«И захвачу с собой столько сил, сколько только смогу отыскать!»

— В таком случае — вы проводите нас?

— Разумеется.

Зиркнифу было даже любопытно — как они собираются уходить, не поднимая тревоги? Однако никаких вопросов он задавать не стал и, изображая из себя радушного хозяина, проводил «гостей» до открытого балкона. Остановившись на пороге, он вопросительно посмотрел на Метатрона и Домину.

Те, подойдя к ажурным мраморным перилам, остановились на мгновение, обернулись к Зиркнифу и… Император вздрогнул и с трудом удержал порывавшуюся отвалиться челюсть, сохранив Императорское достоинство от позора.

И немудрено — ведь за спиной обычного с виду человека развернулись шесть огромных белоснежных крыльев, сиявших в лунном свете так ярко, что на них было больно смотреть. Темно-карие глаза в один миг исчезли, превратившись в озера чистого белого сияния, странным образом одновременно и ослепительного, и ранящего взгляд. Он будто стал выше, сразу заполнив собой все пространство вокруг, а лицо, ранее совершенно непримечательное, внезапно показалось исполненным величия и неземной красоты.

— До скорой встречи, Ваше Величество.

У существа, назвавшегося Метатроном, изменился и голос — приобрел странную глубину, обзавелся эхом. Зиркнифу даже показалось, что от звука этого голоса завибрировал камень под ногами — или это просто дрожали его ноги?

Прежде, чем Император смог взять под контроль голос, чтобы ответить, шесть крыльев за спиной Метатрона с гулким хлопком ударили по воздуху, заставляя Зиркнифа пошатнуться от поднявшегося ветра, и бросили своего хозяина в небо.

Он перевел взгляд на Домину, с затаенным страхом ожидая, что и с ней сейчас произойдет похожая метаморфоза. Однако, женщина просто коснулась амулета на груди, изображавшего распахнутые крылья и плавно поднялась в воздух. Зиркниф потом долго вспоминал ее улыбку, — на сей раз настоящую, чуть насмешливую, капельку снисходительную, с долей искреннего веселья — и столь же невыразимо прекрасную, как и все, что она делала.

Император еще долго стоял на балконе, со странной пустотой в душе разглядывая звездное небо, хотя ночные посетители уже давно скрылись в неизвестном направлении — до тех пор, пока в покои не ворвались перепуганные гвардейцы, очнувшиеся от волшебного сна.

— Ваше Величество! Вы в порядке?

— Я цел и здоров, если вы об этом… — рассеяно ответил Зиркниф.

— Что случилось?!

— Хотел бы я знать… — пробормотал Император себе под нос. — Хотел бы я знать…

«Кажется, мне нужно начинать готовиться к представлению новых союзников. И как-то выяснить, как принято ухаживать за женщинами у этих… кем бы они ни были».

— Жизнь — это движение к смерти.

Два Рыцаря Смерти, неподвижными истуканами перегородившие коридор, сделали шаг в стороны, прижавшись к стене, чтобы освободить дорогу высокой фигуре в черном балахоне, рваные полы которого парили в паре десятков сантиметров над землей. Спустя пару секунд, едва только назвавший пароль миновал их, — со всей той же идеальной синхронностью автоматов вернулись на свои места.

Сам же Кериан едва заметил могущественную нежить — мыслями он уже был за массивными окованными металлом воротами, что виднелись в конце длинного широкого коридора с высокими потолками, тускло освещенного редкими факелами.

Впрочем, едва только Кериан подошел вплотную, стало заметно, что воротами конструкция казалась только издалека — на деле это была цельная плита зачарованного металла, покрытая замысловатой рунной росписью, делающей обычную сталь несокрушимой.

Эти «ворота» он устанавливал и зачаровывал лично — почти полторы сотни лет назад, когда в крепости Поводырей Мертвых еще был единственным обитателем. С тех пор в комнате за «воротами» не бывала ни одна живая душа — никто из его последователей даже не знал о том, что в ней хранится. Максимум — смутно догадывались…

Конечно, они пытались. Сколько раз за эти годы Кериан обнаруживал на «воротах» следы безуспешных попыток заглянуть за скрывающие заклинания — не счесть. Однако — что могли эти глупые сосунки, пусть даже гордо именующие себя Высшей Нежитью против него, того, кто сделал их теми, кем они являются сейчас, научил всему, что они знают?

