Василий Малин, взвалив немца на плечи, перепрыгнул траншею. Но через два десятка метров пришлось ему вместе с ношей скатиться в воронку. Немцы густым перекрестным огнем поливали едва ли не каждый метр земли. Подоспевший Савченко помог привязать немца к плащ-палатке. Они поползли к нейтральной полосе, волоком таща пленного за собой. Ракеты висели, почти не угасая. Пулеметные очереди подбирались все ближе и ближе к ним. Пулей сорвало с Малина пилотку.
— Черт! Аж волосы обожгло, — сплюнул он, хватаясь за голову. Они уткнулись в землю, прикрывая собой немца, и тут услышали справа впереди знакомый и такой родной голос своих ППШ. Вступили группы обеспечения.
— Давайте, ребята, давайте отсечный… — Савченко облегченно вздохнул. Но рядом ухнула мина, взвизгнули совсем где-то возле головы осколки, по голенищам сапог, по плащ-палатке ударило щебенкой.
— Ах ты ж, зараза! Теперь не выпустят. Где же Симоненко, ракету…
Взрыв был такой силы, что казалось, земля разверзлась под ними. Савченко почувствовал, как горячая, упругая волна ударила его сзади, как задрало плащ-палатку, тяжело придавило ноги…
Старший лейтенант Андреев то напряженно вглядывался в сумрачный горизонт, освещаемый бледными вспышками ракет, то, поднося руку к глазам, без конца смотрел на часы, подсвечивая циферблат тусклым лучом крохотного трофейного фонаря с подсевшей батарейкой. «Ах, Симоненко, Симоненко, пятый час, светать скоро начнет». Вынув из кармана смятую пачку, вытянул из нее сломанную сигарету. Прикуривая, он скорее не увидел, ощутил каким-то шестым чувством изменения в голубовато-зеленой небесной мгле над нейтральной полосой. Желтая ракета, описав плавную четкую дугу, медленным метеоритом таяла низко над горизонтом.
Догоревшая спичка больно прижгла пальцы Андреева, и в этот момент он услышал громкое и властное: «Батаре-э-я, приготовиться!»
Малина с немцем завалило землей почти с головой.
— Малин, Малин, живой, что ли?.. — Савченко, разгребя землю, подергал разведчика за сапог.
— Вроде бы пока жив, а как клиент наш — не ведаю, — Малин вытащил немца, а тот, отчаянно дрыгнув ногой, рванулся в сторону. Однако Малин поймал его за полу шинели и так придавил к земле, что тот притих.
— Ты смотри, живуч! Нас оглушило, а его разбудило.
— Наша ракета, Малин, двинули…
Позади догорала желтая ракета, выпущенная сержантом Симоненко.
Подхватив немца, они бросились вперед и вскоре услышали голос своих минометов. Мины ложились так близко, что снова пришлось залечь. Когда они поднялись, то увидели стороной обходящих их Симоненко, Завгороднего и Квитко. Савченко подал условный сигнал.
— Левее, левее берите, — позвал Симоненко. — За мной! — Он тащил под руку Квитко, который еле держался на ногах. Шея и грудь его были залиты кровью. Сзади ковылял Завгородний, из ушей его тоже текла кровь.
— Справитесь, братцы? — спросил Симоненко приблизившихся разведчиков. — Помочь не могу, видите — у меня медсанбат…
— Что значит помочь, ребятам помогай! — могучий Малин взвалил на спину пленного и, обходя воронки, аршинным шагом двинул вперед. Савченко взял под руки Завгороднего. А наперерез им кто-то бежал, тяжело и гулко стуча по земле сапогами. Симоненко сорвал с шеи автомат.
— Стойте, стойте! Сирень… Стойте же, говорю вам. Мины!
Разведчики узнали голос сапера Белых, а вскоре из темноты вынырнул он сам.
— Ребята, мины здесь кругом — вы здорово уклонились в сторону. — Белых ладонью зажимал предплечье левой руки, шинель была выпачкана в крови. — Задело, понимаешь, все из-за вас, лешаки. Давайте за мной — к «коридору». Да по следам, по следам моим, а то разнесет вместе с вашей добычей…
Утро выдалось дождливым. Тучи плыли медленно и низко, едва не задевая макушки высоких, заскорузлых вязов, возле которых примостились штабные землянки. С деревьев слетали последние мокрые листья. Порывы ветра швыряли в подслеповатые окна землянок дождевую шрапнель.
