В комнате запахло валерьянкой.

— Я вам все это оставлю, потом, попозже, накапаете еще…

…А когда они выходили длинным, узким коридором, приоткрылась кухонная дверь, и из нее высунулась голова женщины, впускавшей их в квартиру.

— Вот так вот, дорогие товарищи, — довольно бросила она им, будто подводя итог чему-то. — Только «неотложка» и спасает, только она, родимая, весь дом ходуном ходит… — Женщина недобро ухмыльнулась. — А звонить-то надо ноль — два, а не ноль — три — милицию вызывать надо, ее, родимую…

— Вот бы и позвонили… — тихо сказал Сергей, возясь с английским замком.

— Ишь, ушлый какой! Я позвоню, а он меня тюкнет в подъезде, и вызывай потом ваших, если успеешь…

— Все-все, мужики, потопали… — Пал Саныч, подтолкнув Степана, вышел на лестничную клетку. В подъезде он, спохватившись, остановился.

— Позвонить забыли… и возвращаться не хочется, однако. И когда только ты, Степка, новую машину получишь… с телефоном, с передатчиком…

— Разве ж я против, Пал Саныч, хлопочите… — откликнулся Степан.

— Ладно, обойдемся… — Пал Саныч перебежал наискосок двор и возле детской площадки нырнул в телефонную будку. Вскоре оттуда донесся его голос: — Катенька! Как там, все спокойно? Хорошо… значит, возвращаемся. Мы сейчас на Магистральной, скоро будем…

Не прошло и минуты, как серая длинная «Волга»-пикап пересекла двор и, проезжая под аркой, мигнула красным огоньком и исчезла в темноте.

Главный бухгалтер трикотажной фабрики Дмитрий Матвеевич Бурцев с величайшим нетерпением ждал этой пятницы. И были на то причины. Во-первых, именно сегодня, в пятницу, он рассчитывал сдать полугодовой отчет. И отчет сдан. Сдан с блеском, как говорится, без сучка и задоринки, ни одна ревизия не подкопается. Вот какая гора с плеч!.. Во-вторых — наконец-то подоспели выходные: тяжкой была неделя, попробуй посиди в нарукавниках с утра до темна — это в июльскую-то, в тридцатиградусную жару. Была и третья, не менее существенная, причина. Второй месяц уже пошел, как загадали они с Терехиным, главбухом соседствующего с его фабрикой гастронома, навестить в Березовке общего их приятеля Семена Семеновича Крока — директора небольшого ведомственного дома отдыха. Загадать-то загадали, да обоим недосуг было весь месяц; у Дмитрия Матвеевича отчет, у Терехина какие-то сваи хлопоты. И вот наконец все позади, дебеты, кредиты, балансы, а впереди Березовка с финской баней, с чешским ядреным пивом, с поздним преферансом у кроковского камина. Обо всем этом думал Дмитрий Матвеевич по пути домой, и сердце его легонько и сладостно щемило.

Шофер директорской «Волги» распахнул было перед ним заднюю дверцу машины, но Дмитрий Матвеевич, благодушно улыбнувшись, жестом остановил его порыв и, приветливо кивнув вахтеру, медленно побрел вдоль аллеи уродливых, напоминающих экзотические баобабы, тополей. И еще думал Дмитрий Матвеевич о скоротечности времени. Хочешь не хочешь, а, считай, пятнадцать лет уже минуло, как пришел он на фабрику. Осенью, перед Октябрьскими, будет пятнадцать. После бухгалтерских курсов один он не вернулся в свой совхоз, братья Киреевы, что учились с ним, покатили как миленькие, да и он едва не уехал, это уж с вокзала, с автостоянки, увела его Ольга в последние минуты. А через пару дней он уже сидел в цеховой бухгалтерии — стучал себе костяшками, наяривал — о калькуляторах да машинах счетных в ту пору и не слышали. И вот уже полтора десятка оттикало с той поры — что ж, можно сказать, не прошли они даром для Дмитрия Матвеевича, не прошли, времени он не терял понапрасну, тут у него был полный ажур, как и в сложном его, малодоступном для других бухгалтерском хозяйстве.

Выходя из лифта, он услышал за дверью своей квартиры заливистый, радостный лай пуделя. «Значит, Лёля пришла уже», — подумал Дмитрий Матвеевич, доставая ключ. По средам и пятницам Ольга Кирилловна водила пса в собачью спортивную школу и возвращалась обычно позднее. Дмитрий Матвеевич успевал до ее прихода принять душ и разогреть ужин.

