Твердый глинистый слой оказался тонким; под ним был желтый песок, и вскоре моя щель стала достаточно глубокой, чтобы из нее можно было кое-как — полулежа или с колена — стрелять.

Фабиан со своими ординарцами и Вейсом залег за елью позади нас.

Впереди прогремел ружейный выстрел!

Я поглядел по сторонам, но ничего не увидел. Рытье окопов прекратилось. Все замерло.

Снова выстрел!

На расстоянии примерно двухсот пятидесяти метров от нас в нашу сторону вдавался клином лесной массив. Влево от него деревья отступали вглубь и там вплотную смыкались с нашей линией, левое крыло которой было укрыто за небольшим возвышением.

Слева снова раздались ружейные выстрелы.

Трррр! — застрочил наш пулемет.

Я находился со своей группой на правом крыле. Поглядел вправо. Рядом со мной лежал Цише, за ним — Леман, а несколько поодаль, за кучей камней, — Гартман. И он, казалось, спал.

Я побежал туда.

Шшш! — зашипел Гартман, не шелохнувшись.

Я залег рядом с ним.

— Знаешь, — зашептал он, — внизу, там, в углу, возле леса что-то движется.

— В каком углу — справа или слева?

— Слева.

— Понимаешь, мы ни в коем случае не должны дать французам перебежать из своего леса в наш. От их края леса до нашего всего двадцать шагов. В этом промежутке нам и надо их снимать. Если их побежит сразу много, ты бери правых, я возьму левых.

Гартман кивнул.

— Видишь? — шепчет он и целится.

В левом углу леса что-то зашевелилось. Вдруг оттуда крупным шагом кто-то побежал вправо.

— Осторожней! — предупредил Гартман.

Кажется, это лейтенант фон Бём. За ним еще один, потом третий. Раздался выстрел. Все исчезли за правой кромкой леса.

И тотчас слева один за другим раздались два выстрела.

— Огонь! — орет Эрнст.

— Держи только свой край! — кричу я Гартману в ухо.

Слева, из-за косой кромки леса, вышли два француза. Один упал, другой побежал назад.

Из лесного клина начинают перебегать вправо. Французы накапливаются вдоль нашей линии. Прицеливаюсь в того, что ближе. Трещат выстрелы.

Спускаю курок. Он падает. Заряжаю.

Стреляет Гартман.

Сзади к нам подбегают свои.

Из-за угла леса двое французов перебегают вправо. Беру на мушку заднего.

Двое наших плюхаются на землю рядом с Гартманом, возле меня — лейтенант.

Стреляю.

Еще трое появляются в прогалине.

Два выстрела грохают у меня над ухом!

Один француз бежит назад. Там тоже стреляют. Француз падает. Видимо, патруль Бёма еще там.

Слева над самой головой просвистела пуля.

— Господин лейтенант, спуститесь вниз! — кричу я, но в ответ ни звука.

Я смотрю на лейтенанта, а он смотрит на меня — опустошенным, тусклым взглядом.

Спокойно оглядывается вокруг. На крайнем левом фланге громыхнул еще выстрел. Лейтенант встает, говорит также спокойно:

— Ординарцы! — и медленно идет к своей ели.

— Он уж совсем того, — бесстрастно замечает Гартман.

Немного погодя я почувствовал, что солнце стало припекать мне спину.

Шли часы. Солнце пекло. Раза два я чуть было не задремал.

Зверски захотелось есть. Я отстегнул фляжку и насыпал на нее кучку камней, чтобы хоть немного охладить кофе.

Зюии-крапп! — визжит снаряд и ложится между нами и лейтенантом.

Шш-бра-ррр! — свистят осколки.

Я огляделся. Ординарцы и Вейс смотрели, куда попал снаряд.

Лейтенант лежал и словно бы ничего не замечал вокруг.

Прамм! — это уже в двух шагах от выкопанной мною щели.

Огонь смещается, бьет по центру роты. Все снаряды дают перелет. И большинство из них не разрывается. Рвутся лишь с третьего на четвертый.

Вдруг звук пролетевшего снаряда становится иным. Я оглядываюсь. Где они теперь ложатся, мне не видно. Похоже, где-то в стороне риги.

Я совсем отупел от неумолчного, однообразного грохота — он не затихал ни на минуту.

Солнце садилось и светило нам в лицо. Теперь снаряды снова ложились близко от нас.

