Позже к ним присоединился Сезар, поддерживаемый двумя молодыми аррхе и закутанный в тяжелый плащ. Леллин поднялся, чтобы помочь ему, но не сказал ни слова. Кхемейс опустился у ног его и Шаррна, прислонясь к их коленям. Моргейн сидела чуть в стороне от остальных и следила за подступами к Нехмину, время от времени поглядывая на Ваная. У нее болела рука, возможно, были и другие раны. Она держала ее прижатой к груди, подтянув к подбородку колени. Ванай сел так, чтобы по возможности заслонять ее от ветра, — единственная услуга, которую она могла принять, просто потому, возможно, что не замечала ее. Его мучила боль, раздирающая буквально каждый мускул, но не только собственная — еще и боль Моргейн.

Ченджеллин унес столько жизней, сколько никому из них не под силу было подсчитать, и, более того, он унес друга. Он думал, что это бремя теперь на ее совести.

Что-то копошилось внизу, накатывало на камень, на котором возвышался Нехмин, и пятилось обратно.

— Наверное, дорога завалена камнями. — И тут же подумал, что это может напомнить ей об аррхе.

— Да, — сказала она на андуринском, — я надеюсь. — И затем, покачав головой, добавила. — Это был несчастный случай. Я не думаю, что иначе мы могли бы спастись. Нам еще очень повезло… что никто из нас не оказался в пространстве между Ченджеллином и аррхе.

— Вы ошибаетесь.

— Не случайность это, — сказал он. — Маленькая аррхе знала. Я перевез ее через поле. Она была смелая. И я думаю, она задумала это раньше, только ждала, когда можно будет осуществить замысел.

Моргейн ничего не сказала. Возможно, ее успокоил этот довод. Она повернулась и снова стала вглядываться во тьму, откуда все слабее и слабее доносились крики. Ванай взглянул в том направлении и снова на нее с внезапной дрожью, потому что увидел, как она вынимает свой Клинок Чести. Но она перерезала один из ремешков, висевших на его поясе, и отдала его ему, спрятав лезвие в ножны.

— Что я должен с ним делать? — спросил он, удивившись.

Она пожала плечами.

— Ты никогда не говорил мне, за что был обесчещен. Почему ты стал илином, я знаю… Я никогда не приказывала тебе ответить, — добавила она.

Он опустил глаза, сжав ремешок в пальцах, почувствовав волосы, захлестнувшиеся от ветра вокруг его лица и шеи.

— За трусость, — сказал он вдруг. — Я не умер так, как велел мой отец.

— Трусость? — Она засмеялась. — Ты трус? Перевяжи волосы, ты слишком долго был со мной в пути.

Она отчетливо выговаривала каждое слово, глядя ему в глаза. Внезапно он зажал ремешок зубами и откинул назад волосы, чтобы перевязать их, но раненая рука не слушалась под таким углом. Он не мог справиться с косой и выпустил ремешок из зубов со вздохом разочарования.

— Лейо…

— Могу помочь, — сказала она, — раз у тебя болит рука.

Он взглянул на нее. Сердце на миг перестало биться. Никто не мог коснуться волос юйе, кроме ближайших родственников или женщины, находившейся с ним в интимной связи.

— Мы не родственники, — сказал он.

— Да, мы далеки от родства.

Выходит, она знала, что делает. Он попытался найти какой-то ответ, но лишь бессильно повернулся к ней спиной и стал пытаться непослушными пальцами затянуть узел. И тут почувствовал ее прикосновение. Пальцы ее были проворными и мягкими, и она начала вязать узел сначала.

— Я не думаю, что могу заплести настоящую косу ихея, — сказала она. — Когда-то давно мне приходилось заплетать косу Чайя, к которым я принадлежала.

— Сделайте чайюенскую — я не стыжусь.

Она едва ощутимо сплела ему косу, и он в молчании наклонил голову, чувствуя, что не сможет говорить, если и захочет. Они давно были вместе в пути, и он чувствовал, что то, что растет между ними — очень неправильно. Он боялся, что это… но эту мысль он старался выбросить из головы.

Оба закончила, взяла у него ремешок и затянула его. Воинский узел был знаком и вместе с тем непривычен для него, и он заставил его вновь вспомнить о Моридже и Керше, где ему позволено было завязать его. Он повернулся, встретил ее взгляд, не опустив глаз Это тоже было непривычно.

— Есть многое, чего мы не понимаем друг в друге, — сказал он.

