— Ой! От него ж воняет…
— Да берись ты, зараза! — прорычала Юлька. — Закидывай! Оп! Тьфу! Он в штаны наклал, по-моему… Ладно, поехали отсюда!
Райка, все еще не избавившись от дрожи во всем теле, отпихнула мертвого Вельвета и сняла «Тайгу» с тормоза, а потом во всю прыть побежала к «Паджеро». Юлька, подхватив и наскоро обтерев автомат Рыжего, тоже бегом помчалась к машине и уселась рядом с ней.
— Ну, Господи благослови! — Райка двинула сцепку вперед и довольно ходко докатила до ближнего «коровника».
— Сюда, что ли?
— Нет, повезем туда, где вы вчера были… — Юлька понимала, что в ближнем «коровнике» трупы сваливать придется туда, где лежит клад, и Механик этого дела никак не одобрит. А там, где уже сутки как гниют семь трупов, еще четыре вполне пропишутся.
Райка вполне отчетливо матернулась, но порулила в «коровник». Как ни странно, она успешно втянула «Тайгу» туда, почти не замешкавшись.
— Отцепляй на хрен! — простонала она. — Видеть это больше не хочу! Сил нету, с ума сойду!
— Не вой! — рявкнула Юлька. — Я их обшмонаю еще.
— Психованная ты! Не противно?!
— Противно. Но у них и бабки, и пушканы есть. Ксивки тоже пригодиться могут… — Юлька с особым удовольствием выговаривала словеса из лексикона Механика. Она казалась себе такой крутой, что дальше некуда. И хотя в принципе Юлька с удовольствием свалила бы отсюда, пальцем не прикоснувшись к мертвецам, она решила чуточку поиздеваться над Райкой. Все-таки, хотя ничего особо серьезного против этой бабы она не имела, право на маленькую месть за то, что теперь Механика приходится делить, Юлька жаждала осуществить. А потому, превозмогая отвращение к этим неживым оскаленным ртам, остекленело-округлившимся глазам, липко-холодным рукам и пропитанной кровью одежде, стала вытаскивать мертвецов на цементный пол.
Первым выволокла Вельвета, вынула из-за пояса «ТТ», из кармана запасную обойму, сняла с руки золотые часы, с шеи цепочку, выдернула из кармана бумажник, где были и стобаксовые, и сторублевые купюры. Затем так же выпотрошила Рыжего. У того нашлось два магазина к автомату и финка, пистолета не было. Башмака осматривала уже на пределе сил. Наконец она выдернула из машины Хряпа. Тот, упав на пол, от острой боли пришел в себя и, глухо застонав, открыл глаза.
— Ой-ма! — вскрикнула Юлька от неожиданности и явного испуга. Зато нечто совершенно неожиданное произошло с Райкой. Она чуть ли не мгновенно из смертельно перепуганной, ошарашенной всеми этими жуткими событиями бабы превратилась в обезумевшую от ярости фурию.
— Ты-ы?! — взревела она. — Живо-ой?! Га-а-ад!
И, прежде чем оторопелая Юлька успела что-либо сообразить, подскочила к держащемуся за простреленный живот скорчившемуся и стонущему Хряпу и изо всех сил пнула его острым носком сапога в лицо, опрокинув на спину. Потом еще и острым каблуком топнула по лицу — за малым не в глаз, щеку разорвала. После схватила за уши — голова была стриженая, за волосья не ухватиться! — и несколько раз долбанула об пол.
— Сволочь ублюдская! — прорычала она, и глаза ее, в которых сверкала такая безумная ненависть, что Юльку в дрожь бросило, заметались в поисках какого-нибудь орудия, которым можно причинить побольше боли этому гаду.
Неизвестно, соображал ли что-нибудь Вася. Говорить он точно не мог, потому что ранение в живот — это сама по себе мука жуткая, а кровопотеря уже сделала Хряпа почти полумертвым. Возможно, что если б его успели в течение часа доставить в стационар, сделать переливание и прооперировать, то могли бы вытащить с того света. Только здесь, «в коровнике», реанимировать его никто не собирался. Но Юлька хотела бы, что он поскорее отправился на тот свет, а внезапно озверевшая Райка, наоборот, жаждала, чтоб муки Хряпа перешли все известные пределы.
