом, он духа антихристова. Не общайся! Ты же не хочешь в геенну огненную попасть, не хочешь смерти близких тебе людей? Вот и не общайся. И передай мой наказ всем нашим, — сказал отец Василий и исчез.
Никитична смотрит, а и могильного холмика уже нет. Чистое поле. И по полю стремительно от нее удаляется кто-то в длинном брезентовом плаще и широкополой шляпе.
Она бросилась было за ним (бодро так побежала, как молодая). И опять в селе оказалась. А в селе все мертвые. Люди лежат вдоль дороги с перекошенными белыми лицами, выпученными глазами и открытыми в немом крике ртами. И тишина могильная, а в этой тишине противный, выворачивающий мозги на изнанку писк.
На том Никитична и проснулась. Сон помнился ей во всех мельчайших подробностях. И от этих подробностей на душе делалось все тревожнее, все страшнее.
Вскоре выяснилось, что похожий сон приснился еще нескольким бабкам и учительнице (весь убогий краснокутовский приход).
Верующие женщины не на шутку перепугались, решили никому ничего не говорить. Но уже через неделю почти все село знало, что «церковным» в одну ночь приснился новый поп в образе антихриста. А еще через неделю этот самый поп входил в село, со своим помощником. Недобрым, холодным взглядом встречали их в селе…
Удар почти достиг цели. Пастуху бы в самый раз ликовать даже нужные сны он умеет навеять, не растерял навыков! Все прекрасно, но вот беда — этот Колька! Этот загадочный хлюпик, окруженный непроницаемым для его магии коконом! Зачем же он вышел из Брамы в такой неподходящий момент?!.
Пастух осторожно постучался в келью отца Василия.
Иеромонах с утра пребывал в благодушном настроении. Удалось на короткое время запустить генератор. При этом убило еще одну нелюдь. Увы, гномы дохли как мухи, при соприкосновении с человеческой техникой.
Из-за повышенной смертности пришлось отказаться от показательной казни над теми двумя, что стучали тогда в свои бесовские барабаны. Дал послушание в нижних пещерах и только позже сообразил, что это не столько епитимия, сколько награда. Их хлебом не корми, дай в земле ковыряться.
И вот теперь Пастух объявился. Отец Василий уже по стуку знал, что это он. Только ему (и нелюди) разрешалось просто стучать в дверь. Не произнося при этом: «молитвами святых отец наших».
Но нелюдь редко дерзала приближаться к его келье, а если и дерзала, то, начинала за десятки метров кашлять.
Иеромонах вдруг поймал себя на мысли, что никогда не называет Пастуха по имени, а ведь он намного старше его. И имя у него есть, самое обычное — Юрий. Странно — подумал Василий и сказал — Входите.
Пастух был в своей неизменной ковбойской шляпе, брезентовом плаще и резиновых сапогах. Сняв шляпу он какое-то время искал куда ее пристроить, не найдя, оставил в руках и без всяких церемоний сказал:
— Новый поп со своим дружком прибыли в Кут.
— Вот как, — слегка усмехнулся отец Василий и спросил — когда?
— Вчера, днем.
— Ты их видел?
— Конечно, отче, — обиженным тоном сказал Пастух, — и видел и пощупал их, так сказать, духовно… Пришли на своих двоих, и ушли так же. Еще, на обратном пути, под хорошую бурю с дождем попали. Небось, уже не рады Красному Куту.
Пастух плотоядно улыбнулся.
— Ну и как они, духовно, либералы? — спросил отец Василий.
— Шо?
— Я говорю, как они духовно, воины Христовы, или так… никакие.
— Ну, как Вам сказать, — Пастух на секунду закатил глаза к низкому пещерному потолку кельи, — с виду, вроде, как никакие. Слабаки, неудачники. Поп, правда, покрепче будет. В смысле на земле этой основательнее стоит. Но сильно изъедает себя обидами на епископа, мыслями о семье…
— Это хорошо, — перебил отец Василий, — в смысле обиды на епископа; чует душа антихристов дух в нынешних князьях церкви. Бессознательно чует. И то, что неудачники — хорошо. Это милость Божья в наше время. Как еще, разве что неудачами, человека из антихристовой прелести вывести.
Пастух согласно кивнул и почесал небритый подбородок.
— С кем в Куте виделись? — быстро спросил отец Василий.
— С головой сельсовета и с Колькой из Брамы.
— С этим чудиком, с этим бесноватым?! — отец Василий скривился, словно у него заломило зубы.
— Простите, отче, — веско возразил Пастух, — этот чудик очень непрост. К тому же встретились они возле Брамы. Даже хуже, этот чудик выполз из Брамы прямо у них на глазах! Они разговаривали, хорошо разговаривали. Очень дурной знак! Как бы, отче, этот хлюпик сюда их не привел.
— Пусть ведет! — отец Василий сам не заметил, как вскочил со своего лежака. — Мы не секта, прятаться не собираемся. Господь с нами! А с ними дух противления. Пусть идут и услышат правду о царе и скором суде Божьем.
— Все так, — мягко сказал Пастух, — но, отче, может не стоит торопить события… Конечно, на все Воля Божья.
— Ты прав, — внезапно согласился иеромонах и сел обратно на свой топчан. — Пока мы не совсем в форме. Не все еще готово, и где царь мы пока не знаем… Да, все так. И ангел в последнее время не посещает нас. Но ничего, смиряемся, скорбим, осознаем свое недостоинство.
Отец Василий замолчал, что-то обдумывая. Вдруг встал и даже положил руку на плечо Пастуха.