— Адаптация сухопутных китов была вызвана искусственно, — с гордостью сообщил Беллантайн. — Это был эксперимент, по счастливой случайности принесший пользу вашему народу.

Арфлейн вновь удрученно вздохнул. Потерев вспотевший лоб, он обернулся к Ульрике и, медленно покачав головой, нежно коснулся ее руки.

— Ты приветствуешь это, — сказал он. — Приветствуешь и принимаешь. Ты — само будущее.

Она нахмурилась.

— Я не понимаю тебя, Конрад. Ты говоришь так таинственно.

— Извини, — он отвел взгляд и посмотрел на сидящего в кресле Беллантайна, — Я принадлежу прошлому. Думаю, вы понимаете это.

— Да, — с сожалением произнес тот. — Я понимаю, но…

— Но вы должны уничтожить меня.

— Конечно, нет.

— Я простой человек, — вздохнул Арфлейн. — И старомодный.

— Мы найдем способ приучить вас к нивой жизни, — обратился к нему Беллантайн. — Ваши друзья варвары все еще гоняют по поверхности, словно испуганные вши. Нужно подумать, как мы можем помочь им. В их случае гипноматы принесут больше пользы, чем разговоры.

На следующий день Питер Беллантайн вел Ульрику по городскому искусственному саду. Взглянув на сад, Арфлейн отказался сопровождать их. Теперь, сидя в галерее, он рассматривал машины, которые, по словам Беллантайна, были Сердцем города, дающим ему жизнь.

— Точно так же, как ваши предки приспособились ко льду, — говорил Беллантайн женщине, — вы должны привыкнуть к его исчезновению. Вы интуитивно шли к северу, понимая, что там ваша родина. Все это понятно. Но теперь вы должны вновь вернуться на юг, вернуться ради вас и ваших детей. Вы должны передать вашему народу знания, полученные от нас, хотя потребуется много времени, прежде чем они смогут принять их. Если же ваш народ не переменится, обратится в дикарей.

Ульрика кивнула. Со все возрастающим восторгом она смотрела на множество ярких цветов вокруг, вдыхая их чудесный аромат. С сияющими глазами она улыбнулась Беллантайну.

— Я понимаю, что Арфлейн встревожен, — продолжал тот. — Он чувствует себя виноватым, хотя его вины нет. Все ограничения, существовавшие в вашей жизни, были вызваны суровой реальностью, но теперь надобность в них отпала. Вот почему вы должны идти на юг и передать вашему народу новые знания.

Разведя руки, Ульрика показала на цветы.

— Этим вы замените лед? — спросила она.

— Этим и многим другим. Ваши с Арфлейном дети смогут увидеть это, если только пожелают идти дальше на юг. Они смогут жить там, где эти цветы растут сами по себе, — он улыбнулся, тронутый ее детской радостью. — Вы должны убедить его.

— Он поймет, — убежденно произнесла Ульрика. — А что будет с варварами, Доналом и остальными?

— Мы были вынуждены применить к ним более примитивные методы. Но они помогут распространить наши идеи.

— Я хотела бы, чтобы Арфлейн пришел сюда, — сказала Ульрика. — Я уверена, ему бы понравилось здесь.

— Возможно. Вернемся к нему?

Увидев подходящих к нему Ульрику и Питера, Арфлейн поднялся.

— Я хотел бы вернуться на поверхность, — холодно произнес он.

— У меня не было ни малейшего намерения держать вас здесь против вашей воли, — сказал Беллантайн — Теперь вы останетесь одни.

Он вышел из галереи. Арфлейн отправился к отведенным им комнатам. Рядом с ним медленно шла Ульрика.

— Когда мы вернемся во Фризгальт, Конрад, — взяв его за руку, начала Ульрика, — мы сможем пожениться. Это сделает тебя главным корабельным лордом Ты поведешь наш народ в будущее, как того хочет Беллантайн. Ты станешь героем, Конрад, легендой!

— Я не верю в легенды, — осторожно сняв ее руку, ответил он.

— Конрад?

Он покачал головой.

— Возвращайся во Фризгальт, — сказал он.

— А что будешь делать ты? Ты должен вернуться со мной.

— Нет.

Он нагнулся было поцеловать ее, но внезапно отшатнулся.

— Наша любовь… — ее голос дрожал. — О Конрад!

