О боге я не думал. В лучшем случае говорил себе: может, он и существует, но что мы знаем об этом?

В церкви Шайи часто бывали богослужения. Проповеди пастор всегда читал плохо. Он неизменно ставил два или три вопроса. Я их все терпеть не мог. Но один вопрос приводил меня в неистовую ярость. Почему бог допустил войну? Однажды я очень внимательно прослушал его — хотелось знать, как он ответит на этот вопрос. Но проповедь закончилась, а я так и не услышал ответа, — были только слова.

По возвращении из церкви мне необходимо было не меньше двух часов, чтобы поостыть и прийти в себя. Не обращая внимания на Зейделя, я бранился. Тогда он пытался урезонивать меня.

— Да ты и сам ни во что не веришь! — кричал я.

— Это мне неизвестно.

— Зачем же нас вынуждают слушать все это? Если, кроме как ставить дурацкие вопросы, им нечего сказать!

От Кайзера я скрывал свои настроения, потому что он верил и, как мне казалось, верил искренне.

Между тем повседневная жизнь шла своим чередом: чистка сапог, рытье окопов, стояние в очередях за почтой. И хоть бы один нашелся, с кем бы можно было отвести душу!

Два-три дня подмораживало, потом снова потеплело. Солнце освещало одну стену нашего мелового окопа. Я пристроился на солнышке и брился остатками кофе — воды в окопе не было.

Чуть поодаль, на бруствере, Зейдель поджаривал на небольшом костерке ломтики хлеба, насадив их на штык. Он всегда занимался этим перед заходом солнца, потому что в эти часы командиры к нам не наведывались — разве что взводный, а у него костер горел ярче нашего, так что он помалкивал.

— Что было в твоей посылке? — спросил Зейдель.

— Сигареты и колбаса.

— Мне что-нибудь перепадет?

Прибежал взводный связной:

— Всем приготовиться! Командирам отделений к господину фельдфебелю!

— Что случилось?

— Не знаю!

— Может быть, война кончилась? — усмехнулся Зейдель.

Я не ответил и стал вытирать лицо.

Наш командир отделения вернулся от взводного. На нас он старался не смотреть:

— Этой ночью мы должны занять флеши. Когда смеркнется, нас сменит подтянувшаяся сюда рота. — Ренн, ступайте в блиндаж командира роты, получите там индивидуальные пакеты!

Перед блиндажом складывали походное снаряжение.

Где они могут находиться — эти флеши?

Лейтенант Фабиан стоял перед своим блиндажом и толковал о чем-то с телефонистами.

— Господин лейтенант, санитарный блиндаж там есть? — спросил унтер-офицер санитарной службы.

— Это мы увидим на месте… Эше, вы доложили в батальоне о положении с кухнями?

— Так точно, господин лейтенант. Батальон оставит кухни в Шайи, а затем сообщит им по телефону, куда они должны продвинуться.

— За индивидуальными пакетами явились? — крикнул унтер-офицер санитарной службы.

— Первое отделение первого взвода здесь! — выкрикнул я.

— Сколько вас человек?

— Девять, господин унтер-офицер!

— Возьми еще неприкосновенный запас на ваш взвод! — вставил Эше.

— Но мне не в чем нести.

— Вам же было сказано, чтобы захватили с собой брезент!

Все толпились вокруг меня, стараясь перекричать друг друга.

В углу траншеи сгущались сумерки. Вверху по земляному отвалу прошмыгнула крыса.

Час спустя с тыла подошла рота и заняла нашу позицию. Мы сместились вправо, продвигаясь по траншее друг за другом. Где-то мелькнул красноватый свет. Потом все утонуло во мраке, и края траншеи стали почти неразличимы на фоне неба.

Наконец мы выбрались из траншеи. Двинулись вперед по свекольному полю; подбитые гвоздями сапоги скользили на свекле. Вдруг откуда-то потянуло зловонием. Слева от нас лежали два издохших вола; они казались огромными — верно, оттого, что их так вспучило.

С правого фланга долетел ружейный выстрел. Он странно долго не затихал.

Мы отклонились влево и затем, описав большую дугу, стали уходить вправо. Неожиданно я услышал голоса; они звучали словно из-под земли. Я стал всматриваться и различил справа что-то белое и широкое. Это был меловой карьер, куда мы и свернули. Какие-то люди бегали взад и вперед. Мерцали электрические фонарики.