Кериан замер перед «воротами» лишь на секунду — просто чтобы проверить, не предприняли ли его подчиненные новой попытки проникнуть внутрь и, если да, то выяснить, как именно они пытались это сделать. Может, и правда придумали что-то новое?

«Нет, не придумали» — равнодушно констатировал Кериан и, не мешкая более, просто прошел сквозь двухметровый слой зачарованного металла, будто его и вовсе не существовало.

В какой-то мере, так оно и было. Кериан был Высшим Духом Тьмы, существом сугубо энергетическим — материальные преграды для него были не плотнее воздуха. Именно поэтому он не переживал, что кто-то сможет проникнуть в это место — ритуал превращения себя в нематериальную нежить он не доверил никому, равно как и способы ее создания.

Внутри Кериана ждал просторный и почти пустой зал. Единственным (и довольно тусклым) источником света был огромный фиолетовый кристалл в центре зала, да мерно пульсирующая алым пентаграмма, в которую он был заключен.

— Здравствуй, отец.

По сути, в этих словах не было нужды — обнаженное тело старца, застывшее в кристалле, было мертво уже почти шесть столетий. Он не мог его услышать, не мог поблагодарить за то, что, несмотря на прошедшие века, сын не забыл о нем и не простил предательства.

— Осталось совсем немного…

Слова были бессмысленны, но, тем не менее, Кериан их произносил — каждый раз, когда спускался сюда; проверял пентаграмму и насыщенность кристалла; подготавливал очередной, необходимый для разработанного им ритуала, ингредиент.

— Всего пара лет… К сожалению, Теократ, предавший тебя, уже мертв, но его потомки все еще живы — мы сможем отомстить им и вернуть страну, которую они до сих пор называют твоим именем, обратно, ее законным владельцам — нам.

Завершив проверку, Керион подлетел вплотную к кристаллу. Широкий рукав черного балахона поднялся и высунувшаяся из него рука, сотканная из чистой дымящейся тьмы, осторожно коснулась поверхности кристалла.

— Ты знаешь, отец, я уже иногда забываю, зачем делаю все это. Столько лет прошло… Так ли важно, что род Слейнов пресекся на нас? Есть ли смысл в мести правнукам тех, кто убил тебя, маму, Лейну — и едва не убил меня? Я превратил себя в бесплотный призрак, без чувств и эмоций — обычную функцию, недалеко ушедшую от того же Рыцаря Смерти — ради чего? Чтобы провести четыре столетия в поисках способа вернуть Бога и еще два — воплощая его?

Что ты скажешь мне, когда вернешься в этот мир? Ты учил меня справедливости — я вырезал города ради своих экспериментов; учил милосердию — я убивал грудничков. Белое Писание, основанное тобой, искало гармонию — Зуранон, что создал я, принес разрушение. Ты говорил мне, что самое страшное зло рождается на руинах преданного добра — я доказал, что ты был прав.

Дух Тьмы, уже почти забывший, что это значит — быть человеком, замолчал. Не то, чтобы он сожалел о том, что сделал — он давно потерял способность чувствовать хоть что-то, его не мучила совесть, не терзало чувство вины, просто… Просто сейчас, когда цель оказалась на расстоянии вытянутой руки, он внезапно понял, что больше не дрожит от предвкушения мести, как когда-то.

— Впрочем, неважно, что ты скажешь, — наконец решил он. — Я не просто верну тебя к жизни, — я дам тебе совершенное тело, бессмертное и еще более могущественное, чем было у тебя раньше. Люди — они вообще такие хрупкие существа, отец, зачем ты только выбрал себе такое воплощение?.. Неважно. Я сделаю то, на что потратил шестьсот лет, а потом ты будешь решать — стоило ли оно того. Больше ни у кого нет права судить сына Бога… пусть даже он стал Духом Тьмы.