Лейтенант Ротгольц, кончив писать, собрал бумаги в планшет. Рядом с ним, у торца стола сидел пленный — худощавый голубоглазый блондин лет тридцати, с длинными, как у девушки, ресницами. У входа, прислонясь к косяку, стоял приземистый коренастый автоматчик из штабной охраны.
Скрипнула, отворяясь, дверь, и автоматчик, посторонившись, пропустил через порог старшего лейтенанта Андреева.
— Ну, как дела, Андрей Васильевич? — спросил Андреев, проходя к столу.
— Аллес гут, — ответил Ротгольц, улыбаясь. — Хорош гусь?
— Ариец, — сдержанно ответил Андреев.
— Еще какой. Старший стрелок. У них это звучит — «обер-шютце». А величают его Фридрих Боймер.
Немец насторожился.
— С тридцать седьмого года воюет мужик, Францию прошел, Чехию, Польшу.
— Подходящий экземпляр, поздравляю, Андрей.
— Не по адресу поздравления, Костя. А показания его в самом деле превзошли все мои ожидания. Кое-кто здорово порадуется им.
Поднявшись, Ротгольц прошелся, разминая от долгого сидения ноги, подойдя к стене, выглянул в небольшое оконце под притолокой.
— Да… Уж небо осенью дышало. Уж реже солнышко…
Немец вдруг заморгал — заморгал длинными ресницам», улыбнулся и робко выдавил из себя: «Пу-у-жкин…»
— Ишь ты — полиглот! Что же сразу не признался, что понимаешь по-русски?! Немец замотал головой:
— О, найн! Мале-мале… Дрезден… колледж.
— Да, Костя… А ведь и у них поэты были — будь здоровчик! Вот послушай:
Их вольт мейне шмерцен эргессен
Зих алл ин айн айнциг ворт…
— Все равно не пойму, Андрей, переведи лучше.
— Ладно, слушай, перевод, правда, приблизительный:
Хотел бы в единое слово
Я слить свою грусть и печаль
И бросить то слово на ветер,
Чтоб ветер унес его вдаль…
Немец встрепенулся, привстал даже со скамьи:
— Унзер Хайне, унзер Хайне…
— Сидеть! — одернул его Ротгольц. — «Унзер»! Ваш Гейне никогда не поднял бы руку на русского человека.
Немец жалобно и виновато улыбался.
— Засмущался… А ведь и глазом не моргнет этот умелец, перерезав тебя из пулемета пополам, — сказал Андреев. — Проткнет штыком пацана, не задумываясь…
— О, найн, найн! — немец замахал руками. — Гитлер шлехт, зер шлехт… капут!
Распахнулась дверь. В комнату буквально влетел капитан Филатов.
— Полковник едет. Ну как, Костя, живы ребята?
— В общем да… два ранения, контузия…
— Ну что же, отвечу тебе в тон: две Красных Звезды, пять медалей «За отвагу», — Филатов ударил рукой о широкую ладонь старшего лейтенанта Андреева так крепко — будто выстрел раздался в небольшой землянке дивизионного штаба.
ВИЗИТ В ПРЕИСПОДНЮЮ
Итог, который немецкому командованию пришлось подвести на этом участке фронта в конце января 1943 года, был поистине ужасен: за 14 дней русского наступления группа армии «Б» была почти полностью разгромлена. 2-я армия оказалась сильно потрепанной, к тому же она потеряла во время прорыва основную массу своей боевой техники. 2-я венгерская армия была почти полностью уничтожена, из 8-й итальянской армии удалось спастись лишь некоторым частям корпуса альпийских стрелков…
Из воспоминаний немецкого генерала фон Бутлера. — «II Мировая война. 1939—45». М., 1957.
Зима 1943 года выдалась злой, трескучей, вьюжной. Будто сама природа взбунтовалась против фашистского нашествия. Над полями неделями завывала, трубила пурга, яростные крещенские морозы сковывали все живое и мертвое. По обочинам дорог валялись заледеневшие трупы фашистов, искореженные вьюгой и морозами так, что они «сидели» и даже «стояли» в сугробах и в сумерках наводили ужас гораздо больше, чем живые немцы, окруженные нашими войсками и окопавшиеся в городах Горшечное и Касторное, что неподалеку от Воронежа. В районах этих городов засели семь немецких и две венгерские дивизии. Немцы старались прорваться на запад и юго-запад — к своим. А венгры…
