Зачем брать три тысячи, когда можно без проблем получить все? Догнать на старом японском джипе еще более старый советский мотоцикл — пара пустяков, а вот мотоциклу за джипом не угнаться, это и ежу понятно. Потому-то джип и не продали, хотя красная цена ему была восемьсот баксов, от силы тысяча…

В сущности, с его стороны это была чистой воды провокация, но Егор Концов не испытывал угрызений совести. Никто не заставлял хозяина джипа на эту провокацию поддаваться. Ему был предоставлен свободный выбор, и он выбрал — сам, без принуждения. Бедность не могла служить оправданием тому, что он затеял; к тому же по местным меркам он был вовсе не беден. Это был его выбор, и Концов от души порадовался тому, что хозяин единственного на всю округу джипа не устоял перед искушением и погнался за легкой наживой, потому что вокруг стояла тайга — не просто так стояла, а ждала.

Джип поравнялся с ним, и Концов увидел повернутое к нему заросшее темной щетиной лицо. Лицо скалило в хищной усмешке редкие прокуренные зубы; Егор попытался понять, принадлежит эта харя хозяину джипа или его сыну, но так и не понял, потому что машина, зарычав проржавевшим глушителем, вырвалась вперед и сразу же резко вильнула к обочине, преграждая ему путь.

Концов вывернул руль вправо и прижал рычаг ручного тормоза. Мотоцикл чуть не опрокинулся, но устоял и замер на обочине в клубах густой едкой пыли. Хозяин джипа уже был тут как тут, держа в правой руке тупорылый автоматический пистолет, который без промедления сунул Егору прямо в лицо.

Концов машинально оценил диаметр ствола. Что-то около девяти миллиметров — значит, пушка не газовая, не пугач. Боковым зрением он следил за вторым разбойником — именно разбойником, потому что в руке у него был не нож и даже не монтировка, а старый, видавший виды топор со сточенным, зазубренным от долгого употребления лезвием. Этот топор в сочетании с кирзовыми сапогами и испитой бородатой рожей придавал парню вид настоящего классического разбойника с большой дороги, всего минуту назад соскочившего со страниц какой-нибудь сказки братьев Гримм. Выглядело это жутковато, но Егору Концову доводилось видеть вещи и пострашнее деревенского дурака с топором в руке.

— Вы чего, мужики? — спросил он, разыгрывая удивление. — Доллары, что ли, не понравились? Так вроде настоящие…

— Настоящие, настоящие, — подтвердил мужик с пистолетом и, оскалившись, с громким шипением втянул воздух через стиснутые зубы. — Давай гони остальные! Где они у тебя — в рюкзаке?

Не дожидаясь ответа, он протянул свободную руку и откинул пыльный полог коляски. Его небритый отпрыск остановился в шаге от мотоцикла, с плотоядной ухмылкой поигрывая топором. Солнечный свет тусклым маслянистым бликом поблескивал на сточенном лезвии. Концов спокойно, как на занятиях по рукопашному бою, выбросил вперед правую руку, сомкнул вальцы на костлявом волосатом запястье, сдавил и резко вывернул. Что-то негромко хрустнуло, и хозяин джипа, пронзительно вскрикнув от боли и неожиданности, рухнул на колени. Концов по-прежнему сидел верхом на мотоцикле, держа в руке пистолет, которым ему только что угрожали. Все произошло стремительно и как-то буднично, без какого-либо драматизма — ситуация просто развернулась на сто восемьдесят градусов и двинулась в другом направлении, как человек, вдруг вспомнивший, что забыл на столике в прихожей бумажник и ключи от машины.

Егор Концов снял пистолет с предохранителя и взвел курок, между делом удивляясь, какими причудливыми, непредсказуемыми путями передвигается по свету огнестрельное оружие, — пистолет был, кажется, австрийский, да к тому же древний, чуть ли не времен Первой мировой. Он выстрелил — небрежно, почти не целясь, — и разбойник с топором без единого звука рухнул навзничь. Стальное лезвие безобидно звякнуло об асфальт, горячая гильза, дымясь, с едва слышным шлепком упала в мягкую пыль обочины. Задники порыжелых кирзовых сапог, которые были на ногах у убитого, еще слабо скребли по асфальту в последних конвульсиях, а истекающее голубоватым пороховым дымком дуло уже нацелилось в лоб второму разбойнику. Прозвучал еще один выстрел, и хозяин джипа мягко завалился на бок, вряд ли успев до конца осознать, что происходит. Для верности Концов хотел выстрелить еще раз, но старый пистолет заклинило — видно, в затворе перекосился патрон.

