1945 Самуил Маршак Берлинская эпиграмма «Год восемнадцатый не повторится ныне!» — Кричат со стен слова фашистских лидеров. А сверху надпись мелом: «Я в Берлине» И подпись выразительная: «Сидоров». 1945 Сергей Наровчатов Солдаты свободы Полощут небывалые ветра Наш гордый флаг над старым магистратом. И город взят. И отдыхать пора, Раз замолчать приказано гранатам. А жителей как вымела метла, В безлюдном затеряешься просторе… Как вдруг наперерез из-за угла Метнулось чье-то платьишко простое. Под ситцевым изодранным платком Иззябнувшие вздрагивают плечи… По мартовскому снегу босиком Ко мне бежала девушка навстречу. И прежде чем я понял что-нибудь, Меня заполонили гнев и жалость, Когда, с разбегу бросившись на грудь, Она ко мне, бессчастная, прижалась. Какая боль на дне бессонных глаз, Какую сердце вынесло невзгоду… Так вот кого от гибели я спас! Так вот кому я возвратил свободу! Далекие и грустные края, Свободы незатоптанные тропы… — Как звать тебя, печальница моя? — Европа! 1945 Алексей Недогонов Висонтлааташра, капитан! Есть такая песенка в Унгарии, пели в дни войны ее одну (с грустью провожают очи карие капитана-венгра на войну). Кружится пластинка патефонная — веры и заклятья талисман, напевает женщина влюбленная: — Висонтлааташра [7], капитан! Дни и ночи та пластинка кружится — хриплое эстрадное былье, — скорбная хозяйка дома Жужица каждый вечер слушает ее. Кончится круженье патефонное — бой стенных, полночный зимний час, — вновь заводит женщина бессонная все одну и ту ж, в который раз! …От карпатского селения Улáури — через Будапешт на Сомбатель — над землею этой в белом трауре кружится гигантская метель. Сумасшедшая пластинка кружится, кажется, что к Дону сквозь туман в этот час выходит в черном Жужица: — Висонтлааташра, капитан! Мы над скорбью женщины не охали, не вздыхали лживым холодком, спусковыми у виска не грохали, в двери не стучали кулаком. Мы ей отвечали состраданием, мы щадили ту слезу в глазах, что зовется вдовьим заклинанием на кровавых всех материках. 1945 Сергей Орлов «Вот человек — он искалечен…» Вот человек — он искалечен, В рубцах лицо. Но ты гляди И взгляд испуганно при встрече С его лица не отводи. Он шел к победе, задыхаясь, Не думал о себе в пути, Чтобы она была такая: Взглянуть — и глаз не отвести! 1945 Павел Шубин Солдат Зеленой ракетой Мы начали ту Атаку На дьявольскую высоту. Над сумрачной Лицей Огонь закипел, И ты распрямиться Не смог, не успел. Но взглядом неробким Следил, неживой, Как бился на сопке Отряд штурмовой. Как трижды катились С вершины кривой, Как трижды сходились Опять в штыковой: Удар и прыжок — На вершок, на аршины, И рваный флажок Заалел над вершиной. В гранитной могиле, Сухой и крутой, Тебя мы зарыли Под той высотой. На той высоте До небес взнесена Во всей красоте Вековая сосна. Ей жить — охранять Твой неначатый бой, Иголки ронять, Горевать над тобой. А мне не избыть, Не забыть до конца Твою неубитую Ярость бойца. В окопе холодном, Безмолвный уже, Ты все на исходном Лежишь рубеже. И, сжатый в пружину, Мгновенья, Года Готов — на вершину, В атаку, туда. Где в пламя рассвета, Легка и грустна, Зеленой ракетой Взлетает сосна. 1945 Александр Твардовский «Я знаю, никакой моей вины…» <b> <i>Я знаю, никакой моей вины</i> </b>
<b> <i>В том, что другие не пришли с войны</i> </b>
<b> <i>И что они — кто старше, кто моложе —</i> </b>
<b> <i>Остались там. И не о том же речь,</i> </b>
<b> <i>Что я их мог и не сумел сберечь.</i> </b>
<b> <i>Речь не о том. Но все же, все же, все же…</i> </b>
|