Она увидела на сиденье «Тайги» резиновую дубинку американского образца, с боковой рукояткой. Должно быть, ее применяли, чтоб слегка воспитывать неплательщиков. Схватив дубинку, Райка наотмашь принялась хлестать Хряпа по чем ни попадя, хотя он уже вновь потерял сознание и ничего не чувствовал. А Райка все дубасила и дубасила, рыча как пантера, пока доведенная до ужаса Юлька не заорала:
— Да прекрати ты! Хватит!
Райка отшвырнула дубинку и, вспомнив, что у нее есть пистолет, вытащила оружие из кармана и сняла, как учил Механик, с предохранителя. Утробным, каким-то сверхчеловеческим голосом, она произнесла:
— За всех заплатишь! За всех!
Грохнул выстрел, пришедшийся, должно быть, в мужские части, потому что Хряп судорожно дернулся, аж подскочил, испустив нечленораздельный вой.
— Вы меня впятером драли?! — сопя, будто от вожделения, прорычала Райка. — Вот тебе за всех вас — на! на! на! на!
Каждое «на» сопровождалось выстрелом в упор. Лишь пятую по общему счету пулю Райка всадила в голову. После этого она бросила пистолет и упала на пол, стала кататься по нему, выкрикивая что-то бессвязное. Потом скорчилась клубочком и зарыдала.
Юлька в это время искала, нет ли валерьянки в автомобильных аптечках, но там все больше перевязочное лежало. Зато нашлась плоская фляжка с коньяком, из каких в западных фильмах культурно пьют тамошние алкаши.
— Выпей, полегчает… — сказала Юлька, обнимая Райку за плечи. Та приложилась к горлышку, побулькала и тяжело встала, опираясь на Юльку.
— Дурдом… — пробормотала она. — Как с ума сошла, все равно…
— Ты плачь, плачь, если надо! — участливо произнесла Юлька. — А то и правда крыша может поехать…
— Все, успокоилась… — сказала Райка, еще раз приложившись к фляжке. — Ты тоже хлебни, веселее станет!
— Ага, — Юлька тоже глотнула. — Давай скорее всю эту возню заканчивать да мотать отсюда. За Олега беспокойно…
— Правда, — кивнула Райка. — Надо живее!
Крепкое спиртное и впрямь ослабило всякие реакции. Будь они трезвые, так, наверно, в обмороки бы попадали, после того как открыли крышку страшного люка, откуда такие миазмы пошли, что любого патологоанатома своротило бы. А они спихали туда еще четверых, благо те, вчерашние, как-то усохли, что ли, и в колодце стало больше места, чем оставалось накануне. Но все равно крышка не закрывалась.
— А давай их спалим к едрене-фене?! — почти весело предложила Райка. И, не дожидаясь согласия, села за руль, подтянула «Тайгу» к люку, как раз тем бортом, где располагалась горловина бака. Потом сняла тросы, забросила их в «Паджеро» и достала шланг для перекачки топлива. Как раз хватило, чтоб сливать его из бака «Тайги» в люк, заодно пропитывая бензином одежду тех, кто лежал в колодце.
Юлька тем временем укладывала все трофеи в какой-то пластиковый пакет с надписью «Христос Воскресе!», вытряхнув из «Тайги» все, что представляло хоть какую-то ценность и даже то, что не успевала рассмотреть.
Потом «Паджеро» отогнали из «коровника», Юлька подпалила зажигалкой какую-то ветошь и метров с трех швырнула на верхний труп… Вспыхнуло пламя.
— Теперь — за канистрами! — вспомнила Райка о первоначальной цели своей поездки.
Канистры отыскались легко. Одну залили в бак «Паджеро», вторую повезли с собой. Ехали, периодически оглядываясь на дальний «коровник». Днем, наверно, было бы видно дым, валивший из-под крыши и через окна, но сейчас была ночь. К тому же сгустились тучи и пошел дождь. Лишь изредка удавалось заметить красноватый свет пламени в прямоугольниках окон.
Подкатили к месту расстрела «Тайги». Дождь уже почти смыл кровь, но на асфальте поблескивали стреляные гильзы и битое стекло. Райка остановилась, сказала:
— Прибраться надо.
Вытащила из-под сиденья какой-то огрызок веника, которым, должно быть, шкворневский водитель чехлы от пыли отряхивал, и стала сметать гильзы и стекло в кювет. Юлька помалкивала. Она теперь Райки побаивалась, и ей временами казалось, будто крыша у бабы все-таки поехала.
Закончив эту самую «уборку», Райка вновь села за руль, закурила и сказала вполне трезвым голосом:
— Рассказать, за что я этого Ваську?
— Может не стоит? Опять разволнуешься…