— Куда складывать шанцевый инструмент?

— Где санитарный блиндаж?

— Тише! До французов всего двести метров! Погасить фонари! — раздался шепот.

Ко мне подошел наш взводный. Что ему нужно?

— Вас требует к себе господин лейтенант! Он там, наверху. — Взводный указал на край карьера.

Я стал протискиваться туда. К отвесной стене карьера была пристроена будка. Рядом лесенка вела к небольшой площадке, на которой столпились несколько офицеров.

— Ефрейтор Ренн по вашему приказанию прибыл! — отрапортовал я негромко.

— Сегодня вы будете моим третьим связным. Передайте по взводам, чтобы они разместились вплотную к этой стене!

В карьере стало тише.

Когда я возвратился к Фабиану, майор, командир нашего батальона, стоя возле него, негромко отдавал распоряжения:

— … а когда штурмовые взводы трех других рот займут флеши, я выдвину вперед вашу роту. После этого нужно будет немедленно оборудовать новую огневую позицию против французов. Здесь, в карьере, для этого приготовлены металлические щиты. А затем надлежит соединить флеши с системой наших траншей.

Он говорил тихо, но твердо, в голосе его чувствовался трезвый расчет. Я никогда не слышал, чтобы приказания отдавались в такой форме. Но мне это понравилось.

Впереди ничего не было видно, кроме полого уходившего вверх луга.

— Время, — прошептал майор.

Меня прошиб озноб.

Слева доносилось слабое позвякивание шанцевого инструмента. Там уже пошли вперед.

Далеко позади — бах! — выстрел. Снаряд медленно полз по небу.

Памм-памм-памм! — с воем пронесся он низко над нами и — рамм-ворр-рамм-рамм! — разорвался впереди.

Тяжелая граната с нарастающим визгом — злзлзл — описала дугу и — прарамм! — разорвалась впереди.

Сзади щелкали глухие выстрелы. Кругом вой, визг, шипенье снарядов. Впереди земля неравномерно сотрясалась от их взрывов.

Стрельба прекратилась. Что теперь?

Рвались последние снаряды.

— Плохо сработала артиллерия, — пробурчал майор. — Надо было сразу перенести огонь в глубь позиции неприятеля.

Впереди прогремел ружейный выстрел. За ним — второй, третий. Потом пошло трещать, свистеть. Я пригнулся. Но майор стоял неподвижно. Я выпрямился.

Вокруг нас свистели пули. Разорвалось несколько одиночных снарядов. Я всматривался в темноту.

Если первая атака не удалась, тогда наша очередь?

С переднего края бежали люди:

— Санитара! Помогите!

— Как там дела впереди? — холодно спросил майор.

— Эх! Мы залегли там! У кого-то зазвенела лопатка. Тогда оттуда стали стрелять. Наши бросились на землю, начали отстреливаться!

Майор задвигал ртом, будто жевал что-то. Кругом свистело и трещало.

— Мне нужно несколько человек, которые пойдут вперед!

С передовой прибежали еще:

— Где санитары?

Фабиан крикнул в карьер:

— Кто пойдет добровольно в дозор?

— Я! — откликнулся кто-то. Это был Кайзер. Он бегом поднялся по ступенькам вместе с другим добровольцем.

Еще чей-то голос:

— Санитар!

— Сюда! — раздалось в ответ из карьера.

— Давайте к нам с носилками! — снова крикнул тот.

— Какой вы роты? — спросил майор.

Солдат подошел к майору и стал навытяжку. Он был небольшого роста и уже немолодой:

— Четвертой, господин майор!

— Как дела в вашей роте?

— Большие потери! Мы не дошли!

Треск выстрелов не смолкал.

— Хорошо, ступайте! Добровольцы, вы пойдете в этом направлении! Мне нужно знать, какой рубеж заняла вторая рота.

Добровольцы выбрались из укрытия и скрылись в темноте. Мне было страшно за них.

— Господин майор! — крикнул кто-то из карьера. — Господин полковник ждет донесения о результатах атаки.

— К чему эти вопросы! Когда придет время, доложу!

Светало. Но еще ничего нельзя было различить. Треск ружейной пальбы не утихал. Я с удивлением заметил, что перестал слышать его.