- Так почему же вы не сказали об этом раньше? - воскликнул Георгий Николаевич раздраженно.

- Я ведь тоже не бог,- обиделся Горбачук,- Каждый человек ошибиться может. И все же прошу следовать за мной.

Подъем становился все круче и круче. Кончилась полоса кедровника, начались густые, труднопроходимые заросли стланика. Теперь перед глазами путников возвышался голый каменистый склон длинного горного кряжа. Он круто поднимался к такой же голой каменистой седловине, расположенной между двумя громадными вершинами, одетыми в массивные снежные шапки. Не прошло и часа, как путешественники достигли седловины.

Вот он, перевал! Отсюда хорошо видна была вся величественная горная страна, которую именуют на Байкале Подлеморьем. А далеко на юго-востоке простиралась бескрайняя Баргузинская долина.

- Здравствуйте, горы! - крикнул Цыден.

Горное эхо, многократно повторенное во всех углах близлежащих высот, напоминало басовитостью и торжественностью своей аккорды органной музыки.

Налюбовавшись неповторимым горным пейзажем, путники начали спускаться с хребта. Спуск был тоже нелегок. Вечер-ние сумерки застали наших друзей на дне глубокого сухого распадка. Но здесь не оказалось никакой речки. Значит, они спустились совсем в другую падь. Опасения Георгия Николаевича оправдались.

- Эти проклятые горы совсем меня запутали, сбили с толку,- с глубокой досадой произнес Горбачук и, не останавливаясь, свернул вправо и устремился вверх по склону какой-то горы.- Устраивайтесь на ночлег, а я, пока не стемнело, разведаю окрестности, посмотрю, что и как. Шаманка может объявиться в соседней пади…

Взвалив таким образом всю вину на мохнатые черные горы, тихо дремавшие в тусклом сумеречном свете летнего прибайкальского вечера, он быстро скрылся за деревьями.

Группа расположилась на ночлег, и ребята вскоре уснули. Георгий Николаевич не спал: он с нетерпением ждал возвращения Горбачука. Но тот все не появлялся. В конце концов далеко за полночь учитель заснул тревожным, беспокойным сном. И опять преследовали его в эту ночь кошмарные видения.

Он проснулся от приснившегося ему ледяного взгляда изуверских глаз Томисаса Тоома.

Он проснулся и стал думать, стал мучительно вспоминать, где он видел совсем недавно эти глаза. Где?.. Где видел?.. Наверно, в предыдущем сие?.. Нет, нет… Чьи глаза напомнили ему о глазах Тоома?.. Георгий Николаевич потер пальцами виски. Напряг память до максимума. Но нет, он не смог вспомнить… Но ведь только что эти глаза стояли перед его глазами. «Вспомни, вспомни, Георгий!..» - сказал он самому себе, как йог. Нет, все напрасно, напрасно… Нет памяти, нет…

Вконец измученный, Георгий Николаевич вышел из палатки. Солнце уже высоко стояло над горами.

«Десять часов? Ого! Ну и заспались ребята! Впрочем, не мудрено. Вчера они здорово устали, шли из последних сил, особенно Толя с Баярмой. Выжали из себя всё, что могли. Но ничего, теперь, после отдыха, легко пойдут дальше. Благо, сегодня день погожий, солнечный… Однако где же Горбачук? Ушел на всю ночь или совсем сбежал, устыдившись своего невежества? И верно, какой же это проводник, какой егерь, ко-ли не знает своих владении, горных троп и распадков? Грош ему цена, такому егерю. Ох, наверно, до сих пор ищет он свою Шаманку! Вот беда-то где! Ждать его или не ждать? И если ждать, то до каких пор? А что, если пойти следом за ним?.. Может, нагоним его?.. Или хоть воду какую-нибудь найдем, а то скучно без чая, совсем скучно…»

Учитель дал команду, и ребята поднялись на невысокий гребень соседней горы, откуда стал виден распадок, поросший смешанным лесом. Вот в таких-то смешанных лесах чаще всего и кроются маленькие речушки или источники. Путники быстро спустились с горы и, пройдя с километр вниз по распадку, нашли то, что хотели. На дне молодого ельника блеснула вода. Студеная вода источника. Несмело выбравшись из-под больших камней, обросших мхом, тоненькой струйкой бежала она, отчаянно петляя меж камней, кочек и корней деревьев.

- Смотрите, здесь костер разжигали! - крикнул Толя.