— Да, — сказала она. — Многое, — она отвернула лицо и стала глядеть в темноту, и внезапно он понял, что внизу тишина — ни лязга оружия, ни дальних криков, ни лошадиного ржания.

Остальные тоже это заметили. Мерир встал и оглядывал поле, но видеть можно было только смутные очертания тех или иных предметов. Леллин и Сезар склонились над камнями, пытаясь что-то разглядеть, но тоже, похоже, ничего не видели.

Затем откуда-то издали послышались крики — не воинственные, а вопли ужаса. Это продолжалось долгое время и в разных местах.

А после наступила зловещая тишина.

Над восточным горизонтом появлялись проблески рассвета.

Свет, как всегда в Шатане, пришел медленно. Он зародился на востоке, касаясь серых облаков, и стал бросать смутные тени от камней, от развалин дальних ворот Меньшего Рога. Белый Рог принял свои очертания в утреннем тумане, и стало ясно видно кольцо мертвых тел, окружавших его. С рассветом появились птицы. Бродили одинокие кони, беспокойно щипля траву.

Но от орды… не осталось ни одного живого.

Прошло долгое время, прежде чем кто-то из них пошевелился. Аррхе медленно вышли вперед и стояли, глядя на картину опустошения.

— Хериляне, — сказал Мерир. — Наверное, это совершили темные.

Но затем прозвучал звук рога и привлек их взгляды к северу, к самому краю безлесного места. Там собиралась небольшая группа людей, и, собравшись, она двинулась к Нехмину.

— Пришли, — сказал Леллин. — Аррхендяне пришли.

— Дай им ответ, — велел Меррир, и Леллин поднес к губам рог.

Лошади вдали перешли на бег.

И Моргейн поднялась, опершись на Ченджеллин.

— Надо открыть путь, — сказала она.

Нижняя дорога Темного Рога приняла страшный вид, была полностью завалена камнями. Они осторожно приблизились, и аррхендяне, увидев эту картину, разочарованно заворчали. Но Моргейн выехала вперед, спешилась и достала из ножен Ченджеллин.

Клинок замерцал, ожил, и камень за камнем закружились в круговерти тьмы, срывающейся с острия, и умчались неведомо куда… Но она выбирала камни не подряд, а тщательно, так что одни камни улетали, а другие скатывались вниз или поддавались мускульным усилиям. Но все равно Ванай заморгал от удивления, когда дорога оказалась расчищена, а обломки унеслись, крутясь, в пустоту.

Они осторожно двинулись по тропе, поглядывая на кручу над головой, хотя Моргейн была наготове. Внизу путь был страшен — тела шиюе загромоздили дорогу В некоторых местах Моргейн пришлось расчищать путь среди мертвецов, и они были готовы встретить одиночек-воинов, готовы были к засаде или к камнепаду, но ничего этого не произошло. Единственным звуком был топот копыт их коней.

Наконец, они приблизились к крепости. Этой минуты Ванай боялся больше всего. Но крепость пришлось проехать, иного пути не было. Свет проглядывал сквозь сломанные двери. Они въехали внутрь и обнаружили там только смерть, только мертвых — людей и кхелов, пронзенных стрелами или зарубленных. Щепки от разбитых дверей были разбросаны повсюду, так что им пришлось спешиться и вести коней в поводу среди мертвых шиюе.

Там лежала Виз — маленькое тело, не длиннее кого-нибудь из болотников. Она получила много ран. У дальних ворот они наткнулись на Перрин — белые волосы рассыпались по ее плечам и луку, зажатому в мертвых пальцах. Стрела нашла ее сердце. Но Роха они не видели.

Ванай выронил поводья коня и стал искать его среди мертвых, но тщетно. Моргейн ждала, ничего не говоря.

— Я должен найти его, — взмолился он.

— Я тоже, — сказала она.

Он пошел среди мертвых тел и расколотых досок, с трудом переставляя ноги. Леллин помогал ему… Именно Леллин и нашел Роха, привалившегося к створке передних ворот, сорванной с петель.

— Он жив, — сказал Леллин.

Ванай помог расчистить обломки, которыми был наполовину завален Рох. Глаза Роха были приоткрыты. Шаррн поднес фляжку с водой, и Ванай омыл лицо Роха, дав ему глотнуть. Затем с тяжелым сердцем он взглянул на Моргейн, не зная, хорошо ли они сделали, что нашли его.