Мой рассказ о том, что я пережил возле «холмика с вынутой серединой» его заинтриговал. А заодно и убрал черточку недоверия между нами. Но больше всего Николай расспрашивал о холме и трех деревьях, что были в видении и особенно во сне. Сон, пожалуй, его больше всего заинтересовал.

Особенно дотошно он меня расспрашивал о том, как деревья выглядели, и видел ли я что на вершине холма, помимо ослепительного света и звездного сияния.

Пришлось многое восстановить в памяти, даже ту странную мысль, пришедшую мне в голову сразу после знакомства с Брамой — все виденное мной не просто, это как бы послание нам. Николай с радостью согласился:

— Именно, именно послание!

А дальше началось. Николай подошел издалека.

Итак:

Лет двадцать назад возле Брамы стоял целый палаточный городок. Браму дотошно исследовали. Была научная комиссия из Москвы (с этой комиссией и прибыл тогда молодой питерец Николай). Однако ничего аномального не нашли, верней, не успели найти.

Принцип действия Брамы остался неизученным. Особых излучений энергии не обнаружили. Разломов в земной коре не выявили. И с НЛО так никто и не столкнулся. Хотя тогда все были помешаны на летающих тарелочках.

Тем не менее, никаких пришельцев, никаких холодящих кровь существ и явлений. Не известны также случаи пропажи людей (если не считать нынешнее исчезновение отца Василия и церковного старосты, конечно). Так что если Браму называть аномалией, то это странная аномалия.

Настали смутные 90-е, и проект перестали финансировать. Все разъехались. Уехал и Николай. А потом спустя семь лет вернулся, по зову сердца. И даже поселился в селе. Только после этого он стал кое-что понимать в Браме.

Брама — это необычная аномалия. Скрытая аномалия. Она еще себя проявит. Но в чем же аномальность Брамы? Как ни банально, ответ заключен в названии, именно в названии! Брама, значит, ворота, ворота в иное.

Когда Николай в одну ослепительную минуту это уяснил, о, он долго хохотал. Как просто открывается ларчик! Целый палаточный городок научных сотрудников бился над разгадкой аномальности. А разгадка в самом названии, только в названии! Брама — ворота, ворота в иное измерение, в иные миры…

А вот дальше последовала невнятная метафизика, наподобие той, что я увлекался до прихода в Церковь.

Мол, если правильно войти в Браму, то можно попасть в мир тех самых существ на холме, которых я видел в образе деревьев. Так как эти существа связаны с деревьями.

Более того, Николай предположил, что, скорее всего, нам предстоит пройти через Браму и встретиться с этими созданиями. Так как ничего просто так не бывает, и все виденное нами возле Брамы не «игры ума».

А еще у него есть очень сильное подозрение, что отец Василий каким-то образом смог пройти через Браму. Искать его надо, получается, в мирах иных. Или в «зоне Брамы».

Это предположение подтверждает и находка нарукавника за Брамой и видение отца Ивана — иеромонах в окружение лилипутов с бородами. И еще кое-что, о чем он пока говорить не имеет права…

Да, озадачил вчера Николай и меня и отца Ивана. И ведь непохож на сумасшедшего, или прельщенного. Не похож! Все, что он говорил, звучало логически стройно.

Конечно, в городе бы я такое и слушать не стал. Но здесь, после всего пережитого… Одно из двух — либо это изощренные козни сатаны, либо… придется поверить Николаю.

Черноморку пролетели стремительно. Круто развернувшись на пустынном пересечении улиц, черная Волга головы понеслась в южном направлении. По хорошо знакомой мне улице. Минута, две и вот уже село осталось позади. Взорам открылась просторная луговая низина.

Заросший ставок с недоброй холодной водой был теперь справа. В нем по-прежнему плескалась домашняя живность, а поодаль паслись овечки. Возможно те же самые. Я поискал глазами зловещего пастуха, но никого из людей возле животных не увидел.

Еще минута и машина взмыла на гребень холма, низина скрылась из глаз. Показалось разбитое здание подстанции, полуразрушенная ферма. Тут у головы зазвонил мобильный телефон, и он немного сбавил ход. Закончив разговор, голова заметно повеселел и добавил газ.

