Все зыбко в умах колыхалось

повсюду, где жил мой народ;

евреи придумали хаос,

анархию, спор и разброд.

Когда бы мой еврейский Бог

был чуть ко мне добрей,

он так легко устроить мог,

чтоб не был я еврей!

Совсем не к лицу мне корона,

Бог царского нрава не дал,

и зад не годится для трона,

но мантию я бы продал.

Умения жить излагал нам науку

знакомый настырный еврей,

и я благодарно пожал ему руку

дверями квартиры своей.

Чтоб речь родную не забыть,

на ней почти не говоря,

интересуюсь я купить

себе большого словаря.

Высветив немыслимые дали

(кажется, хватили даже лишку),

две великих книги мы создали:

Библию и чековую книжку.

С еврейским тайным умыслом слияние

заметно в каждом факте и событии,

и слабое еврейское влияние

пока только на Марсе и Юпитере.

Среди болотных пузырей,

надутых газами гниения,

всегда находится еврей -

венец болотного творения.

Еврея тянет выше, выше,

и кто не полный идиот,

но из него портной не вышел,

то он в ученые идет.

Надеждой душу часто грея,

стремлюсь я форму ей найти;

когда нет денег у еврея,

то греет мысль: они в пути.

Еврей, зажгя субботнюю свечу,

в мечтательную клонится дремоту,

и все еврею в мире по плечу,

поскольку ничего нельзя в субботу.

Напрасно осуждается жестокий

финансовый еврейский хваткий норов:

евреи друг из друга давят соки

похлеще, чем из прочих помидоров.

В соплеменной тесноте

все суются в суету,

чтобы всунуть в суете

всяческую хуету.

Смотрю на волны эмиграции

я озадаченно слегка:

сальери к нам сюда стремятся

активней моцартов пока.

Когда-то всюду злаки зрели,

славяне строили свой Рим,

и древнерусские евреи

писали летописи им.

Когда Россия дело зла

забрала в собственные руки,

то мысль евреев уползла

в диван культуры и науки.

Плюет на ухмылки, наветы и сплетни

и пляшет душа под баян,

и нет ничего для еврея заветней

идеи единства славян.

Не терся я у власти на виду

и фунты не менял я на пиастры,

а прятался в бумажном я саду,

где вырастил цветы экклезиастры.

Еврей - не худшее создание

меж божьих творческих работ:

он и загадка мироздания,

и миф его, и анекдот.

С Богом я общаюсь без нытья

и не причиняя беспокойства:

глупо на устройство бытия

жаловаться автору устройства.

Сегодня жить совсем не скучно:

повсюду пакость, гнусь и скверна,

все объясняется научно,

и нам неважно, что неверно.

Живу сызмальства и доныне

я в убежденности спокойной,

что в мире этом нет святыни,

куска навоза не достойной.

Вся история нам говорит,

что Господь неустанно творит:

каждый год появляется гнида

неизвестного ранее вида.

И думал я, пока дремал,

что зря меня забота точит:

мир так велик, а я так мал,

и мир пускай живет как хочет.

Ангел в рай обещал мне талон,

если б разум я в мире нашел;

я послал его на хуй, и он

вмиг исчез - очевидно, пошел.

Причудлив духа стебель сорный,

поскольку если настоящий,

то бесполезный, беспризорный,

бесцельный, дикий и пропащий.

С укором, Господь, не смотри,

что пью и по бабам шатаюсь:

я все-таки, черт побери,

Тебя обмануть не пытаюсь.

Из бездонного духовного колодца

ангел дух душе вливает (каждой - ложка),

и естественно, кому-то достается

этот дух уже с тухлятиной немножко.

Пустым горением охвачен,

мелю я чушь со страстью пылкой;

у Бога даже неудачи

бывают с творческою жилкой.

На свете столько разных вероятностей,

внезапных, как бандит из-за угла,

что счастье - это сумма неприятностей,

от коих нас судьба уберегла.