Петров, прихрамывая, подошел к кровати и деловито выковырял наручники с явным намерением заковать бесчувственного подполковника в кандалы.

— Иван Данилович, — мягко остановил его Холмогоров, — друг мой, не увлекайтесь. Это уже чересчур.

— А чего он?.. — начал было еще не остывший после схватки участковый, но тут же махнул рукой и сунул наручники в карман лопнувших по шву форменных брюк.

Впрочем, пистолет у Завальнюка он все-таки отобрал, и Холмогоров не стал возражать: так было спокойнее.

Убедившись, что тут все в порядке, Холмогоров прошел в угол, где стоял чудом не пострадавший в драке портфель. Под ногами у него хрустели глиняные черепки и битое стекло — дерущиеся ухитрились раскокать лампу, и оставалось только благодарить Бога за то, что в ней не осталось керосина.

На табуретке, все так же придавленные фонариком и кобурой, лежали списки, и прямо сверху, на самом видном месте, Алексей Андреевич заметил два положенных рядышком листка, в каждом из которых, как и говорил Петров, было подчеркнуто по одной строчке.

— Есть? — спросил сзади участковый.

— Кажется, да, — ответил Холмогоров, сличая подчеркнутые номера с выбитыми на вороненом металле казенников цифрами.

— Есть, есть, — проворчал, садясь на кровати, Завальнюк. — Ну что, довольны?

— Вдвоем на одного, — продолжал подполковник, болезненно покряхтывая. — Не стыдно? Я к вам обращаюсь, господин Холмогоров. Интеллигентный человек, личный советник Патриарха, и вдруг такое… Не ожидал от вас!

— Если бы ожидали, ничего бы не получилось, — заметил Холмогоров, кладя инвентарные списки обратно на табуретку. Подчеркнутые номера совпадали с серийными номерами винтовки и пистолета, но написанный от руки номер войсковой части на клапане папки ни о чем ему не говорил.

— Тоже верно, — согласился Завальнюк, осторожно дотрагиваясь ладонью до ободранной макушки. — Чем это вы меня?

— Кувшином, — признался Холмогоров.

— Кувшином… Старею, — констатировал подполковник. — В молодости, бывало, кирпичи на макушке ломал, и ничего.

Он казался совершенно спокойным, разве что немного грустным и здорово помятым, что, впрочем, было неудивительно.

— Ну, и что теперь? — спросил он, вынимая из кармана расплющенную в блин пачку и ковыряясь в ней пальцем в поисках уцелевшей, пригодной к использованию сигареты.

— А собственно, уже все, — сказал ему Холмогоров. — При всем моем к вам уважении, милейший Петр Иванович, должен со всей ответственностью заявить следующее: теперь, чтобы сохранить все это в тайне, вам придется меня убить. Здесь творятся ужасные, богопротивные дела, и я добьюсь, во-первых, их прекращения, а во-вторых, наказания виновных в этом безобразии.

— Ни черта вы, Алексей Андреевич, не добьетесь, — сказал Завальнюк и, кряхтя, спустил ноги на пол. — Уж простите меня за пролетарскую прямоту…

— Ничего, — успокоил его Холмогоров, возвращаясь к столу и усаживаясь на свой табурет, который еще не успел остыть. — Прямоту вашу я как-нибудь переживу. Пережить ваши постоянные вилянья было намного сложнее.

— Чего вы добьетесь, — продолжал Завальнюк, ответив на обвинение в виляньях короткой болезненной улыбочкой, — так это несчастного случая со смертельным исходом.

— Только попробуй, — вступил в беседу Петров, с угрозой надвигаясь на подполковника.

— Отстань, дурак, — отмахнулся тот, — тебя вообще никто не спрашивает. Я с тобой после по-другому поговорю… Пистолет верни!

— Хрен тебе в глаз, а не пистолет, — хладнокровно ответил участковый.

— Себе же хуже делаешь, баран… Так вот, Алексей Андреевич, я вас, конечно, пальцем не трону, но, помимо меня, в этом деле замешано столько народу (и какого!), что гарантировать вам безопасность я не могу. То есть о чем я говорю?! Какая безопасность?! Вас непременно уберут, невзирая на ваше высокое положение и покровительство Патриарха…

— На все воля Божья, — сказал Холмогоров.