Слева от нас мелькнула проселочная дорога, по которой меня вез в Черноморку водитель-кореец. Подумав о корейце, я тут же вспомнил, что он иеговист и живет ни где-нибудь, а в Алексеевке. Куда мы как раз направляемся. Отчего-то неприятно засосало под ложечкой.

— Вот по этой дороге меня тот кореец вез, — сказал я, обращаясь к отцу Ивану. — Тот иеговист.

— Да, Сергей Михайлович, скажите, а много этих самых, иеговых, в Алексеевке? — спросил отец Иван.

— Це я не знаю, — рассудительно ответил голова. — Думаю, шо богато. И церковь своя у них есть… Да, — заключил голова, — думаю богато, коли их церковь прямо в центре села, а вашу, так и не восстановили. Да, так и не восстановили. — Голова вопросительно поглядел в сторону отца Ивана.

Отец Иван ничего не ответил. В салоне на какое-то время повисла тишина.

Машина стремительно приближалась к «иеговисткому бастиону», к Алексеевке. Я вдруг вспомнил о тех туманных возвышенностях, что увидел тогда на юго-западном горизонте, перед тем как попасть в кабину к корейцу-иеговисту.

Я посмотрел вперед и убедился, что именно в сторону тех самых туманных возвышенностей мы сейчас и движемся. И туманные возвышенности постепенно принимают вид довольно высоких холмов, целых предгорий!

Холмы были еще далеко, и легкая синяя дымка придавала им вид гордого, почти небесного величия. И где-то там, среди этих величественных холмов лежит Алексеевка. В общем, у иеговистов губа не дура.

— Отец Иван, — вдруг заговорил голова, — я вот у Вас узнать хочу. Вот коли б советская власть с церковью не боролась, вот, думаю, может тогда б и построили коммунизм, или рай, по-вашему? Вот як его те же иеговы рисуют в своих журналах.

— Советская власть не могла не бороться с религией — спокойно ответил отец Иван и немного подумав, добавил. — Ну а даже если бы и не боролась, вряд ли б, думаю, коммунизм построили. Да и рай, это совсем не коммунизм. Рай, точнее, Царство Божие, не от мира сего. Оно не представимо. Это не то, что иеговисты рисуют. Красиво, понятно и материально. Кстати, весьма на коммунизм похоже.

— А вообще вопрос довольно сложный. По поводу борьбы советской власти с церковью. Там, кажется, разные были периоды.

Отец Иван повернулся ко мне:

— Вот, мой помощник Дима, он немного в этом разбирается.

Однако голова не захотел лезть в дебри своего же вопроса. Так что блеснуть красноречием мне не дали.

— О це понятно, — загадочно сказал он (что ему понятно?!). — Ленин ошибся, коли с религией начал бороться.

И голова засвистел какой-то мотивчик. Засвистел с таким видом, что действительно, все понятно. Мне осталось молча наблюдать за дорогой.

По всем признакам мы подъезжали. Вот уже вместо плоской степи потянулись вспаханные поля. Заметно выросли холмы. Стали видны их лысые, немного белесые вершины и покрытые легкой зеленой дымкой бока. Прямо по курсу, перед самыми холмами что-то блестело. Возможно, там и располагалось село. Но жилых строений пока еще не было видно. Зато слева от нас, прямо посреди полей, маячила ветряная мельница.

Мне вдруг подумалось, что весь этот сельский пейзаж с холмами, ровными квадратиками полей и с настоящей ветряной мельницей напоминает рисованную картинку рая в иеговистком журнале. Ну а загадочный блеск впереди, это, конечно же, «глаз Иеговы» из «Сторожевой Башни».

— Работает? — отец Иван показал рукой на мельницу.

— Угу, — радостно кивнул голова, — тильки ни от ветру, от генератора.

Алексеевку увидели, как только проехали мельницу. Но вначале бросилась в глаза странная конструкция, в поле, перед самым селом. Это было что-то похожее на уменьшенную копию Эйфелевой башни, причудливо скрученную вокруг своей оси.