- А-а, вот оно что…- улыбнулась Баярма.- Ничего, бывает… Только не говорите об этом Георгию Николаевичу… Ладно?

Ребята заулыбались, и с их лиц постепенно стала исчезать бледность.

- Конечно, никому не надо говорить,- сказал Цыден.- То хорошо, что хорошо кончается.

- А что ты там чувствовала?-спросил Толя Баярму, участливо глядя на девочку.

- Меня доской какой-то стукнуло. Но вообще чувствовала я себя неплохо. Там под лодкой был воздух. Хорошо помню, будто я воздухом дышала… Странно, в воде - воздух… Как же так?

- Ну ладно, ребята, давайте отбуксируем лодку к берегу, а то скоро придет Кузьма Егорыч с мотористом,- сказал Цыден. И скомандовал: - Петя, живо достань из воды цепь лодки! Переворачивать лодку не будем. Прямо так.

- А что, если перевернем? - спросил Жаргал.

- Не получится. Лодка может уйти на дно. Утопим ее на такой глубине, потом не достанем,- ответил Цыден.

- Да, конечно, лучше не надо переворачивать ее здесь, лучше отбуксируем к берегу,- подал голос до сих пор молчавший и стоявший в стороне Петя.

Петя прыгнул в воду, подплыл к носовой части лодки и, пошарив рукой, нащупал под водой длинную железную цепь. Цыден подогнал катер к лодке, а Жаргал, сидевший на носу, ловко подхватил цепь, которую протянул ему Петя. Когда Петя поднялся на катер, Цыден развернул катер кормой к лодке и сказал.

- Жаргал, перейди на корму и крепко держи цепь.

И едва Жаргал выполнил его команду, Цыден изо всех сил погнал катер к берегу. Но с перевернутой лодкой на буксире двигался катер медленно и тяжело. Все же через некоторое время ребята добрались до берега и сообща перевернули лодку. Затем выжали мокрую одежду и положили ее сушить на береговой галечник, усердно вымытый морским прибоем, а сами побежали загорать на горячий песок, приятно согревший их продрогшие тела.

Так закончилось это неудачное морское купание.

Так произошло близкое знакомство наших путешественников с коварным Байкалом.

Байкал смеялся. Он, наверно, хотел сказать, что пошутил, что только немного поиграл с озорными ребятами в детскую игру.

Словно громадное фантастическое существо, насильно втиснутое в глубокое каменное ложе, колыхался он у берега и вдали, стремясь вырваться из векового плена.

Беседа шла на свежем воздухе, возле того же стола, за которым только что пообедали. Горбачу к с мотористом уже спустились к берегу моря, чтобы вместе с Цыденом отправиться за мясом. Старик Золэн Бухэ не выходил из избы; видно, спал или просто лежал на своей деревянной кровати.

Бадимбаев, вконец запарившись от жары, снял свою зеленую трикотажную сорочку и теперь сидел в одной белой майке, дымя «Беломором». Большаков тоже курил, изредка выпуская изо рта голубоватые кольца. И подполковник и старший лейтенант с интересом слушали рассказ учителя. Георгий Николаевич, время от времени поглаживая усы, неторопливо вел рассказ своим глуховатым голосом.

- Приметы Томисаса Тоома,- говорил Левский,- у вас довольно точные. Я, пожалуй, не смогу что-либо новое добавить к ним. Выше среднего роста, блондин, нос с горбинкой, с большими ноздрями, волосы каштаново-рыжие; говорили в лагере, что он эстонец немецкого происхождения. Да, жестокие голубовато-стальные глаза. Все это точно. И еще… голос… голос… звенящий, металлический… Смех такой же резкий, звеняще-холодный…- В этом месте рассказа Георгий Николаевич неожиданно вздрогнул всем телом, передернул плечами, словно сбрасывая с себя тяжелый груз.

Вспомнив голос и смех Томисаса Тоома, он каким-то чудом одно мгновение снова пережил свои кошмарные сны, упорно преследовавшие его. И вдруг понял: не кто-нибудь, а именно Томисас Тоом смеялся над ним в этих снах. Это точно! Смеялся будто не двадцать лет назад, а совсем недавно и словно совсем рядом! Георгий Николаевич недоуменно заморгал глазами и умолк.

Бадимбаев с Большаковым переглянулись, не понимая, что происходит с учителем.

- Что с вами, Георгий Николаевич? - спросил после нескольких минут тягостного молчания подполковник Бадимбаев.

