– За что ты извиняешься? – спросила она, все еще растирая мою спину.
Я посмотрел на нее, будто она выжила из ума. Я отстранился и провел тыльной
стороной ладони по пропитанным слезами щекам.
– За что я извиняюсь? Ты только что сказала, что знаешь, что я убил твоего
мужа, и вот я здесь, живу совершенно нормальной жизнью. Я должен гнить в чертовой
тюрьме прямо сейчас. Почему ты не вызвала копов?
– Кейс, зачем мне вызывать полицию? Ты защитил нас.
Растерянный, я сел и спросил:
– О чем ты говоришь?
Линда снова полезла в свою сумку и вытащила тонкий, кожаный альбом. Она
протянула его мне и кивнула, чтобы я открыл его. Заинтересованный, я открыл страницу и
встретился с жуткими фотографиями Линды, избитой и израненной до такой степени, что
была практически неузнаваема. Желчь поднялась в моем горле, когда я продолжил
переворачивать страницы. Лист за листом, там были снимки Линды с синяками, ожогами и
порезами.
– Зачем ты показываешь это мне? – спросил я.
– Он издевался над нами, Кейс. Он был вспыльчивым и мог прийти домой и
сорваться на мне. В ночь его убийства, он впервые ударил Мэделин. Эти снимки тоже
после той ночи. Он оставил меня почти мертвой на полу и ушел в бар. У меня ничего не
было, ни семьи, ни друзей, чтобы поддержать меня, потому что они не могли понять,
почему я оставалась с Маршаллом. Они знали, что он делал со мной. Но я оставалась с
ним, потому что думала, что может, лишь только может, он изменится, но этого не
происходило. Его удары стали жестче, порезы – глубже, а словесные оскорбления сильнее.
Моя чертова голова кружилась от осознания того, что Маршалл Дункан не такой
уж идеальный отец, каким я нарисовал его у себя в голове. Человек, которого я создал, был
полной противоположностью тому, кем он являлся.
Линда схватила меня за руку и заставила посмотреть на себя.
– Кейс, ты спас нас. Ты наш защитник, ты наша опора. Не могу выразить какую
свободу ты подарил нам обеим.
Я покачал головой и попытался смыться, но она крепко держала меня за руку.
– Зачем ты рассказываешь мне все это? – спросил я растерянно.
– Потому что я вижу, каким ты ходишь тут, безжизненный, не наслаждаешься
этим красивым миром перед собой. Я хотела, чтобы ты прекратил наказывать себя. Ты не
совершал грех, Кейс. Ты избавил нашу жизнь от боли.
– Но…ты записала Мэделин на уроки самообороны.
– Да, – Линда сжала мою руку. – Чтобы она могла научиться защитить себя от
мужчин, как ее отец. Я не хочу, чтобы в итоге она оказалась в таких же отношениях, как я.
Я хочу, чтобы она знала, что может дать сдачи, что она должна дать сдачи. Я хочу, чтобы
она стала сильной, уверенной женщиной, и знала, что ты станешь идеальным учителем
для нее.
Я продолжал качать головой, когда мои руки прошлись по волосам. Растерянный
и ошеломленный, я встал.
– Нет, это слишком. Я не могу справиться с этим.
– Кейс… – закричала Линда, когда я уходил от нее. – Пожалуйста, не уходи. Я
хочу поблагодарить тебя…
– Нет! – заорал я, практически выбегая из «Туманной комнаты».
Она погналась за мной.
– Возьми это, хотя бы, – она вручила мне открытки от Мэделин, вместе с
конвертом. Скрипя сердцем, я принял их и ушел.
Я выбежал из центра, не заботясь об его закрытии. Я быстро напечатал
сообщение Джетту, чтобы дать ему знать. Он потребует объяснения позже, но прямо
сейчас, у меня есть миссия, и я хочу убраться от «Справедливости» и Линды, как можно
быстрее.
У человека бывают такие ситуации, которые вы надумываете в свой голове,
идеи, которые считаете будто высечены на камне, ничего и никогда не изменится в вашей
голове. Но в ту минуту, как идеи меняются, это тяжело воспринять, тяжело переключиться.
Вы формируете своего рода отрицание. Именно здесь я прямо сейчас. Я провел
прошедшие несколько лет, наказывая себя, живя для кого–то еще, направляя кого–то,
вспоминая сильные слова своего отца, что я никогда ничего не стоил. Я сделал своей
миссией покаяться в своих грехах. А выяснить, что я больше герой, чем убийца, – почти
невозможно для восприятия.
Мне нужно убраться отсюда. Мне нужно забыть.
Глава 28.
Мое прошлое…
– Ты тупая шлюха, я не отсасывала ему. Ты растеряла все свои хреновы мозги! –
прокричала Бабс, пока бежала вниз по коридору мимо спальни Лайлы в «Клубе Лафайет».
– Ты сделала это. Он рассказал мне, – отозвалась Фрэнси. Они, должно быть,
остановились перед комнатой Лайлы, потому что их разговор был ясно слышен.
– Он рассказал тебе. Ну, тогда, давай, верь этому маленькому ублюдку. Нет не
единого шанса, чтоб я отсосала ему. У него есть какое–то жуткое, желтое дерьмо там
внизу.
Меня передернуло от мыслей.
– Фу, как отвратительно, – ответила Фрэнси. – Какой он?
– Я не стану оживлять это в памяти, – ответила Бабс, отходя от двери Лайлы.
Голос Фрэнси затихал, пока она произносила:
– Он толстый?
– Кажется, меня сейчас вырвет, – сказала Лайла в мою грудь, ее волосы щекотали
мою кожу, а ее мягкое тело прижималось к моему.
Я только что переспал с Лайлой в ее спальне в «Клубе Лафайет», где кто угодно
мог услышать нас. О чем, твою мать, я только думал?
Я потер ее спину, мои глаза закрылись, – жаль, что я не был умнее в своем
выборе, но после дня проведенного вместе, я ничего не мог с собой поделать. Я должен
был оказаться внутри нее. Она глоток свежего воздуха, короткая передышка в холодном,
мрачном мире, где я живу.
– Ты не должна так удивляться. Ты живешь здесь уже некоторое время. Ты
должна знать, какие разговоры ведутся в этом доме.
– Точно, – она уткнулась носом в меня, отчего мои безумные мысли
растворились в голове, и согрела меня с головы до ног.
Сегодня годовщина смерти моего отца. Кажется, только вчера он разговаривал со
мной в последний раз по телефону, я выслушивал озлобленность его голоса, когда он
говорил о моей боксерской карьере, о моих достижениях. Я все еще чувствовал удар под
дых от моего отца, когда он не верил в меня, не выслушал мою сторону истории, сказал
мне, что жалеет, что я его сын.
Лайла поймала меня в момент слабости и попросила позависать вместе. Я был
безумен в некоторых взаимодействиях с людьми, и она воспользовалась редкой
возможностью. Я – единственный, кто завел наш день так далеко.
Она заставила меня чувствовать, она разрушила мои стены, и я позволил ей это.