И все увидели следы ночного костра, примятую траву, таган, обрывки газеты, хлебные крошки, остатки недавно съеденного соленого омуля… Костер был залит водой, и от углей, тлеющих под золой, еще тянулся еле заметный пар.

- Егерь наш тут ночевал, не иначе,- пробормотал Георгий Николаевич.- Не мог вернуться за нами вечером! Здесь ведь совсем недалеко…

- Он ночевал, больше некому,- сказал и Цыден.- Я видел у него малосольного омуля.

- Куда же он мог уйти? Наверно, где-нибудь здесь,- проговорил Жаргал, оглядываясь по сторонам.- Может, позвать его, покричать?

- Ну да, за нами пошел, и мы разминулись,- высказался Петя.

- Нет, я думаю, он все же Шаманку пошел искать. Так что звать его бесполезно. Он теперь далеко от нас,- сказал Георгий Николаевич, вытаскивая из рюкзака котелок.- Давайте, братцы, сучьев сухих соберем. Быстренько сварим чайку- и снова в путь…

- А куда пойдем, Георгий Николаевич?-спросила молчавшая до сих пор Баярма.

- Вниз, к выходу из тайги. Там встретим людей и узнаем, где эта Шаманка. Сделаем круг, но зато не будем больше плутать по тайге,- произнес учитель твердо, как будто давно уже пришел к выводу, что сделать надо именно так.

- Значит, теперь мы с низовья Шаманки пойдем на Урочин, а не с истока? - спросил Цыден.

- Да, так будет вернее,-ответил Георгий Николаевич и пошел в глубь ельника с котелком.- Разводите костер, я пойду воды принесу…

Было уже двенадцать, когда они двинулись дальше, вниз по распадку. Шли по краю елового леса, у самого подножия горы. Шли час, два, три часа. Распадок постепенно расширился, а маленький ручеек превратился в небольшую речушку, шириной не больше метра. Веял легкий теплый ветерок, еле заметно шевеля густую траву, и колыхание зеленых волн напоминало волны моря под бризом. Уже совсем недалеко виднелся северный край привольной Баргузинской долины.

Цыден заметил, что Георгий Николаевич стал мрачен, всю дорогу погружен в свои думы.

Как-то неожиданно кончился, оборвался еловый лес, впереди показалась широкая поляна - скошенный луг со множеством еще не заскирдованных копен. Поляна окружена была цепью кустарников. На краю луга, на самом берегу речушки, примостился свежерубленый дом, огороженный невысокой изгородью. Около дома стоял маленький сарайчик из теса и конусообразный чум, построенный из коры лиственницы и бересты.

- Наконец-то!

Когда путники подошли к ограде, раздался громкий лай, и на дорогу выскочили две здоровенные сибирские лайки. Они бросились наперерез людям, появившимся словно из-под земли. В ту же минуту выбежал из дома средних лет коренастый и загорелый человек, по виду бурят или эвенк, в белой трикотажной майке, и прикрикнул на собак:

- Байкал!.. Пальма!.. Назад!.. На место!..

Собаки сразу же остановились, перестали лаять и завиляли хвостами.

- Ой-ёй, это откуда много-много гостей привалило-навалило? - приветливо заулыбался хозяин.- Здравствуйте, здравствуйте!.. Добро пожаловать!..

- Мы из Улан-Удэ. Я -учитель Левский,- представился Георгий Николаевич.

- Из Улан-Удэ, а пошто идете с севера, с горы?

- Перевалили через Главный Баргузинский хребет…

- Хребет?! Ой-ёй!.. Какие, однако, молодцы!.. - Хозяин с нескрываемым восхищением посмотрел на ребят и снова широко улыбнулся.- Тут не кажный человек ходит. Да, не кажный. Надо воля-сила, смелость надо… Так, однако, вы с байкальской, другой стороны пришли?

- Да, с другой стороны, с Байкала. Мы из Усть-Баргузина по морю и по суше добрались до Большой. А перевалив через хребет, оказались здесь.

- Да-а, путь не легкий, не близкий! И тяжелый, ой-ёй, как тяжелый, всё по горным верхотурам, скрозь ёрник и бурелом… Ну, чо же мы стоим, проходите, конечно, не в берестяной чум, а в самый настоящий деревянный дом - будете моими гостями. Эвенк ноне живет не в чуме, а в бревенчатом доме-хороме.- И хозяин повел их к дому.- Я лесник-охотник,- продолжал он,- живу здесь, на отшибе, у горы, с женой, с детьми. Федор Гасалтуев меня звать. Там, ниже, десять километров отсюда, улус Сахули. Это на берегу Баргузин-реки.