- А? Что? - встрепенулся учитель и дрожащей рукою медленно провел по своему лицу, будто воспрянув от страшного сна… Мутным взглядом обвел своих собеседников и, тяжело вздохнув, произнес тихо-тихо, почти шепотом: - Вспомнился мне его холодный иезуитский смех. До вашего приезда я все думал и гадал, чей это смех преследует меня во сне? А теперь я вспомнил…

- О ком вы говорите? О Тооме? - осторожно осведомился Большаков, но тут же прикусил язык под укоризненным взглядом подполковника.

- Да, о нем,- ответил Георгий Николаевич.- И голос у него металлический, и смех холодный, издевательский, сатанинский. Я это хорошо запомнил. Когда палачи Тоома волокли меня после очередной пытки по цементному полу, а потом обливали холодной водой, чтобы я пришел в себя… когда волокли меня за ноги, садня голую спину мою о цементный пол, когда подвешивали меня за ноги к потолку, этот изощренный садист смеялся надо мной своим ужасным, своим холодным иезуитским смехом, тыча мне в рот носок своего лакированного сапога и приговаривая: «Эй ты, русская свинья, грызи мои подметки, ха-ха-ха!.. Жри, пока не поздно, пока хоть это дают, ха-ха-ха!.. Не то с голоду подохнешь, ха-ха-ха!..» Вот какой это был человек!.. Но почему он снится мне сейчас? Ведь прошло с тех пор столько лет… Вот что мне непонятно. Да, совершенно непонятно…

- Простите, Георгий Николаевич, перебью вас,- сказал подполковник, наклонившись к учителю.- А еще когда-нибудь в эти годы снились вам подобные сны?

- В первое время после освобождения снились… И не только смех Тоома, но и вообще всякая чертовщина мучила меня тогда по ночам. Потом я постепенно успокоился, сон мой стал вполне нормальным,-говорил Георгий Николаевич, глядя усталыми глазами в одну точку.- А вот поди ж ты, в последнее время опять появились эти кошмарные сны. Значит, бывает и такое… Что бы это значило?

- А вы не можете вспомнить точнее, когда именно возвратились к вам эти сны? - снова задал вопрос подполковник.

- Совсем недавно… Всего несколько дней назад… Кажется, это началось тогда, когда мы выехали из Усть-Баргузина на моторной лодке… э… пожалуй, когда мы ночевали в бухте… Был сильный шторм, и, может быть, именно поэтому приснился мне этот кошмарный сон. Может быть, буря пробудила во мне воспоминания дней далеких… Психология человека- область весьма и весьма туманная… Да, да, до сих пор…

- Скажу вам: случай, происшедший с вами, Георгий Николаевич,- задумчиво проговорил подполковник,- кажется мне каким-то странным…

- Вы правы,- согласился учитель,- это очень странно. После стольких лет… снова стать жертвой наваждения… Ничего не понимаю.

- А вы, Георгий Николаевич.., пытались как-либо это объяснить самому себе? - поинтересовался старший лейтенант Большаков.

- Никаких объяснений не нахожу. Все время думаю об этом, но до сих пор не пришел ни к какому сколько-нибудь приемлемому выводу,- тяжело вздохнув, ответил учитель.

- М-да, такие дела! - протянул подполковник, видимо решив закруглить затянувшийся разговор.- Но я все же скажу вам, Георгий Николаевич, что вы дали нам весьма ценные дополнительные приметы этого преступника.

- Это какие же?

- Звуковые: голос и смех. Спасибо.- И подполковник обратился к Большакову: - Ну, Исай Игнатьевич, пойдем по-гуляем по берегу! Там хорошо сейчас. Слышь, какой ветерок… Может, и вы, Георгий Николаевич, с нами пройдетесь?

- Нет, пожалуй, я не пойду,- ответил Левский,- что-то опять голова разболелась. Надо немного отдохнуть.

- Я вас понимаю,- участливо произнес Бадимбаев.- Ну что ж, прилягте. Если есть таблетки от головной боли, примите…

Однако Георгий Николаевич не тронулся с места.

- Да, что-то странное творится с учителем,- задумчиво проговорил подполковник, когда они с Большаковым спускались по логу.- Заметьте, Исай Игнатьевич, сны-то эти возобновились у него здесь, на берегу Байкала. А почему? В чем причина? Вот над этим следует подумать!