Что же касается тантризма, то он коренится в архаичных пластах коренного (неарийского, то есть хамитского — прим. перев.) населения берегов Инда с его культами богинь шактического типа, а также оргиастическими практиками. Среди колдовских практик этого региона мы часто находим очень темные формы тантризма, в которых мужчина вступал в связь со стихийными женскими сущностями — yakshinî, yoginî, dakinî[837] — считавшимися воплощениями Дурги, а также ее эманациями. Порой эти практики выступали в смешанных анимистических формах, а также в виде очарованности конкретной реальной женщиной, с которой адепт часто вступал в плотскую связь в дикой местности, на кладбище или в лесу[838]', принимая перед этим специальные одурманивающие вещества. Какими бы грубо-примитивными ни были подобные практики, они также имели целью пробуждение сверхчувственного, аналогичные уже описанным чисто йогическим. Главное отличие от техники kundalinî-yoga заключалось в наличии конкретного факта полового сношения. Молодую женщину "демонизировали" или даже просто насиловали — это и составляло ядро темного ритуала, средоточия такого направления тантрической половой магии, как vajrауânа.

В подобных практиках идея Божественной пары переносится с общего плана иерогамии на конкретно-оперативный. Доктрина ставит задачу воплотить в самих себе принципы Шивы, Шакти и других подобных божеств, присутствующих в телесном составе мужчины и женщины. Ритуально и сакраментально мужчина становится Шивой, а молодая женщина — Шакти. Это и есть главная предпосылка их полового соединения из чисто телесного и физического превращающегося в магическое переходом на тонкий план (мы уже подчеркивали, что всякая любовь и половое желание своим магнетизмом и опьянением ведет к "сгущению астрального света"). Climax и экстаз подобной любви и есть "разрыв уровней", преодоление двойственности[839]'.

Вот некоторые аспекты тантрической практики[840]. Понять их невозможно, не поняв некоторых черт женской природы и в особенности свойств нагого тела. Тантрические школы видят в каждой женщине çakti или Prakriti, "онтологически обнаженную" женщину, а точнее, само женское начало, первичное и стихийное, не связанное ни формой, ни индивидуальностью; освобождаясь от своих одежд, женщина как бы открывает взорам свою истинную сущность. Еще М. Элиаде писал: "Ритуальная нагота yoginî в ее союзе с vîra (вирильный, мужественный, воинский) мистически значима: если перед ее лицом мы не ощущаем ужаса космической мистерии, то соединение с ней не имеет никакого ритуального значения и является чисто профаническим актом со всеми вытекающими отсюда последствиями — вместо того, чтобы разорвать цепь условностей, мы ее укрепляем"[841]'. Указанному мистическому состоянию соответствует пробуждение визионерства, а точнее, ментальных проекций женского образа в определенном ритуальном режиме, формы которого отработаны в тантризме "левой руки". Эти ментальные проекции соединяются техникой, именуемой ârора[842], что означает "установление иного качества", иначе говоря, транссубстанциация. Структурно оно аналогично пресуществлению даров в евхаристической практике христианства, в момент провозглашения священником реального присутствия Христа[843]. В связи с этим уже цитированный индийский автор подчеркивает, что в ходе ârора физическая форма (rûра[844]) не подвергается отрицанию, но каждый атом физического бытия соединяется со svârûpa[845], первичной нефизической сущностью, онтологически составляющей основу физического[846].

Теперь о женщине-участнице практики. Ее специально готовят, еще в девушках она обучается искусству магических поз (mudrâ) (см. прим. 651), а телесные ее силы пробуждают с помощью nyâsa[847]' (см. прим. 750) — особой сакраментальной процедуры, с помощью которой в определенных точках женского тела ("точках жизни") пробуждается и оживляется "Божественный флюид". Это и есть "демонизация женщины", основа уже упомянутых темных практик, цель которых — "подпитка" полового магнетизма как основы "очарования". Сами девушки, участвующие в этих ритуалах, называются mudrâ — это часто ставит в замешательство ученых-востоковедов — ведь слово mudrâ в переводе означает "печать". Но на самом деле все очень просто — этим же словом называют и сами маго-ритуальные позы, оживляющие круговорот энергии в организме йогина. Ту же самую роль — роль отворяющего ключа — играет и женщина. Заметим, специальные позы, принимаемые ею в ходе сношения, также называются mudrâ. Надо иметь в виду, что девушки-"mudrâ" — не просто участницы ритуала или тем более беспорядочных оргий. "Адепты любви" говорили о "чудесной даме", мастера тантры — об "исключительной женщине" (viçesha rati), субстанциально тождественной Божественно-женскому началу — Râdha, Durgâ, Candalî, Dombi, Sabaja-Surdarî и т. д., а иногда и просто о самой kundalinî в персонифицированной форме. Только в общении с viçesha rati, а никак не с обыкновенной женщиной, samanya-rati, можно достичь "недвойственного состояния", примордиального состояния, именуемого sahaja[848] и несущего "освобождение". В тантрических кругах считается, что для такого соединения лучше всего подходят женщины из низших каст. Это имеет символическое значение: их образ жизни, свободный от социальных, моральных и оформленно регулирующих преград является как бы способом существования "первоматерии". Иначе говоря, стихийной, бесформенной, ничем не связанной жизни[849]'. Магическое соитие с mudrâ существует само по себе, оно никак не связано с иерогамией, браком вообще как сакрально-возвышающим таинством. В развитом кастово-институционализированном обществе такие различия строго регламентированы и их нельзя смешивать. Тантрическо-вишнуистские школы при этом вообще считают наиболее возвышенной как раз юридически незаконную любовь, то есть соединение мужчины с очень молодой девушкой или женщиной, которая не является его женой (точнее, одной из жен, так как цивилизация, о которой мы говорим, полигамна). В риторических состязаниях, проводимых в Бенгалии и напоминающих средневековые европейские, защитники супружеских союзов неизменно терпят поражение от сторонников свободной и незаконной, точнее — внезаконной — любви; это связано с тем, что на уровне Божественных архетипов, таких как пара Радхи и Кришны, любовь выглядит как чистый "адюльтер" — целью же тантры является именно подражание "Божественной паре"[850]'. Для оправдания такого поведения используется как психологическое объяснение — супружество никогда не дает такого накала страсти, как "незаконная" связь — так и символически-уподобительное. Любовь стремится к осуществлению как необусловленный, тайный союз, лишенный "общественной санкции", который только и способен породить прорыв к подлинно религиозному (точнее, инициатическому) опыту[851]. В связи с этим М. Элиаде отмечал, что для жителя Индии брачный символизм христианской мистики (связь "Супруга" и "Супруги") не выражает необходимого ему для прорыва к абсолюту отказа от социальной и моральной связанности. Идеальной мифологической парой здесь считаются Радха и Кришна[852]', для внутренне же свободного мужчины, типа siddha[853] или vîra наиболее подходят молодые женщины, стоящие вне каст, у которых важна не столько их индивидуальность, сколько безличная "сжигающая сила". Но все это годится именно и только для мужчины, достигшего состояния siddha-vîra; слабохарактерному же, "инфантильному" человеку дозволяется только жена. Не говоря уже о том, что лишь посвященный высокого уровня имеет право обладать полностью обнаженной женщиной.