— Господин лейтенант, не бойтесь ничего. Мы позаботимся о господине лейтенанте.

Он сразу перестал дрожать.

Мне самому было чудно, как я решился сказать ему такое. Он лежал тихо, как послушное дитя. Вдруг его снова начало трясти, но это скоро прошло.

— За едой становись! — закричал снаружи каптенармус.

Кое-кто встал, а я снова заснул.

— Господин лейтенант, — раздался в дверях голос. — Через полчаса роты должны быть готовы к походу.

Тут уж я встал. Была еще ночь. Мне зверски захотелось есть.

За амбаром стояла походная кухня.

— Осталось у вас еще пожрать? — спросил я у поваров.

— Нет, все, конец. А чего ночью не пришел — вставать не захотелось?

— Что, даже хлеба нет? — спросил еще один голодный.

— Ночью пригнали машину с хлебом, только он совсем негодный.

— Давай сюда, — сказал я и откусил.

Хлеб был горький и мягкий внутри, как гнилой сыр. Я поднес его к фонарю. Снаружи он был зеленый, внутри белый. Весь как есть заплесневел. Я выбросил его.

Тронулись в путь. Впереди раскатывался гром канонады. Наступил бледный, тоскливый рассвет.

Мы улеглись за склоном, поросшим елями. Солнце поднялось к зениту и растопило смолу на хвое.

Подъехала полевая кухня, сняли крышку с котла. Раздали буженину, приправленную луком.

На склоне холма, прислонившись спиной к ели, сидел Вейс. Я поднялся к нему и стал орудовать ложкой.

— Знаешь, — сказал я, — господин лейтенант болен и бредит.

Он промолчал.

— Ты должен мне помочь, если ему станет хуже.

Он уставился на меня, потом кивнул.

Я вернулся к своему отделению, улегся на косогоре и тут же заснул.

Пополудни двинулись дальше. Сон освежил меня, и я чувствовал себя легко. А Фабиан надел две шинели и трясся от холода, хотя сильно припекало.

Мы пробирались перелесками, потом залегли в лесу в стороне от дороги. Впереди гремели орудия. Слева от нас, тоже в лесу, должно быть, стояли пушки.

Вдруг рвануло совсем рядом с дорогой. Затем ударили еще два тяжелых снаряда.

Мы опять продвинулись вперед.

— Известно ли господину лейтенанту о положении на этом участке? — спросил Эрнст.

— Мне известно только, что мы — последний резерв армии. Впереди дерутся со вчерашнего дня.

Теперь мы шли по равнине, поросшей кое-где можжевельником.

Появился гусар.

— На правом фланге два французских эскадрона.

Впереди шла жаркая ружейная перестрелка.

Спустились в котловину. Впереди на дороге, ведущей вверх, залегли несколько офицеров.

Зурр! Зурр! — пронеслись над нами две шрапнели.

Один из офицеров — высокий и толстый — поднялся с земли и сделал нам знак рукой, чтобы мы залегли, а сам остался стоять.

— Вы из армейского резерва? — крикнул он нам.

В развевающейся накидке он стоял во весь рост на дороге. С той стороны начал строчить пулемет: так-так-так.

— Вот это да! — засмеялся он. — Похоже, для меня стараются. — Он не спеша сошел с дороги.

В роте смеялись. Некоторые вставали, расстегивали штаны и присаживались на корточки.

Шш-прамм! — угодило как раз между ними, и их заволокло облаком дыма. Двое-трое подхватили штаны и бегом к роте. Один же остался сидеть, обратив в нашу сторону свою широкую задницу. Вывернул, как сова, голову назад и таращился на облако дыма.

— Что, Макс, врасплох застало? — крикнул кто-то.

Размашисто шагая, проследовал генерал, поглядел на того парня в облаке дыма.

Шш-прамм! — рвется снаряд слева от нас. Застрочили еще несколько пулеметов. По дороге возвращались санитары с носилками.

Слева показались бойцы с переднего края. Похоже, почти все раненые. Затем стали появляться и на дороге. Бежали, оглядываясь.

— Сюда! — крикнул Фабиан.

Прамм! — ударил снаряд.

— Я ранен, господин лейтенант! — крикнул один из бежавших, вроде как с упреком.

— Я имею в виду тех, кто не ранен!

Это были ребята из нашего второго батальона.

Один офицер — лейтенант фон Бём — устремился к Фабиану.

— Ну и свиньи!

— Что случилось? — засмеялся Фабиан.

— Эти свиньи украли у меня сигареты.

