Оба врача совещались шепотом.

— По-моему, уважаемый коллега, это не то. Я считаю, что у него столбняк. Вы слышали, как он описывал атаку. Это в определенном смысле не что иное, как положительный экстаз, соответствующий отрицательному. Притом пульс довольно слабый. Погляжу, не пришел ли он в сознание.

Он подошел ко мне.

— Я дам вам немного коньяку. — Он налил мне и подал. Меня как огнем обожгло.

— Ну, как вы чувствуете себя теперь?

— Мне немного трудно говорить, господин военврач, у меня очень распухли губы. И пузыри еще больше вздулись. В остальном я чувствую себя прекрасно.

— Палят почем зря, — сказал он. Я заметил, что он наблюдает за мной. Казалось, он не знал, о чем еще меня спросить, и отошел.

Удивительно, если во мне нашлось что-то достойное наблюдения.

Я лежал и радовался.

Хорнунг стонал. Внесли еще кого-то: сначала появились разорванные брюки. Врачи были заняты работой… Время шло.

Мое внимание снова обострилось. В блиндаже было слышно только дыхание.

Подошел врач:

— Ну, как дела?

— Очень хорошо, господин военврач.

— Уже поздно. Нужно попытаться отправить вас в тыл. Я пошлю с вами унтер-офицера санитарной службы, на случай, если у вас снова случится коллапс.

Я, правду сказать, не знал, что такое коллапс, но заявил:

— Ничего больше не случится.

— И вы, — обратился врач к Хорнунгу, — тоже должны идти.

— Я не могу, господин доктор!

— Ерунда! На воздухе вам станет легче.

Я встал. Хорнунг лишь чуть шевельнулся на своем табурете.

— Вставайте же!

— Я не могу! — выдохнул он.

— Возьмите его под руку!

Я нерешительно взял его за руку выше локтя. Неожиданно он проворно поднялся. Что произошло? На лестнице блиндажа я отпустил его. Он начал подниматься первым. Вдруг он качнулся назад. Что, если он упадет на меня? С подвязанной рукой я был не очень-то ловок, но все же быстро схватил его за руку и вытолкнул наружу. Там все — и белые ветви деревьев, и мертвецы — было залито лунным светом.

— Теперь живо! — сказал унтер-офицер санитарной службы. — Здесь все время поливают шрапнелью. — Давай туда вверх по лугу!

Мы побежали. Хорнунг бежал, спотыкаясь, справа от меня. Левая рука у меня была прибинтована к туловищу, и я чувствовал свою беспомощность. Я попытался бежать с Хорнунгом в ногу — не получалось. Нас качало, когда мы взбирались на косогор, прокладывая себе дорогу между могильными крестами и непогребенными трупами.

Зурр! — рядом слева шрапнель.

Мы наткнулись на валявшийся на нашем пути труп.

Зурр! — еще одна.

— В чем дело? — Унтер-офицер обернулся, потянул Хорнунга за руку — хотел помочь ему перешагнуть через труп.

— Оставьте меня! — огрызнулся тот.

Подошли к окопу. Мне с одной рукой несподручно было спрыгнуть, да и Хорнунг, топтавшийся возле, совсем раскис.

Санитар побежал вдоль окопа.

— За мной! — крикнул он.

Там окоп был разрушен снарядом.

— Теперь быстрее! Это самое скверное место!

Мы добрались до лощины.

— Обождите здесь в блиндаже, за вами придет санитарная машина. Скорейшего выздоровления!

Мы увидели круто ведущую вниз лестницу. Внизу горел свет. Хорнунг с кряхтением стал спускаться.

Внизу в проходе работали три сапера. Здесь же лежали сложенные штабелями доски для закладки мин, и Хорнунг молча опустился на них.

— Можно нам переждать здесь, пока не придет санитарная машина? — спросил я.

— Вы здесь замерзнете, — ответил один из саперов, не отрываясь от работы.

Хорнунг снова начал раскачиваться: мне показалось, что ему не хватает воздуха.

От влажных брусьев серость проникала сквозь брюки. Меня стало подташнивать, и это целиком поглотило мое внимание. Однако вскоре тошнота отпустила. На левой стороне груди, там, где она не была прикрыта повязкой, я нащупал большие пузыри. Холодная дрожь пробежал!» у меня по телу, и волосы на голове зашевелились.

В туннеле тоже шла работа.

— Еще чуть повыше! Шип еще не сидит. Так, готово!

