1. О каком злом умысле против персоны Его Царского Величества или измены. 2. О похищении казны. 3. О возмущении или бунте; а о прочих делах доносить, кому те дела вручены".

Этой возможностью широко воспользовались все, кто только хотел так или иначе поправить свои дела, кто дрожал за собственную безопасность или надеялся таким путём смягчить назначенное ему за какую-либо вину наказание. Не стеснялся пользоваться ею и тот, кто хотел за что-нибудь отомстить соседу, свести с ним счёты или просто занять его место.

Собиралась ли компания подвыпивших школяров, праздновался ли шумно царский праздник, кутили ли офицеры, вели между собой душеспасительную беседу странницы-богомолки или смиренные монастырские иноки – везде раздавалось внезапно, как удар грома в ясный день: «Слово и дело!»

П.А.Толстой и А.И.Ушаков не смущались нелепостью повода и, если никакого дела в действительности не было, старались создать его, вырывая под пытками признания в таких преступных замыслах, которые никогда и не снились обвиняемому.

К каким способам прибегали судьи в застенках, чтобы добыть истину или, вернее, нужные показания, лучше всего скажет следующий документ: «Обряд, как обвиняемый пытается».

Для пытки обвиняемых в преступлениях отводится особое место, называемое застенком. Оно огорожено палисадником и накрыто крышей, потому что при пытках бывают судьи и секретарь для записи показаний пытаемых, в силу указа судьи должны скрепить записи секретаря своими подписями, не выходя из застенка.

В застенке для пытки устроена дыба, состоящая из трёх столбов, из которых два врыты в землю, а третий положен наверху, поперёк.

Ко времени, назначенному для пытки, кат, или палач, должен явиться в застенок со своими инструментами, а именно: шерстяным хомутом, к которому пришита длинная верёвка, кнутами и ремнём для связывания пытаемым ног.

По приходе в застенок судей, на кратком совещании устанавливается, о чём нужно спрашивать обвиняемого, которого конвой передаёт палачу.

Палач перекидывает длинную верёвку через поперечный столб дыбы, потом закручивает пытаемому руки на спину, заправляет их в хомут и вместе со своими помощниками тянет за верёвку до тех пор, пока человек не повиснет в воздухе. При этом у человека руки совсем выворачиваются из суставов, и он испытывает сильную боль.

После этого палач связывает ноги пытаемого упомянутым выше ремнём, а другой конец последнего прикручивается к столбу, врытому в землю перед дыбой.

Растянув таким образом человека, палач бьёт его кнутом, а секретарь подробно записывает каждое слово, сказанное под пыткой.

Если пытается человек, обвиняемый во многих и тяжких злодействах, и на дыбе он не винится в них, то, вправив ему кости в суставы, пытают его ещё иначе:

1. В тисках, сделанных из трёх толстых железных полос, с винтами. Между полосами кладут большие пальцы пытаемого, от рук – на среднюю полосу, а от ног – на нижнюю. После этого палач начинает медленно поворачивать винты и вертит их до тех пор, пока пытаемый не повинится или пока винты больше вертеться не перестанут.

Тиски надо применять с разбором и умением, потому что после них редко кто выживает.

2. Голову обвиняемого обвёртывают верёвкой, делают узел с петлёй, продевают в неё палку и крутят верёвку, пока пытаемый не станет без слов.

3. На голове выстригают на темени волосы до голого тела, и на это место, с некоторой высоты, льют холодную воду по каплям. Пытку прекращают, когда пытаемый начнёт кричать истошным голосом и глаза у него выкатываются. После этой пытки многие сходят с ума, почему и её надо применять с осторожностью.

4. Если почему-либо нельзя первыми тремя пытками пытать, а человек на простой дыбе не винится, надо для обнаружения истины, когда он висит на дыбе, класть между ног на ремень, которым они связаны, бревно. На бревно становится палач или его помощник, и тогда боли бывают много сильнее.

Таких упорных злодеев надо через короткое время снимать с хомута, вправлять им кости в суставы, а потом опять поднимать на дыбу. При этом винятся многие, ранее очень упорствующие.