— Кто? Ребята из твоей роты? Вот это уж хамство!

— Да нет, эти свиньи французы!

— Как же они добрались до твоих сигарет?

— А я тащил Гессе назад, ему угодило в живот. Ну, а французы так наседали, что пришлось бросить ранец. А там у меня сто сигарет! Теперь они попали к этим свиньям!

— А Гессе где же?

— Пришлось его положить, сам еле ноги унес.

Прамм! — впереди нас.

— Как все это произошло?

— Ах, мерзко! Мы продвигались лесом. Вдруг загрохотало со всех сторон. Капитану Мартину угодило прямо в голову. И майор убит, и Вендор тоже. А теперь эти свиньи курят мои сигареты.

Тех, что вернулись, он заново разбил по отделениям.

Ружейный огонь впереди почти прекратился. Начинало смеркаться.

На дороге показались два офицера. Один хромал. Это был наш командир полка. Его поддерживал адъютант.

— Как там впереди? — спросил генерал.

— Мы заняли опушку леса и окапываемся. Справа — французы.

Мы спустились в ложбину, справа. На небе все отчетливее проступал серп луны.

Вышли на дорогу. На ней плашмя лежал француз.

— Проверьте-ка, мертвый или нет.

Я приподнял руку. Она уже одеревенела. Меня пробрала дрожь.

Вскоре мы остановились перед полуоткрытой ригой; вокруг росли кусты.

— Командиры отделений! — негромко крикнул лейтенант. — Мы являемся правым прикрытием фланга. Впереди нас расположены две роты. Слышите — они роют окопы. Мы стоим позади, как резерв. Мы, разумеется, не должны разводить огня. Второе отделение выставляет караулы вокруг риги.

В просторной риге мы сложили наше снаряжение. На земле валялось немного соломы. Я собрал — сколько мог для лейтенанта и Эрнста.

Слышно было, как подъехала походная кухня. Мы пошагали туда. Там стоял ротный фельдфебель и вынимал бумаги из полевой сумки.

— Где господин лейтенант? — спросил он.

Я поглядел вокруг.

Пришел коневод с лошадью командира роты.

— Я доставил спальный мешок и одеяло. Куда положить?

— Обычно господин лейтенант всегда присутствует при раздаче пищи, — сказал Эрнст.

Мне стало как-то очень тревожно. Я побежал к риге. Там никого не было. Впрочем, нет, кто-то притулился в углу в темноте.

— Господин лейтенант? — тихо позвал я.

— Да? Что случилось?

— Может, принести господину лейтенанту поесть?

— Да, я что-то не могу ходить. Голова кружится.

Я побежал к походной кухне.

— Отнеси вещи господину лейтенанту в ригу, — сказал я коневоду.

Эрнст вопросительно поглядел на меня.

Я побежал туда с алюминиевой тарелкой, еще горячей, и наклонился над ним. Он немного поел. Ротный фельдфебель зажег свечу и подал кружку красного вина. Фабиана явно била лихорадка.

Я пошел к походной кухне, поискать там Вейса.

— Эй, — сказал я, — где наш батальонный врач?

— Не знаю. — Он растерянно посмотрел на меня.

Я задумался. Ночью, да еще в лесу, разве найдешь кого.

Я вернулся в ригу. Фельдфебель положил возле Фабиана бумаги на подпись. Потом Эрнст укрыл его.

— Благодарю вас, — сказал Фабиан; он лежал очень тихо.

Все старались не шуметь. Я тоже лег. Что же теперь будет с нами?

По риге гулял влажный ночной ветер. Как это небось опасно при такой лихорадке! Мне стало страшно. Я вдруг тоже почувствовал себя больным. Совсем не так представлял я себе войну. Вот ведь что страшно — страшно, что теряешь людей, когда они становятся такими близкими друг другу. Их всех у тебя отнимут.

Лейтенант уже спал.

— Господин лейтенант! — Еще только начинало светать. — Роте надлежит занять вон тот участок леса и окопаться.

Мы продвинулись на несколько сот метров вперед по спускавшейся полого вниз местности с перелесками.

Я начал рыть саперной лопаткой. Под верхним каменистым слоем оказался очень твердый, темный слой грунта. У нас на наше отделение была всего одна кирка — ею орудовал кто-то слева от меня. Лезвием лопаты я пытался углубиться в мою яму. Через несколько минут пот уже лил с меня градом. Тем временем совсем рассвело, и солнце позолотило могучую крону дуба, возносившуюся над лесом.