О грубом нарушении социалистической законности со сторо­ны Вышинского свидетельствуют документы и показания очевид­цев. Сохранилось, например, свидетельство о встрече Радека с Вышинским при подготовке к процессу. На этой встрече Радек зачитал Вышинскому написанный им проект «Последнего слова подсудимого».

Как рассказывают свидетели, реакция была следующей:

«И это все? — сурово спросил Вышинский. — Не годится. Пе­ределать, все переделать! Потрудитесь признать то-то и то-то, признаться в том-то и в том-то, осудить то-то и то-то, и т. п.».

И Радек выполнил требование Вышинского!

Как установлено, первоначально дела о параллельном антисо­ветском троцкистском центре не было, следствие велось на каждо­го арестованного в отдельности. Позднее, когда началась подго­товка к открытому процессу, особое значение стали придавать личным и служебным связям между обвиняемыми. Чтобы придать делу солидность и подтвердить его конкретными фактами пре­ступной деятельности, были использованы отдельные случаи не­поладок и аварий в промышленности и на железнодорожном транспорте, которые намеренно квалифицировались как вреди­тельство и диверсионные акты, совершенные обвиняемыми.

Об искусственном создании дела говорит и тот факт, что лишь к самому началу судебного процесса был определен состав обви­няемых.

По делу составлялось три варианта обвинительного заключе­ния. По первому предавалось суду шестнадцать человек, в том числе Членов, но отсутствовали Лившиц и Турок, по второму — уже семнадцать человек, в их числе Лившиц, и в третьем, окон­чательном, вместо Членова был введен Турок. Все варианты об­винительного заключения посылались лично Сталину и не раз переделывались по его указаниям. Так, Ежов и Вышинский, на­правляя второй вариант Сталину 9 января 1937 года, в сопрово­дительном письме указывали: «Направляем переработанный, согласно Ваших указаний, проект обвинительного заключения по делу Пятакова, Сокольникова, Радека и других...»

Второй вариант обвинительного заключения был отредакти­рован лично Сталиным и им же вместо обвиняемого Членова вписана фамилия Турока.

28 января 1937 года в нарушение установленного законом по­рядка, то есть за два дня до завершения судебного процесса, пред­седатель военной коллегии Верховного суда СССР Ульрих пред­ставил в ЦК ВКП(б) на имя Ежова вариант приговора по данному делу. Текст его отличается от приговора, вынесенного в суде, лишь тем, что в нем для всех подсудимых предусматривалась высшая ме­ра наказания — расстрел. В личном архиве Вышинского обнару­жены записи, сделанные им в ходе беседы со Сталиным в связи с подготовкой к процессу по делу параллельного антисоветского троцкистского центра. Из них видно, что Сталин давал конкрет­ные оценки обвиняемым, характеризовал их как людей, всю жизнь боровшихся против Ленина, подчеркивал, что они пали ни­же Деникина, Колчака и Мамонтова и представляют собой банду преступников. Записи показывают, что, касаясь порядка допроса обвиняемых Турока и Князева, Сталин указывал: «Не давать гово­рить много о крушениях. Цыкнуть. Сколько устроили крушений, не давать много болтать».

Сохранилась схема обвинительной речи Вышинского по делу параллельного центра, в которую лично Сталиным внесены ис­правления и дополнения, содержащие политические установки и оценки.

Все это показывает, что предварительное следствие, подготовка к суду и сам судебный процесс по делу параллельного антисовет­ского троцкистского центра проходили под личным руководством и контролем Сталина и его доверенных лиц.

Для политической расправы с неугодными людьми Сталину было недостаточно простой фальсификации обвинений. Важно было, чтобы в эти обвинения безоговорочно поверили советский народ и мировая общественность. Этой цели и служили открытые процессы, на которых обвиняемые должны были признаваться в самых чудовищных преступлениях против партии и страны.

«Дело военных» — так назвала мировая печать судебный процесс над военачальниками Красной Армии, про­ходивший в Москве летом 1937 года, — имело далеко идущие и трагические последствия.

Осуществленные Сталиным и его ближайшим окружением ре­прессии в армии накануне Второй мировой войны нанесли боль­шой ущерб вооруженным силам, всей обороноспособности Со­ветского государства.

