Они скакали по равнине, и золотая трава шуршала под копытами коней.

Вскоре показались Врата, опаловое пламя в свете дня.

Стояла поздняя весна. Ковер зеленой травы и цветов покрывал всю равнину Азерот.

Для аррхендян это место было непривычным.

Прошло четыре дня, как четверо отъехали от кромки Шатана и приблизились к этому месту, где земля была голой и плоской и откуда во все стороны не видно было леса. У них возникло нелегкое чувство наготы под глазами у весеннего солнца.

Они проехали почти за самые Врата, от которых за столь короткий срок остались только огромные камни. Быстрота разрушения вызывала у них дрожь.

Кхемейс спешился — невысокий человек с посеребренными сединой темными волосами, с железным кольцом на пальце. Он заглянул за Врата, где были только трава и полевые цветы, и долго смотрел, пока к нему не подошел аррхен и не положил руку ему на плечо.

— Каково это было? — вслух поинтересовался Син. — Каково это было, Эллюр, когда они куда-то вели?

У кхела не было ответа. Он стоял и смотрел. Его серые глаза были задумчивы. Наконец, он сжал плечо Сина и повернулся. К седлу Сина был привязан длинный лук. Эллюр отвязал его и отдал Сину.

Син взял старый лук в руки, благоговейно погладил темное, незнакомое дерево, взглянул на оружие, которое никогда не изготовляли в Шатане, и с большим трудом натянул его. Нельзя было понять, можно ли из него еще стрелять — хозяин давно не брал его в руки. Но у них была одна стрела с зеленым оперением, и Син вложил ее в тетиву. Оттянул до конца и нацелил в солнце.

Она взлетела в небо и исчезла.

Он расслабил лук и положил его под аркой Врат. Потом отошел на несколько шагов и остановился.

— Пойдем, — торопил его Эллюр, — Син, не горюй. Старый лучник не желал этого.

— Я не горюю, — сказал Син, но глаза его были печальны, и он вытер их.

Он повернулся и, вскочив в седло, отъехал. Эллюр двинулся за ним. Через четыре дня им предстояло оказаться в родной тени леса.

Эллюр однажды оглянулся. Син — ни разу. Он сжимал в кулаке кольцо и глядел вперед.

Человек Мая, Реубен, Атомщик с восемьдесят третьего уровня, понял, что что-то не так, когда в бинокле что-то блеснуло, после чего стекла прибора затуманились. Он тихо выругался, надеясь, что не вляпался во что-нибудь страшное. Внешне он ничего не показал. С улыбкой отдал бинокль человеку Рудольфа, Альмону, Порядковому с восемьдесят девятого уровня.

— Пожалуй, это не самый лучший бинокль, — сказал он.

Альмон поднес бинокль к глазам, склонился через парапет и тоже тихо чертыхнулся.

— Темнее, чем в сердце безумного Ангеланца, не так ли? Неважно, есть другой.

Другой бинокль внешне ничем не отличался от первого. Реубен присмотрелся к тысячам крыш и надстроек Денв, которые простирались внизу. Слишком обеспокоенный, чтобы восхищаться панорамой, которую он впервые видел с восемьдесят девятого уровня, он, однако, издал бормотание признания. Теперь он должен был выбраться от этого неожиданно зловещего типа и попробовать выяснить, в чем тут дело.

— Можно? — со значением спросил он, поднимая подбородок вверх.

— Лучше не надо, — поспешно ответил Альмон, отбирая у него бинокль. — Знаешь, что бы было, если бы нас увидел кто-нибудь со звездочками? А ты, как бы ты себя чувствовал, если бы увидел, что какой-то наглец подсматривает за тобой снизу?

— Он не осмелился бы! — сказал Реубен, изображая тупость и возмущение. Через мгновение он присоединился уже к смеху Альмона.

— Неважно, — сказал Альмон. — Мы еще молоды. Может быть, когда-нибудь… кто знает, мы будем смотреть вниз с девяносто пятого уровня, а может, и с сотого?

Хотя Реубен знал, что Порядковый недоброжелательно относится к нему, эти слова заставили стучать кровь в его жилах — так, временное честолюбие, ничего более. Однако он тут же принял мрачное выражение лица.

— Будем надеяться, — пожал он плечами. — Благодарю тебя. Теперь я должен возвращаться к себе.