Вся процедура заняла не больше семи-восьми секунд, и за это время не было произнесено ни единого слова — разбойники просто не успели ничего сказать, а Егору Концову не о чем было с ними разговаривать. Он просто сделал то, что должен был сделать, — то, что было необходимо, чего ждала от него молчаливая тайга.

Он слез с мотоцикла, протер пистолет полой куртки и зашвырнул его в лес. Потом оттащил тела в придорожную канаву и прикрыл валежником. Стоя на краю канавы, он повернулся лицом к лесу и медленно поднял руки над головой, как оратор, привлекающий к себе внимание толпы.

— Э-ге-гей! — закричал он во всю силу легких, и его голос эхом прокатился по лесистым распадкам. — Это я! Я вернулся!

Он еще немного постоял с поднятыми к небу руками, слушая, как вдали затихают последние отголоски его приветственного клича. Рукава камуфляжной куртки сползли почти до локтей, обнажив мускулистые предплечья, бледная кожа которых резко контрастировала с загорелыми, обветренными кистями, словно на руках у него были коричневые перчатки. На внутренней стороне правого предплечья синела маленькая примитивная татуировка в виде оперенной стрелы, перечеркнувшей пятиконечную звездочку.

В поселке возле бездействующей по случаю разлива паромной переправы он обменял мотоцикл на старенькую моторную лодку и, не мешкая, отправился по большой воде к верховьям реки. Достигнув места, с которого ему предстояло продолжить путь пешком, он переложил деньги из рюкзака за пазуху, связал самое необходимое в узел, а в полупустой рюкзак засунул паспорт на имя Егора Концова. Человек со странной фамилией и никогда не существовавшей, но при этом подтвержденной всеми мыслимыми документами и свидетельствами биографией выполнил свою задачу, и теперь нужда в нем окончательно отпала. Поэтому тот, чья фотография красовалась в ставшем ненужным паспорте, бросил рюкзак на дно лодки, оттолкнул моторку от берега и, зайдя по пояс в ледяную воду, пустил ее по течению. Рано или поздно лодку найдут, обнаружат в ней рюкзак и паспорт и неизбежно придут к выводу, что уроженец здешних мест Егор Концов, вернувшийся в родные края из далекой Москвы, по неосторожности вывалился за борт и утонул в студеной сибирской реке. Не он первый, не он последний; никто даже не станет искать тело, потому что найти его попросту немыслимо…

Обогревшись у мастерски разведенного бездымного костерка и высушив одежду, оставшийся без имени человек потушил огонь, собрал свои немудреные пожитки и уверенно углубился в лес легкой походкой бывалого солдата, привычного к изнурительным пешим переходам.

Спустя четырнадцать лет после описанных выше событий случилось так, что отцу Михаилу, приходскому священнику поселка Сплавное, расположенного в верховье одного из малых притоков Бии в предгорьях Салаирского кряжа, еще до рассвета приспела нужда хорошенько помыться.

За ночь отцу Михаилу удалось поспать не более полутора часов; остальное время сей скромный служитель святой православной церкви употребил на то, чтобы основательно пропотеть, испачкаться с головы до ног, насквозь пропахнуть дымом и спалить себе половину бороды, отчего закопченный лик его утратил приличествующее пастырю благообразие и приобрел совершенно разбойничий вид. Вид этот усугублялся гренадерским ростом отца Михаила, а также шириной и гордым разворотом плеч, так что, стоя в первых лучах утренней зари на задах своего домишка в изодранном, прожженном до дыр подряснике, он больше напоминал легендарного монаха-воина Пересвета, чем скромного приходского священника.

Неподвижно постояв в огороде минут десять и вдоволь налюбовавшись встающим над речным разливом солнышком, отец Михаил почувствовал, что хотя бы частично восстановил утраченное этой ночью душевное равновесие. Во всяком случае, давно забытое, а сегодня вдруг снова возникшее желание выкурить сигарету ушло без следа, равно как и бесовское искушение выйти на улицу, схватить за шиворот первого встречного и колотить его лбом об дерево до тех пор, пока тот не покается и не расскажет наконец, что за странные дела творятся в поселке Сплавное.