— Наша любовь преступна. Мы уже расплатились за нее. Все кончено. Я — он нахмурился, как будто впервые слышал свой голос — Я отдаю себя во власть Ледовой Матери Теперь она может быть уверена в моей верности.

Поцеловав его в плечо, Ульрика вернулась в сад.

Город поднялся к поверхности льда, и они разжали объятия. Над ледовой равниной занимался шторм. В высоких башнях города завывал ветер Питер Беллантайн помог Ульрике подняться в кабину вертолета, который доставит ее до самого Фризгальта.

Оседлав зверей, варвары с оглушительными криками направили их в сторону юга. Помахав на прощание рукой, Донал повел своих людей через равнину.

Арфлейн проводил их взглядом. На его ногах были лыжи, а в руках — два копья, над глазами козырек, за плечами мешок.

Из кабины высунулась Ульрика.

— Конрад…

Он улыбнулся.

— Куда ты направляешься? — спросила она.

Арфлейн показал куда-то вдаль.

— На север, искать Ледовую Мать.

Как только роторы машины начали вращаться, он развернулся и, отталкиваясь копьями, устремился вперед.

Поднявшись в воздух, вертолет с оглушительным шумом полетел на юг. Через стекло иллюминатора Ульрика следила за уменьшающейся фигуркой Арфлейна. Метель закрывала его временами.

Вскоре он окончательно исчез из виду.

Зазвенел телефон. Не поднимая головы, доктор Хьюз протянул руку в поисках телефонной трубки. Его рука проскользнула по кипам бумаг, бутылке чернил, куче газет за неделю и смятым пакетам от бутербродов; наконец, она нашла и подняла трубку.

Доктор Хьюз приложил ее к уху. Заостренное раздражением лицо делало его похожим на белку, старающуюся спрятать свои орешки.

— Хьюз? Это Мак-Ивой.

— Я слушаю. Мне неприятно, доктор Мак-Ивой, но я крайне занят.

— Я не хотел бы вам мешать, доктор Хьюз, но у меня здесь… пациентка… Она должна вас заинтересовать.

Хьюз потянул носом.

— Что за пациентка? — спросил он, снимая очки. — Послушайте, доктор, это крайне любезно с вашей стороны, что вы уведомили меня, но у меня такая гора бумажной работы, что я на самом деле не могу…

Мак-Ивой не давал возможности избавиться от него.

— Я на самом деле считаю, что это вас заинтересует. Вас же интересуют опухоли, не так ли? Ну, так вот, мы имеем опухоль из опухоли.

— Что же в ней такого необычного?

— Она локализована на затылке. Пациентка кавказской расы, двадцать три года. Никаких данных, касающихся предыдущих новообразований, ни мягких, ни злокачественных.

— Ну и?

— Эта опухоль двигается, — заявил Мак-Ивой. — Двигается, как будто под кожей есть что-то живое.

Хьюз начал рисовать ручкой цветы. С минуту он молчал, морща лоб, а затем спросил:

— Рентген?

— Результаты через двадцать минут.

— Пульсация?

— На ощупь напоминает любую другую опухоль. Единственное, что она извивается.

— Вы пытались сделать надрез? Может быть, это обычная инфекция.

— Предпочитаю подождать рентгеновские снимки.

Хьюз задумчиво сунул в рот ручку. Он мысленно пробегал страницы всех медицинских книг, которые в жизни читал, в поисках подобного случая, прецедента, чего-нибудь, что бы напоминало подвижную опухоль. Но как-то не мог ничего припомнить. Может, он просто устал.

— Доктор Хьюз?

— Да, я здесь. Послушайте, а который сейчас час?

— Десять минут четвертого.

— Хорошо, доктор. Сейчас спущусь вниз.

Он положил трубку и долго протирал глаза. Был День Святого Валентина, и снаружи на улицах Нью-Йорка температура упала до минус десяти градусов, а землю покрывал пятнадцатисантиметровый слой снега. Под хмурым серо-стальным небом автомобили ползли друг перед другом почти бесшумно. Осматриваемый с восемнадцатого этажа Госпиталя Сестер Иерусалимских город светлел таинственным блеском. Как будто бы я очутился на Луне, подумал Хьюз. Или на краю света. Или в ледниковую эпоху.