Петров пожал плечами.

— Не знаю, — честно признался он. — И спросить некого, померли родители. Да вряд ли они меня крестили, партийные были оба и, главное, идейные… Нет, вряд ли.

— Ну, значит, пойдете в храм, примете крещение… А все остальное, если понадобится, вам священник объяснит. Да, Библию прочтите непременно, это вам точно не повредит.

— Да где ж ее взять-то, Библию?

— А вот хотя бы и у меня есть при себе экземпляр. Дать вам?

Петров секунду помедлил.

— Нет, — сказал он решительно, — не сейчас. Сейчас у меня других дел выше крыши.

— Это какие же у тебя, интересно знать, дела? — неожиданно подал голос из отгороженного занавеской угла подполковник Завальнюк.

Фонарик, которым он пользовался вместо настольной лампы, погас, занавеска отдернулась, и Петр Иванович, с наслаждением потягиваясь, присоединился к компании. В углу, который он только что покинул, виднелись две табуретки — та, на которой Завальнюк просидел всю вторую половину ночи, и другая, игравшая роль письменного стола. На полу стоял знаменитый «заготовительский» портфель с откинутым клапаном, откуда торчали кое-как засунутые на место картонные папки. Еще одна папка, раскрытая, с переворошенными бумагами, лежала на табуретке, и на ней, прямо на пожелтевших бумагах с длинными столбцами каких-то цифр, торчком стоял карманный фонарь подполковника. Рядом с фонарем лежала открытая деревянная кобура с наполовину вытащенным из нее пистолетом — тем самым, что несколько часов назад был снят с застреленного Петровым лесовика. Снайперская винтовка системы Драгунова с громоздким ночным прицелом стояла в углу, прислоненная к нетесаным бревнам стены.

— А у наших у ворот чудо-дерево растет, — нараспев продекламировал Петр Иванович все того же Чуковского, который, судя по всему, был его любимым писателем. — Чудо, чудо, чудо, чудо расчудесное! Не листочки на нем, не цветочки на нем, а чулки да башмачки, будто ягодки… — Он зевнул, еще раз от души, с хрустом потянулся и добавил в прозе: — Слушать вас, господа, с души воротит. Легли бы вы поспать, что ли, а то несете какой-то, извините, бред… Особенно тебя касается, Петров. Тоже мне, неофит. Обращение святого Петрова. Или вот апостол Матфей мытарем был, то бишь сборщиком податей — налоговым инспектором, словом. Он — налоговый, ты — участковый… Чем не пара? А? Дельфин и русалка — они, если честно, не пара, не пара, не пара, — фальшиво пропел он и, оборвав пение, с напором повторил свой вопрос: — Так какие у тебя вдруг образовались дела, апостол Петров?

Несмотря на проведенную без сна ночь, оставившую на его лице свой след в виде темных кругов под глазами, Завальнюк пребывал в прекрасном настроении, чего нельзя было сказать о Петрове, который смотрел на подполковника волком и явно обдумывал достойный ответ — такой, после которого двоим русским людям остается только затеять драку с ломанием мебели, челюстей и ребер.

— Молчишь? — все тем же веселым, энергичным и напористым тоном продолжал Завальнюк, адресуясь к участковому. — Ну, так я сам скажу, а ты слушай и хорошенько запоминай. Нет у тебя в данный момент никаких дел, понял? Покушения на тебя никакого не было, дом ты спалил по собственной неосторожности…

— А труп? — подозрительно ровным голосом спросил Петров.

— А трупа скорее всего никакого тоже нет. Уже нет, — поправился подполковник. — Не веришь — сходи проверь. Наверняка эти лесные братья уже уволокли его в свою берлогу.

— А оружие?

— И оружия никакого не было и нет, понял? Это в твоих же интересах, лейтенант. Если начнут разбираться, кто в кого стрелял и почему, кому-нибудь может прийти в голову, что ты его нарочно завалил, чтобы убрать свидетеля, который слишком много о тебе знал. Я ведь тебе ясно приказал: брать живым.

— Это уже после было, — возразил Петров, ничуть не удивленный таким поворотом разговора. Он даже разозленным не выглядел, разве что желваки на скулах вздулись на мгновение и сразу же опали.