Вдруг я заметил, что с Хорнунгом творится что-то неладное. Глаза у него совсем ввалились. Лицо стало каким-то бурым и непохожим на себя. Он беззвучно артикулировал, словно снова стоял на подмостках — он ведь был артистом. Мне вспомнилось, как ненатурально разговаривал он в санитарном блиндаже — точно на сцене.

— Вытащи мешки! Потом сделаем перерыв. — Они потащили мешки с глиной, которую наскребли, к лестнице и прислонили их к стене. После чего уселись на штабеля и принялись резать хлеб.

— Думается мне, санитарная машина сегодня не придет — дороги нещадно обстреливаются!

Но нельзя же нам здесь оставаться, подумал я и беспокойно задвигался. Я продрог, и на меня напала зевота.

— Господин фельдфебель, — сказал я, — не лучше ли нам попробовать самим добраться?

— Нет, это не годится, — ответил один из саперов. — Разве вы знаете дорогу? Да и холодно.

— А все лучше, чем торчать здесь в полуголом виде.

Они покосились на мое полуобнаженное левое плечо.

— Пауль, — сказал один. — Ты ведь идешь туда. Мог бы прихватить их с собой.

Хорнунг сидел неподвижно и тяжело дышал. Я взял его за руку. Он поднялся с трудом.

— Спасибо, что приютили, — сказал я.

— Не стоит благодарности, — пробормотал сапер.

На глинистой дороге было темно и тихо. Когда мы выбрались из окопа, я поглядел вперед. Справа вдали взлетела белая сигнальная ракета. Прозвучал одинокий ружейный выстрел.

Сапер вел нас другой дорогой, не той, которой мы шли сюда неделю назад, и это даже была не дорога, а старая пашня с мокрыми кочерыжками. Показались полуразвалившиеся дома. В одном из подвалов тускло светился огонек. Мое плечо, не прикрытое повязкой, совсем закоченело.

— За следующей деревней все забито батареями, — сказал сапер. — И туда все время палят.

Слева показался черный окоп, мы прошли вдоль него шагов десять. Позади послышалось слабое шипенье — с-шш-с-шш, Звук нарастал, надвигался на нас.

— Ложись! — крикнул сапер и темным комом плюхнулся на землю, мы же оба стояли в нерешительности.

Шш-ш! — пошел к земле снаряд.

Кремм! — коричневый столб поднялся в воздух в пяти шагах от нас. Хорнунг пригнулся.

Шлеп-шлеп-шлеп! — посыпались куски глины. Мокрый комок угодил мне за ворот.

Сапер поднялся:

— Близко, черт его дери!

Еще один снаряд звонко просвистел над нами.

— Давайте в окоп, — сказал сапер. Мы последовали за ним. — Кусок глины, соскользнув ниже, ожег холодом спину.

Сапер сполз в окоп и протянул руку Хорнунгу. Тот наклонился и неуклюже ухватился за нее. Действуя одной рукой, я вынужден был лечь на правый бок. Сапер осторожно обхватил меня за ляжки.

Мы быстро побежали по окопу. Вверху показались развалины каменной стены. Там, где окоп расширялся, стояла тяжелая гаубица, вокруг нее — круглые корзины для снарядов.

Окоп кончился за деревней в поле. Теперь Хорнунг шел уже без посторонней помощи. Я приободрился и готов был идти дальше.

Мы вышли на дорогу, она привела нас в деревню; разрушений здесь было немного. Начало светать.

— Полевой лазарет там, — сказал сапер, указывая на большой двор.

Когда мы вошли во двор, из невысокого дома справа появился врач:

— Я только что закончил перевязку. Да у вас отличная повязка! Болит?

— Нет, господин доктор.

— Ну, идите-ка сюда! — сказал он бодро. Он провел нас в невысокое строение. Там плотными рядами лежали раненые. Я остановился между двумя. Тот, что слева, лежал, укрывшись одеялом с головой. Тот, что справа, бледный, мутно поглядел на меня. Я лег на правый бок и осторожно перевернулся на спину. Санитар принес одеяло и укрыл меня.

— Ещё что-нибудь нужно?

— Нет, спасибо.

Рассвет в окне беспокоил меня. Шерстяное одеяло терло голые места. Я закрыл глаза. Но сон не шел. События этой ночи одно за другим вставали у меня перед глазами — резко и без взаимосвязи: дорога, на которую мы наконец вышли; люди — они шли в атаку и падали; Эйлиц — в чьей смерти был повинен я — на земле в лесу; это помещение, где я лежал теперь; одеяло… Человек справа от меня тяжело, прерывисто дышал. Это меня мучило. Я покосился на него. Он пошевелил коленом под одеялом. Я снова закрыл глаза и подумал: «Верно, я устал!»