Он отошел, от парапета, где гулял ветер, и оказался посреди беззаботного излишества коридора на восемьдесят девятом уровне.

И вдруг заревела сирена. Реубен нырнул через ближайшую дверь в пустую спальню и спрятался под тяжелый стальной стол. Мгновением позже кто-то еще вполз под стол, а затем еще кто-то.

— Проваливай! — заорал первый. — Сам найди себе убежище! У меня нет намерения ни вылезать отсюда, ни выпихивать тебя и видеть твою паршивую кровь или разбитый мозг, если произойдет попадание. Ну, живей!

— Прошу прощения, сэр! — застонал тот, третий, и выполз из-под стола. — Я уже выхожу, сэр!

Реубен присмотрелся к своему соседу. Это был Май!

— Господин генерал, — с почтением произнес Реубен. — Если вы желаете остаться здесь один, я могу поискать другую комнату.

— Ты можешь оставаться здесь. По крайней мере у меня будет общество. Ты один из моих?

— Да, сэр. Человек Мая, Реубен, Атомщик с восемьдесят третьего уровня.

Май посмотрел на него, и тогда Реубен заметил мешки мертвой, усеянной порами кожи, свисающей со щек.

Неожиданно сирена затихла. Воцарилась тишина, настолько абсолютная, что ее трудно было вынести.

Лицо Мая было покрыто капельками пота.

— Ты не думаешь, что Л. А. хочет нам на этот раз что-то предложить? Уже, пожалуй, прошло несколько недель со времени последней фронтальной атаки, не так ли?

— Ровно четыре, господин генерал, — прошептал Реубен. — Я это отлично помню, поскольку один из моих наилучших Монтеров погиб под обвалившимся сводом коридора. Это была единственная жертва налета, и именно она должна была случиться в моем коллективе!

Он нервно засмеялся и тут же осознал, что городит чепуху, но Май как будто ничего не заметил.

Далеко под ними раздалась серия пронзительных свистков — это стартовали перехватчики, которые начали плести искусную двойную сеть оборонного заслона, создающую огромный цилиндр вокруг Денв.

— Говори дальше, Реубен, — продолжал Май. — Ты говоришь очень интересно.

— Господин генерал, может быть, вы сможете мне объяснить, что означает это загадочное дело, случившееся со мной сегодня после полудня. Один тип, человек Рудольфа, Альмон с восемьдесят девятого уровня, дал мне бинокль, который блеснул мне в глаза, а затем я перестал что-нибудь видеть в него. Ваш богатый опыт…

— Старая штучка! Он сделал снимок твоей системы кровеносных сосудов в сетчатке. Ты говоришь, что это был один из людей Рудольфа, а? Я рад, что ты мне сказал об этом. Я уже слишком стар, чтобы замечать такие дела. Может быть, мой добрый друг Рудольф планирует…

В воздухе раздалась серия взрывов, а затем они почувствовали слабое сотрясение. Один из снарядов попал вовнутрь и взорвался. Но это произошло очень далеко от них, где-то у самого подножия Денв.

Сирена завопила снова: на этот раз это был уже прерывистый сигнал, означавший отбой тревоги.

Атомщик и генерал выкарабкались из-под стола. В дверях появился секретарь Мая. Генерал жестом отослал его и тяжело оперся о стол. Его плечи дрожали. Реубен поспешно пододвинул ему кресло.

— Стакан воды, — прошептал Май.

Атомщик моментально принес воды. Он видел, как генерал запивает что-то, что было очень похоже на тройную дозу XXX — зеленых капсулок, которых лучше было избегать.

— Ну, вот уже лучше, — через мгновение прошептал Май. — И перестань удивляться, юноша. Ты не знаешь, под каким давлением мы находимся. Это только неотложное средство, от которого я сразу же откажусь, как только немного полегчает. Я говорил, что, может быть, мой добрый друг Рудольф планирует подставить одного из своих людей на место одного из моих. Когда этот Альмон подружился с тобой?

— Мы познакомились менее недели тому назад, господин генерал. Я должен был подумать о причинах…

— Конечно, должен был, мой мальчик. Достаточно времени, даже слишком. До настоящего момента ты был уже сфотографирован, у тебя взяли отпечатки пальцев, записали голос и изучили походку — и все это без твоего ведома. Только копирование сетчатки было сделать трудно, но они рискнули, так как очень хотели иметь настоящего двойника. Кстати, ты уже убил человека, Реубен?