— До или после — кто разбираться-то станет? — пренебрежительно отмахнулся Завальнюк. — Так ты меня хорошо понял?

— Превосходно, — сказал Петров. — Вундербар унд вундершен, товарищ подполковник. Как поработали-то, удачно?

Завальнюк оглянулся на свое рабочее место, и на лице его промелькнула тень досады — уж очень откровенным был оставленный им в углу натюрморт.

— Да так, — ответил он туманно, — средненько.

— А точнее? — сузив глаза, с внезапно прорезавшейся следовательской вкрадчивостью спросил Петров.

Завальнюк опешил от такой наглости и не вдруг нашелся с ответом.

— Что? — переспросил он тоном не сулившим зарвавшемуся участковому ничего хорошего.

Продолжая пристально разглядывать его прищуренными глазами, Петров затянулся сигаретой и длинной струей выдул дым в сторону подполковника.

— Вы полночи сличали серийные номера на винтовке и пистолете вон с теми списками, — сказал участковый, и это был не вопрос, а уверенная констатация факта. — Не думаю, что у вас в портфеле хранятся списки серийных номеров всего стрелкового оружия, произведенного на территории бывшего СССР за последние тридцать-сорок лет. Иначе вам пришлось бы таскать за собой не портфель, а железнодорожный состав, и хорошо, если только один…

Завальнюк слушал его с недоброй улыбкой, которая с каждым произнесенным участковым словом все больше напоминала волчий оскал.

— Я считаю, — обдавая его новой струей пахнущего горящим торфом сигаретного дыма, продолжал Петров, — что в портфеле у вас инвентарные списки какой-то одной, вполне определенной войсковой части и что серийные номера оружия, снятого нами с убитого бандита, в этих списках значатся. Вы их, случайно, не подчеркнули?

С этими словами он встал из-за стола и сделал шаг в сторону угла, где стоял драгоценный портфель подполковника. Завальнюк одним плавным движением заступил ему дорогу, и поспешность, с которой он это проделал, яснее любых слов свидетельствовала о том, что догадка Петрова верна.

Петров шагнул вправо, намереваясь его обойти, но Завальнюк повторил его маневр, снова преградив дорогу; Петров сделал шаг влево, Завальнюк — тоже.

— Ну? — с вызовом произнес участковый.

— Ты что, родной, — ласково сказал ему Завальнюк, — белены объелся? Тебе, как я погляжу, трезветь категорически противопоказано. Пьяный ты дурак, но уж трезвый… Ты куда прешь, чучело в погонах?

— А ты мне не тычь, — заявил окончательно распоясавшийся участковый, — я с тобой в одной канаве не валялся…

— Ты один там отдыхал, это точно, — вставил Завальнюк.

— Я — лицо официальное, — продолжал Петров так, словно его не перебивали, — полномочный представитель местной исполнительной власти, а значит, и Президента Российской Федерации.

Холмогоров за столом сделал над собой усилие и закрыл непроизвольно открывшийся рот. Его так и подмывало вмешаться, но, услыхав про полномочного представителя Президента, он решил повременить: это уже становилось интересным. По крайней мере, в данный момент Петров не производил впечатления человека нуждающегося в защите; пожалуй, еще немного, и защищать пришлось бы подполковника.

— Хорош представитель, — насмешливо сказал Завальнюк. — Президент должен быть в восторге. Я тебе говорю: иди проспись!

— А я тебе говорю: покажи списки, — парировал Петров.

— Это с какого такого переполоха? — удивился Завальнюк, которого тоже оказалось непросто вывести из себя.

— А с такого переполоха, что я провожу следствие по делу о похищениях и убийствах людей, покушении на жизнь сотрудника правоохранительных органов и поджогах — трех поджогах церкви и одном — жилого дома, — объявил Петров. — Бумаги, которыми вы располагаете, представляют интерес для следствия, и я требую предъявить их для ознакомления.

— Губу подбери, — посоветовал Завальнюк, — а то наступишь.

— В противном случае, — упорно гнул свое Петров, — я буду вынужден применить силу.

— Совсем ошалел, — адресуясь к Холмогорову, сообщил подполковник и опять повернулся к Петрову: — Очухайся, дурачок, водички попей, остынь… Ты понимаешь, куда лезешь? На кого хвост задираешь? Тебе еще раз удостоверение показать?