— Санитар! — закричал Леман из соседнего окопчика. Откуда-то сзади подбежал Вейс. Он был бледен. Снаряды рвались почти рядом с деревом, за которым лежал Фабиан.

Краммс! Я вздрогнул. Уже совсем близко. Вейс стер с лица что-то красно-белое. Затем вытер руку о траву. Леман снова закричал, но крик его стал понемногу затихать.

— Что случилось? — спросил я.

— Брызги попали мне в лицо. Мозги Лемана.

— А тебя не задело?

— Не знаю. Вот рукав разорвало.

Я подполз к нему. Леман уже замолк. Ему разворотило затылок, в черных волосах зияла рана. Правый рукав Вейса был разорван в предплечье.

— Дай-ка мне твой нож!

Я отрезал рукав его мундира. На рубашке алело пятно. Я отрезал и рукав рубашки тоже. Из царапины на бицепсе сочилась кровь.

— Очень больно?

— Не знаю, — жалобно пробормотал он. Я перебинтовал ему руку.

— Санитар! Сюда, помоги! — кричали слева.

Вейс испуганно посмотрел на меня.

— Санитар! Помоги!

— Иди туда! — твердо сказал я. А так ли я поступил — я и сам не знал. Вейс встал и, не взглянув на меня, побежал на крик.

Я поднял оторванный рукав его мундира и сунул себе в карман. У Лемана требовалось изъять ценные вещи. Я обшарил карманы. Там нашелся лишь носовой платок, зеркальце и бумажник. Нужно было перевернуть труп и достать часы — нужно было хоть что-нибудь делать, чтобы не чувствовать своей никчемности. Я вцепился Леману в плечо и перевалил его на спину. Голова зарылась развороченным затылком в песок.

Я расстегнул его мундир и рубашку и разрезал тесемку с опознавательным знаком. Грудь его была еще теплой. Потом из маленького карманчика я вынул часы на серебряной цепочке, сунул все себе в карман и пополз назад к Гартману.

Позади раздался голос ординарца Экольда:

— Господин фельдфебель Эрнст, к лейтенанту!

Эрнст, согнувшись, побежал назад и опустился на колени возле лейтенанта, тот приподнял голову. Потом Эрнст подбежал ко мне и лег рядом. Что ему от меня нужно? Он был взволнован.

— Господин лейтенант передал мне командование ротой и сказал, что тут самый важный участок. Здесь держать ухо востро!

— Знает ли господин фельдфебель, как вообще-то обстоят дела?

— Сегодня утром французы широким фронтом атаковали нашу армию, но были всюду отбиты.

Согнувшись, он побежал влево.

Стрельба прекратилась. Что же будет с нами без лейтенанта?

Шш-пак! — по нашему ряду, но взрыва не последовало.

Зз-помм! — И опять кричит кто-то. Похоже, Гойслер из моего отделения. С того края прибежал Вейс с повязкой на голой руке.

Солнце садилось. Слева над лесом висел серп луны. Стало совсем тихо. Рядом Вейс делал перевязку. Солнце село, и на землю упали тени от луны.

Я встал и подошел к Вейсу.

— Я принес твой рукав. Что с рукой?

— Болит, но это пустяки, — ответил он удивительно беззаботно и бодро. Но был очень бледен.

Я сунул ему рукав. Прибежал Экольд.

— Что случилось?

— Рота отступает. — Он не посмотрел на меня и быстро побежал дальше. Это было на него не похоже…

Значит, отступление?

Эрнст собрал роту и выставил тыльный дозор и патруль для прикрытия флангов.

— Назад топаем? — пробормотал кто-то.

— Где Фабиан? — спросил меня Либольд.

— Не знаю, — сказал я и отвернулся.

Мы продвигались перелесками. Справа у кого-то погромыхивал шанцевый инструмент. Там тоже шли войска. Все шагали молча.

Остановились. Сюда стягивался полк. В некоторых ротах едва набиралось чуть более сорока человек.

Молча стоял Эрнст перед ротой.

Я тихонько спросил его:

— Господин фельдфебель, где господин лейтенант?

— В ближайшем лазарете.

— Известно ли господину фельдфебелю, что с ним?

— Должно быть, тиф.

Мы шагали по той же дороге, отступали. Мне было так худо, что я не мог слова вымолвить. Тел ом-то я был здоров, только очень голоден. Но как же так — мы отступаем! И долго ли этак будет? Мысли у меня путались. Луна скрылась. Хоть бы на походную кухню наткнуться!