Пытать по закону положено три раза, через десять или более дней, чтобы злодей оправился, но если он на пытках будет говорить по-разному, то его следует пытать до тех пор, пока на трёх пытках подряд не покажет одно и то же, слово в слово. Тогда, на последней пытке, ради проверки, палач зажигает веник и огнём водит по голой спине висящего на дыбе, и так до трёх раз или более, глядя по надобности.

Когда пытки кончатся и злодей, повинившийся во всём, будет подлежать ссылке на каторгу или смертной казни, палач особо приспособленными щипцами вырывает у него ноздри и, сверх того, на щеках и лбу ставит знаки. Для этого он берёт клейма, в которых острые железные спицы набиты словами, и сильно бьёт злодея в лоб и щёки, а потом натирает порохом, после чего слова те бывают ясно видны навсегда.

Вот какими приёмами триста лет назад добивались от людей признания в возводимых на них преступлениях.

При Петре I Тайной канцелярии много хлопот доставил принятый им титул императора. Народ на Руси знал царей, бояр, слыхал про «заморских королей», но самое слово «император» было для него совершенно чуждо. На этой почве происходили недоразумения, которые кончались трагически, когда вмешивалась Тайная канцелярия, впрочем, благодаря Петру виновные отделывались сравнительно дёшево.

Начинались такие дела обыкновенно с пустяков. Один украинец, например, проездом через город Конотоп, изрядно выпил с каким-то солдатом, которого он встретил в том же кабаке.

Солдат предложил выпить за здоровье императора. Украинец, никогда не слыхавший такого слова, обозлился. Он ударил кулаком по столу и крикнул:

– На кой нужен мне твой император?! Много вас таких найдётся! Чёрт тебя знает, кто он, твой император! А я знаю праведного моего государя и больше знать никого не хочу!

Солдат бросился к своему начальству, кабак оцепили, всех бывших там арестовали и под строгим караулом отправили сначала в Киев, в Малороссийскую коллегию, а оттуда, уже закованными в ручные и ножные кандалы, – в Петербург, в Тайную канцелярию.

Началось громкое дело «о поношении Императорского Величества»…

Украинец, по имени Данила Белоконник, был допрошен на дыбе, и три раза показал одно и то же, слово в слово:

– Молвил я такие слова, не ведаючи того, что гренадер про государево здоровье пьёт. Мыслил я, что пьёт он какого боярина, кличка которому император. Не знал я, Данила, по простоте своей, что Его Царское Величество изволит зваться императором.

Зато свидетели путались в показаниях. В момент совершения «преступления» все были пьяны, никто ничего толком не слышал, но дыба заставила их говорить, и бедняги кричали, что им приходило в голову. И более всего пострадали именно свидетели: пятеро из них умерли, не выдержав «неумеренной пытки», другие сосланы в каторжные работы, и только двоим посчастливилось отделаться пыткой без дальнейшего наказания.

О самом «преступнике» состоялся такой приговор: «Данило Белоконник расспросом показал, что непристойные слова говорил он от простоты своей, не зная, что Его Величество – император. Знает-де он государя, а что у нас есть император – того он, Данило, не знает. И хотя два свидетеля показали сходно простоту Данилы, однако же, без наказания вину Белоконника отпустить невозможно, для того, что никакой персоны такими непотребными словами бранить не надлежит. Того ради бить его, Белоконника, батогами нещадно, а по битьё освободить и дать ему на проезд пашпорт».

В царствование Петра многие оговорённые выходили из Тайной канцелярии на свободу, но бывали случаи, когда ни в чём серьёзном не повинные люди обрекались на тяжёлые наказания просто по недоразумению, совершенно против воли царя.

Особенно характерен в этом отношении эпизод, о котором повествуют летописи Тайной канцелярии за 1721 год. В общих чертах дело рисуется так. 27 июня 1721 года в Петербурге праздновалась двенадцатая годовщина победы под Полтавой. На Троицкой площади были выстроены войска, в обширной палатке совершалось торжественное молебствие в присутствии царя и его приближённых. Пётр был одет в тот же мундир, в котором он вёл свои войска на шведов на нём был старый зелёный кафтан с красными отворотами, широкая кожаная портупея со шпагой, старая, сильно поношенная шляпа. На ногах – зелёные чулки и побуревшие от времени башмаки. Костюм царя так резко выделялся среди щегольских мундиров гвардии и богатых кафтанов придворных, что все взоры невольно были обращены на него.