Возле разбитой самоходки наткнулись на Ивана Лебедева. Его огромный кулак был обмотан веревкой, вторым концом которой были связаны руки унтер-офицера, что стоял в метре от него, притулившись к гусенице.
— На поводке, Ванюш?.. — хмыкнув, спросил Кирсанов.
— Хитлер капут! — прохрипел пленный, отшатнувшись от рассматривающего его Бондаря.
— Ложись! — выкрикнул Прибытков, успев оттолкнуть унтер-офицера от самоходки.
Мины рвались, что называется, в двух шагах, осколки, визжа над головами разведчиков, дробно бились в искореженный металл самоходки. Комья мерзлой земли, взметнувшись в воздух, тяжелым градом опускались на головы разведчиков.
Внезапно фашистский ротный миномет замолчал.
— Все живы?.. — спросил Прибытков, помогая Лебедеву оторвать от земли дрожащего унтер-офицера.
Через час унтер-офицер 2-й венгерской горнострелковой бригады сидел в подвале дома, где располагался разведотдел дивизии. На вопросы, задаваемые капитаном Ротгольцем, он отвечал невнятно или молчал, напряженно ссутулившись.
— Ну, что он там лопочет, Андрей? — не выдержал майор Филатов, собирая с соседнего стола разложенные листки донесений.
— Понимаешь, никак не могу с ним договориться. По-немецки он, можно сказать, ни в зуб ногой…
И вдруг Ротгольц, резко повернувшись к пленному, заговорил. Унтер-офицер оживился, вздохнул и стал отвечать.
— Это по-каковски же ты с ним? — удивился Филатов.
— Пытаюсь по-фински… — замялся Ротгольц. — Пацаном еще немного натаскался на даче. Раньше-то их под Ленинградом много было…
— Так он же венгр! — недоуменно пожал плечами Филатов.
— Их языки в одну группу входят — в угро-финскую. Много общего.
— И что он толкует?
— Коммунистов хвалит и ругательски ругает фюрера.
— Знакомая песня.
Унтер-офицер, будто почувствовав, что ему не доверяют, торопливо заговорил, активно помогая себе жестами и мимикой.
— А сейчас он про что? — спросил старший лейтенант Прибытков, сидевший на скамье у входа вместе с Артищевым и Лебедевым.
— Насколько я понял, он утверждает, что сам побежал к нам сдаваться.
— Врет, подлец! — возмутился Лебедев. — Уж я-то видел, как и куда он побежал.
Допрос продолжался более часа. После того как капитан Ротгольц получил от пленного данные о дислокации венгерских и немецких подразделений, он был спешно отправлен в штаб корпуса. В тот же день группа разведчиков, выполнявшая задание, была представлена к правительственным наградам.
ПОСЛЕДНИЙ ПОИСК
…В последние дни войны 237-я стрелковая дивизия в составе войск 4-го Украинского фронта вела бои в Чехословакии, в районе Моравской Остравы. Овладевая этим важным политическим и промышленным центром, дивизия стремилась взять его в кольцо, чтобы не дать возможности остаткам войск противника прорваться на юго-запад — к Праге.
2 мая 1945 года командование дивизии получило приказ овладеть г. Тржинец и перерезать пути отхода противника на юг.
Из краткой исторической справки о боевом пути 237-й Пирятинской орденов Суворова и Богдана Хмельницкого Краснознаменной стрелковой дивизии (Архив МО СССР)
Они сидели прямо на земле, на огороде, на задах высокого острокрышего дома. Над подогретой землей вдалеке, над пашней, от теплых испарений дрожал воздух. Над головами разведчиков протянула к небу пушистые ветки ранняя расцветающая сирень. В листьях ее, запутавшись, поблескивала на солнце едва видимая паутина.
— Дождались и тепла, — проговорил сержант. Рыльский, сняв сапоги и с удовольствием вдавливая босые ноги в теплую рыхлую землю.
— Дождичка теперь бы — в самый раз для посевов… — вздохнул старший сержант Бондарь.
— Дай-ка закурить, Афанасий Никонович, — попросил у Рыльского подошедший Черняк и, приняв кисет, сообщил: — Козленко в штаб срочно вызвали. Командиры-то почитай все на задании, пришлось ему бежать…
— Что-то будет! — воскликнул ефрейтор Жуков, разматывая портянку. — Можа, наградят…
— Успеешь… — нехотя обронил Рыльский.