Ученый пудель встретил его у порога, приподняв перед собой и держа на весу для приветствия переднюю правую лапу. Дмитрий Матвеевич потрепал его по шелковистому лоснящемуся загривку и приоткрыл дверь на кухню.

— Лёлечка, Терехин не звонил?

— Нет пока. Мой, Дима, руки, у меня все готово.

— Интере-есно… — раздумчиво проговорил Дмитрий Матвеевич, проходя на кухню.

— Звонил тут какой-то тебе днем, то ли с акцентом, то ли выпивши…

— И что сказал?..

— Бурцев, говорит, здесь проживает? Здесь, отвечаю, но он на службе. Передайте, говорит, Митьке, вечером зайду.

— И больше ничего не сказал? А как назвался?

— Ничего не сказал, повесил трубку.

— Интере-есно… — повторил Дмитрий Матвеевич, выдвигая из-под стола миниатюрную голубую табуретку.

Из прихожей послышалась приглушенная трель телефонного звонка. Дмитрий Матвеевич протянул руку к посудному шкафчику и снял алую трубку добавочного аппарата.

— Бурцев… А-а, Василь Палыч, да, только что пришел. Все, в общем, в норме. Почему неуверенно? Абсолютно уверенно. Вот перекушу и… одним словом, через часок позвоню.

Едва он успел положить трубку, снова раздался звонок, теперь более мелодичный, переливистый. В унисон ему негромко взлаял пудель. Ольга Кирилловна вышла, и вскоре Дмитрий Матвеевич услышал из прихожей ее голос:

— Дима, к тебе.

Он поднялся и медленно, нерешительно, точно раздумывая, стоит ли идти, шагнул за порог.

В прихожей Ольга Кирилловна зажгла свет, и Дмитрий Матвеевич увидел подавшегося к нему с протянутой широченной ладонью приземистого мужчину с квадратными, конусообразно ниспадающими от шеи литыми плечами. Небольшие серые глазки его хитровато и изучающе поблескивали.

— Не узнаешь?.. — то ли спросил, то ли отметил он приглушенным баском, пряча в своем кулаке едва ли, не всю кисть неуверенно протянутой руки хозяина.

Дмитрий Матвеевич, высвобождая руку, лихорадочно соображал, где он мог видеть эту рыжую шевелюру, остро выпирающие скулы, пухлые и влажные губы.

— Вижу, вижу, не признал… — Гость отшагнул в сторону, к кухонной двери, оглядывая с ног до головы хозяина. — Эх, Митяй, соседей своих не признаешь, шабров…

Дмитрий Матвеевич виновато улыбнулся.

— Ромку Макаркина не признал, ну ты подумай! А как по садам-то вместе лазили, помнишь?..

— Ну как же, как же… — Дмитрий Матвеевич заставил себя улыбнуться и вытянул руку в сторону приоткрытой двери. — Прошу вас.

Гость переступил порог комнаты, пудель точно прилип к его штанине, к чему-то принюхиваясь. Потом, резко тряхнув лохматой головой, смачно и протяжно чихнул.

Дмитрий Матвеевич укоризненно потрепал его за длинное ухо, придерживая у порога, и вслед за гостем прошел в комнату, выдвинул из-за стоящего посредине стола два стула.

— Прошу садиться, как раз к трапезе…

— Добро. А я уж думал, не признаешь. Сколь не виделись-то! Годов с десяток, а то и поболе…

— Да, давненько, — согласился Дмитрий Матвеевич, усаживаясь рядом с гостем.

В комнату заглянула Ольга Кирилловна.

— Дима, так я здесь и накрою? Мойте руки пока.

Через несколько минут уже за накрытым столом гость был представлен хозяйке. Дмитрий Матвеевич вместе с ним устроился по одну сторону стола, Ольга Кирилловна, ухаживая сразу за обоими, присела напротив.

Гость пробежал глазами вдоль стола и раз, и другой, не задержав, впрочем, взгляда ни на одной из закусок.

— Вам что-нибудь подать? — настороженно спросила хозяйка. — Соль и горчица справа от вас, а рядом красный перец, если желаете.

— Так я это… магазин-то далеко у вас? Сбегаю…

Ольга Кирилловна вопросительно посмотрела на мужа.

Дмитрий Матвеевич отложил вилку с нанизанным на нее кусочком сочного балыка, поднялся, вышел на кухню и вскоре вернулся с небольшим хрустальным графином в руках и рюмками.

— Простите нас, Роман… Роман Андреевич. — Ольга Кирилловна растерялась немного. — Вообще-то мы почти не пьем…