Поскольку в землю скоро лечь нам

и отойти в миры иные,

то думать надо ли о вечном,

пока забавы есть земные?

Погоревать про дни былые

и жизнь, истекшую напрасно,

приходят дамы пожилые

и мне внимают сладострастно.

Нет вовсе смысла втихомолку

грустить, что с возрастом потух,

но несравненно меньше толку

на это жаловаться вслух.

В тиши на руки голову клоня,

порою вдруг подумать я люблю,

что время вытекает из меня

и резво приближается к нулю.

Полон жизни мой жизненный вечер,

я живу, ни о чём не скорбя;

здравствуй, старость, я рад нашей встрече,

я ведь мог и не встретить тебя.

Пришёл я с возрастом к тому,

что меньше пью, чем ем,

а пью так мало потому,

что бросил пить совсем.

С годами нрав мой изменился,

я разлюбил пустой трезвон,

я всем учтиво поклонился

и отовсюду вышел вон.

Былое вдруг рыжею девкой

мне в сердце вошло, как колючка,

а разум шепнул мне с издевкой,

что это той женщины – внучка.

Небо с годами заметнее в луже,

время быстрее скользит по часам,

с возрастом юмор становится глубже,

ибо смешнее становишься сам.

Живу я очень тихо, но однако

слежу игру других, не мельтеша,

готова ещё всё поставить на кон

моя седобородая душа.

Чтоб нам, как мальчишкам, валять дурака,

ещё не придумано средство;

уже не телятина мясо быка,

по старости впавшего в детство.

Дружил я в молодости ранней

со всякой швалью и рваниной,

шампур моих воспоминаний

весьма-весьма богат свининой.

Нам пылать уже вряд ли пристало;

тихо-тихо нам шепчет бутылка,

что любить не спеша и устало –

даже лучше, чем бурно и пылко.

Не стареет моя подруга,

хоть сейчас на экран кино,

дует западный ветер с юга

в наше северное окно.

На склоне лет на белом свете

весьма уютно куковать,

на вас поплёвывают дети,

а всем и вовсе наплевать.

Был я молод, ходили с гитарой,

каждой девке в ту пору был рад,

а теперь я такой уже старый,

что я снова люблю всех подряд.

Зимой глаза мои грустны

и взорам дам не шлют ответа,

я жду для этого весны,

хотя не верю даже в лето.

Ещё не помышляя об уходе,

сохранному здоровью вопреки,

готовясь к растворению в природе,

погоду ощущают старики.

Здесь и там умирают ровесники,

тают в воздухе жесты и лица,

и звонят телефоны, как вестники,

побоявшиеся явиться.

Люблю и надеюсь, покуда живой,

и ярость меняю на нежность,

и дышит на душу незримый конвой –

безвыходность и неизбежность.

Умрёт сегодня-завтра близкий друг;

естественна, как жизнь, моя беда,

но дико осознание, что вдруг

нас нечто разлучает навсегда.

Не отводи глаза, старея,

нельзя незрячим быть к тому,

что смерть – отнюдь не лотерея,

а просто очередь во тьму.

Такие бывают закаты на свете,

такие бывают весной вечера,

что жалко мне всех, разминувшихся с этим

и умерших ночью вчера.

Каков понесенный урон

и как темней вокруг,

мы только после похорон

понять умеем вдруг.

Только что вчера ты девку тискал

водку сочно пил под огурец,

а уже ты вычеркнут из списка,

и уже отправился гонец.

Подвергнув посмертной оценке

судьбу свою, душу и труд,

я стану портретом на стенке,

и мухи мой облик засрут.

Прочтите надо мной мой некролог

в тот день, когда из жизни уплыву;

возвышенный его услыша слог,

я, может быть, от смеха оживу.

Лечит и хандру и тошноту

странное, но действенное средство:

снова дарит жизни полноту

смерти недалёкое соседство.

В загадках наших душ и мироздания

особенно таинственно всегда,

что в нас острей тоска от увядания,

чем страх перед уходом в никуда.

Поскольку наш век возмутительно краток,

я праздную каждый свой день как удачу,

и смерти достанется жалкий остаток

здоровья, которое сам я растрачу.