— Да где уж успеть — не сёдня-завтра, глядишь, приказ объявят: победа, мол, братцы.
— А он, вишь, не сдается, зараза…
Вынырнув из-за конька крыши, высоко в небе показалось звено тяжелых бомбардировщиков. Самолеты вольно плыли в безоблачной синеве, донося до слуха негромкий, мерный и протяжный гул.
— И никакого тебе перехвата! — обрадованно заметил ефрейтор Долгов. — Свобода в небе.
— Да, песенка «люфтваффе» спета, пожалуй… — согласился Рыльский.
Из-за угла дома показался сержант Козленко. Подойдя к разведчикам, он молча сел возле грядки, напротив них. На него вопросительно уставилось несколько пар глаз.
— Ну, что? — не выдержал Бондарь.
— Задание, мужики, срочное… — раздумчиво ответил Козленко.
— Да ты не тяни… — Рыльский, поплевав на самокрутку, отбросил окурок.
— Задачу ставил сам начальник штаба дивизии подполковник Солончук, — Козленко поднялся. — Нам необходимо разведать подступы к городку Тржинец, уточнить огневые точки и, если будет возможным, захватить пленного.
— Ну и что, Митя, — сказал, вставая, Рыльский. — И уточним, и возьмем. Не первый же раз…
— На подготовку времени не дано. Выходим прямо сейчас. Думаю, группа будет такая: ты, Афанасий, ты, Жуков, Долгов… ты, Черняк, не пойдешь, только вернулся, отдыхай иди и кликни Репина, его возьмем с собой. А тебе, Бондарь, — особзадача, как бывшему трактористу… Бронетранспортер сможешь повести?
— Отчего ж нет, спытать надо…
— Иди готовь, у церкви стоит. Трофейный, новенький еще, смазка не сошла. Разрешено использовать.
Козленко, достав из кармана портсигар, присел на корточки:
— Покурим, что ли, да за дела.
Над грядками низко, будто в бреющем полете, пронеслась пара ласточек и, долетев до угла сарая, взмыла высоко в небо. Козленко проводил их взглядом.
— До чего ж здесь небо синее, — сказал он восхищенно. — Прямо как у нас над Рязанью или Калугой…
— Бывал там? — спросил Рыльский.
— Приходилось… — запрокинув голову, Козленко затянулся сигаретой и выпустил в небо струйку сизого, быстро тающего дыма.
…БТР выскочил на проселочную дорогу. Бондарь, приноровившись, довольно проворно управлял фрикционами.
— Приспособился? — спросил Козленко.
— Невелика наука…
— Тебе бы в танкисты, Бондарь! — крикнул Жуков. — Давно бы героем стал — и танки наши быстры…
— Направляли в танкисты, еще под Воронежем, в самом начале, — не поворачиваясь, ответил Бондарь. — А я не схотел, в разведку потянуло…
— Что так?
— Человек один мне встретился тогда, старший лейтенант. В разведку набирал к себе хлопцев. Да… и не уговаривал он меня, вообще-то пять слов с ним сказали всего, а вот пошел за ним, не мог не пойти. Упросил, умолил — взяли.
— Кто же то был? — поинтересовался Рыльский.
— Старшим лейтенантом тогда он был — Андреев Константин Константинович, светлая ему память. Это уже потом он стал майором да начальником разведки, а я его еще командиром взвода застал.
— Э, брат, я уже тогда был в разведке, — сказал Козленко, пристально всматриваясь в дорогу. — При Андрееве попал в роту.
— Помню, — согласился Бондарь. — В другом взводе, правда, ты был.
— Да, человек был… — вздохнул Рыльский, — каких мало.
— А ну-ка давай налево, Володь, подрули к тому дому, что без крыши. — Козленко положил на плечо Бондаря руку.
Они вышли возле полуразвалившегося каменного здания. В стороне протянулась гряда разрушенных бомбежкой домов, покосившихся, обгорелых сараев.
— Тржинец отсюда километрах в трех, не больше, — сказал Козленко. — Сплошной обороны здесь, разумеется, нет. Но чую, немчура здесь где-то, неподалеку.
— И населения не видно, — заметил Долгов.
— Сделаем так: Бондарь остается с машиной, а мы по лощине во-он к тому хуторку. Он как раз на взгорье, посмотрим, что там есть.