— Ошибаетесь. Чем, по-вашему, занят дьявол? Божья воля иногда, знаете ли, запаздывает, иначе у нас тут давно был бы рай земной… — Он наконец отыскал в пачке неповрежденную сигарету и сунул ее, кривую и морщинистую, в уголок рта. — Понимаете, я ведь вас не запугиваю, а просто ставлю в известность, что вы впутываетесь в историю, которая очень скверно для вас кончится. Мой вам совет: забудьте все, что видели и слышали. В первую очередь номер войсковой части, который, как я заметил, вы успели прочесть на обложке папки.

— Увы, — сказал Холмогоров, — это невозможно. У меня на редкость хорошая память.

— А я на всякий случай запишу, — сказал Петров. — С цифрами у меня всю жизнь нелады.

— Вы не понимаете, — не замечая участкового и обращаясь к одному Холмогорову, проникновенно произнес Завальнюк. — Это один из тех секретов, для которых не существует срока давности и которые государство хранит всеми мыслимыми и немыслимыми способами, не останавливаясь ни перед чем. Понимаете — ни перед чем!

— Да хватит, — снова вмешался Петров, — надоело! Что делать будем? Я предлагаю так: этого типа запрем, чтоб не сбежал, а сами соберем мужиков и двинем в тайгу. «Драгуновка» у нас есть, два «стечкина», мой «макар»… да здесь, считайте, в каждом доме по ружью, а то и по два! Даже у отца Михаила где-то тут два ствола припрятано, я их сам регистрировал: охотничья магазинка и «Сайга» — это такой, знаете, карабин на базе автомата Калашникова, серьезная штука, с ней воевать в самый раз… Только вот где у него сейф?

— В шкафу, — сказал Холмогоров, обдумывая это заманчивое предложение, — в углу, за одеждой… Только он заперт.

— Да отопрем! — с энтузиазмом воскликнул Петров. — Сломаем в крайнем случае.

— А почему вы так уверены, что люди с нами пойдут? — усомнился Холмогоров. — По-моему, они изрядно запуганы этим вашим Кончаром…

— Да знаю я, что им сказать! Раньше не знал, а теперь знаю. Я им про чудо расскажу — как вы меня из-под верной пули вытолкнули и как я потом урода этого крашеного, как консервную банку, продырявил. Они ж все охотники, браконьеры, они такие вещи с полуслова понимают! Это же, Алексей Андреевич, верный знак, что кому-то там, наверху, Кончаровы художества надоели!

— А поверят?

— А пусть попробуют не поверить! В оборотня какого-то вонючего верят — и в это поверят как миленькие! Да что там! Вы ж не знаете, а я знаю: здесь ведь через двор мужики живут, у которых жены да дочки в лес по ягоды ушли и сгинули без следа. Откуда, думаете, у этих сволочей бабы берутся? Что, вы думаете, с ними там делают? Да мужикам только намекни, что есть верный шанс с нечистью этой лесной за все расквитаться, они же всю тайгу кверху дном перевернут! Может, даже отца Михаила живого застанем… Вот бы здорово, а? А чтоб наверняка, без промашки, я прямо сейчас в управу сгоняю и по рации с районом свяжусь — пускай ОМОН высылают, нечего им в городе штаны просиживать, пускай разомнутся чуток, мордовороты раскормленные…

— А что, — задумчиво произнес Холмогоров, прислушиваясь не столько к словам участкового, сколько к своему внутреннему голосу, — пожалуй, в этом что-то есть…

— Идиоты, — с тоской сказал Завальнюк. — Психи ненормальные.

— Хорошо, что ты нормальный, — сказал ему Петров.

— Да, — поддержал его Холмогоров. — Я тоже нахожу ваше здравомыслие в высшей степени похвальным и утешительным.

— Вот и отправляйся вместе со своим здравомыслием под замок, — не без злорадства добавил Петров. — Не бойся, там тебя ни Кончар не достанет, ни твое любимое государство с его вонючими секретами.

— Пропадите вы пропадом! — сказал Завальнюк с неподдельной горечью. — Неужели не ясно, что ему ваши мужики с двустволочками на один зуб? Не верите — проверьте, но я вам точно говорю: после этой вашей экспедиции дурацкой в Сплавном только те останутся, кто с вами в лес не пойдет. То есть бабы с малыми ребятишками. И пробудут они здесь недолго — кто помоложе да покрепче, тех Кончар к себе на рудник заберет, а остальных — под нож, как овец…