Внутриполитическая обстановка в стране во второй половине 30-х годов, обострение и расширение репрессий вызвали у Ста­лина определенные опасения в отношении позиции крупных вое­начальников, авторитет которых в народе и армии был очень вы­соким еще со времен Гражданской войны. Их независимость в суждениях, открытая критика выдвиженцев Сталина — Воро­шилова, Буденного, Кулика, Щаденко и других, не понимавших необходимости создания современной армии, — вызывали у вождя определенные опасения, что армия может проявить ко­лебания в поддержке проводимого им курса. Отсюда стремление убрать из армии всех, кто вызывал у Сталина и его ближайшего окружения хоть малейшие сомнения.

Раскрытие органами НКВД во второй половине 30-х годов так называемой антисоветской троцкистской военной организации явилось полной неожиданностью для советских людей, привык­ших видеть в Тухачевском, Якире, Уборевиче и других крупных вое­начальников Красной Армии, чьи имена были известны каждому Большинство военных различных рангов и положений, объявлен­ных врагами народа, имели большие заслуги перед страной. Мно­гие из них являлись участниками революции, защищали советскую власть в годы иностранной военной интервенции и Гражданской войны, прошли путь от организаторов и командиров отдельных ча­стей и соединений до командующих армиями и фронтами, вырос­ли в крупных политических и штабных работников. Им были при­своены высшие воинские звания: М. Н. Тухачевскому — Маршала Советского Союза; И. П. Уборевичу и И. Д. Якиру — командарма 1-го ранга; А. И. Корку — командарма 2-го ранга; Р. П. Эйдеману, Б. М. Фельдману, В. М. Примакову, В. К. Путнє — комкора; Я. Б. Гамарник был армейским комиссаром 1-го ранга. Они неод­нократно награждались орденами Красного Знамени, а Тухачев­ский и Гамарник — и орденами Ленина. Тухачевский, Гамарник, Уборевич, Якир избирались в состав Центрального Комитета ВКП(б), а Корк, Эйдеман, Примаков являлись членами ЦИК СССР. Тухачевский был заместителем наркома обороны СССР, Якир и Уборевич командовали Особыми военными округами — Киевским и Белорусским.

И вот эти люди предстали перед судом как злейшие враги на­рода и Советской власти, предатели Родины, агенты иностранных разведок. Стране было объявлено о существовании в Красной Ар­мии конспиративной антисоветской троцкистской военной орга­низации.

Следует сказать, что репрессии и до этого не раз потрясали Красную Армию, но прежде они не задевали военачальников столь высокого ранга. В середине 1920-х годов была проведена чистка командного состава и политических работников, подозре­ваемых в сочувствии троцкистской оппозиции.

Спустя несколько лет, в конце 1920—начале 1930-х годов, бы­ли осуществлены мероприятия по чистке РККА от бывших офи­церов старой армии. Дело не ограничилось только увольнением их из вооруженных сил. По фальсифицированным обвинениям были сфабрикованы дела о заговоре бывших офицеров. По ним было осуждено более трех тысяч командиров Красной Армии.

А всего за 1920-е и первую половину 1930-х годов, по словам Ворошилова, было уволено из армии 47 тысяч человек, в том чис­ле 5 тысяч бывших оппозиционеров.

Со второй половины 1936 года вновь возобновились аресты среди командного состава Красной Армии. Под руководством и при прямом участии Ежова органы НКВД начали активно соби­рать различные провокационные показания против ряда воена­чальников.

Так, у арестованных заместителя директора челябинского заво­да «Магнезит» Е. А. Дрейцера, начальника строительства желез­ной дороги Караганда—Балхаш С. В. Мрачковского, начальника хлопкового управления Южного Казахстана И. И. Рейнгольда и других будущих участников параллельного троцкистского цент­ра были добыты показания о существовании в армии военно- троцкистской организации. В нее, судя по этим показаниям, входили, в частности, заместитель командующего войсками Ленинградского военного округа В. М. Примаков и военный атта­ше при полпредстве СССР в Великобритании В. К. Путна.