в боли и сожалении, я не готов подвергнуть себя сокрушительному удару, который она
нанесет по мне, если уйдет. Это тот вид боли, от которого я понимал, не смогу оправиться.
Глава 27.
Мое настоящее…
Общественный центр затих. Свет был выключен, кроме единственного, который
освещал скамейку в «Туманной комнате», и над единственной боксерской грушей. Все
девочки ушли, и я остался один, чтобы закрыть все.
День тянулся, трепет от обучения боксу других людей был украден в ту минуту,
как Мэделин присоединилась к тренировке.
Нет, так чертовски неправильно говорить. Я не должен обвинять невинную
девочку в лишении чего–то меня. Она не сделала ничего плохого. Это только моя хренова
вина поедала меня изнутри.
Я думал, что боль медленно угаснет, что ходить по этой земле будет легче через
несколько лет, но увидев Мэделин, смотрящую в глаза Линды, – это хренов перебор.
Я расположился на скамейке, моя голова в моих руках, а локти отдыхают на
ногах. Я был в растерянности, вероятно, в самой низкой точке своей жизни. Впервые за
всю жизнь, я, правда, чувствовал себя на распутье. Когда я замахнулся последним ударом
в Маршалла, у меня на самом деле не было вариантов, потому что Джетт так отчаянно
пытался удержать меня рядом, но теперь у него есть Голди. Для меня нет настоящей
причины больше торчать здесь.
У меня были обязательства в «Справедливости», оставаться здесь и помогать
центру преуспевать, но чем я на самом деле мог помочь? Я пустой, безжизненный, я
никому не помогу.
Пришло время перемен.
Тихий стук прозвенел в тихом помещении, напугав меня на секунду. Линда
стояла в дверном проеме, цепляясь за свою сумочку. Глубоко вдохнув, я встал и спросил:
– Здравствуй, Линда. Мэделин забыла что–то?
– Нет, – сказала она, нервно оглядываясь. – Эм, у тебя есть минутка поговорить?
– Да, – произнес я с опаской. Нервное напряжение, исходившее от не затягивало
меня петлей.
С близко прижатой сумочкой к своему телу, она подошла ко мне, заметно дрожа.
Рука, удерживающая лямку, тряслась на ее плече, и она сканировала помещение, будто
проверяла – не выпрыгнет ли кто–то из–за угла.
– Ты в порядке? – спросил я, чувствуя, как покалывание поползло по задней
части моей шеи. Что такого важного в ее сумке, что она так вцепилась в нее?
– Это был ты, да?
Мой желудок опустился, пульс ускорился, и мне внезапно стало плохо.
– О чем ты говоришь? – спросил я, потея.
– Ты, тот мужчина из бара, мужчина, который убил моего мужа.
Я чувствовал, как моя кожа побелела, мое дыхание возрастало до бешенного
ритма, а тело полностью онемело. Я физически не мог ответить.
– Ты не должен ни в чем признаваться. Я видела это по твоему лицу, – ее руки
продолжали трястись, когда слеза стекла вниз по ее щеке. – Я знала, что это ты. По началу,
я не знала этого. Я понятия не имела, кто убил моего мужа, но я заметила кого–то,
напоминающего тебя, на похоронах, и у меня появилось предчувствие. А потом на день
рождения Мэделин и Рождество, я заметила, как ты подкладывал подарки на наш порог
для Мэделин. Ты думал, что был незаметным, но я знала, что это ты. В ту минуту, как я
услышала о «Справедливости» и занятиях, которые ты предлагал, я поняла, то должна
встретиться.
Тревожные звоночки звучали у меня в голове. Я отступил назад и врезался в
скамейку. Линда выглядела плохо. Она выглядела так, будто болела, будто не могла
поверить, что делала что–то выходящее из ее стихии.
– Линда…
– Нет, пожалуйста, молчи, – она подняла руку вверх. Она потянулась к своей
сумочке, и я почувствовал, что шокирован. Я ждал этого момента, моего последнего
вздоха, но я не хотел, чтобы моя жизнь заканчивалась. Я не хотел, чтобы это была моя
последняя минута в этой жизни.
Как в замедленной съемке я наблюдал, как Линда вытащила что–то из своей
сумки, и вздрогнул, когда она направила это на меня.
– Возьми их, – сказала она, пихая мне то, что было в ее руке.
Мое зрение размыло, пока я пытался понять, что она протягивала мне. Я
посмотрел вниз и увидел стопку из плотной бумаги. При ближайшем рассмотрении, я
заметил отметки цветными карандашами вдоль нее детским почерком.
– Возьми их, Кейс, – повторилась Линда.
Поддавшись ее просьбе, я схватил сложенные кусочки у нее, а потом сел на
скамейку. Она села рядом со мной, все еще дрожа, но впустив свою сумочку.
Расслабившись от того, что она здесь не для того, чтобы забрать мою жизнь, я начал
разбирать бумаги.
Цвета, начиная от розового, синего и до зеленого, были разбросаны по плотной
бумаге и каждая была адресована «Дорогому мистеру».
Это самодельные открытки Мэделин.
– Что это? – мое зрение начало размываться от слез, которые затуманивали мои
глаза.
– Это благодарственные записки от Мэделин. Она написала их за каждый
подарок, что ты сделал для нее. Она отдавала их мне, чтобы я отправила почтой человеку,
который делал ей такие драгоценные подарки. Пришло время тебе их прочесть.
Я пережал переносицу, мои глаза жгло от сдерживаемых эмоций. Я открыл
открытки и прочитал то, что внутри.
Дорогой Мистер, спасибо за маленькую, сиреневую фигурку лошади. Я назвала
его Клайд. Я люблю его.
Дорогой Мистер, мне нравится сумочка. Спасибо.
Дорогой Мистер, печь с мамой весело. Спасибо за фартук.
Дорогой Мистер, мне нравится футболка. Она большая, но мама говорит, что я
подрасту.
Дорогой Мистер, магниты классные. Мне нравится вешать что–нибудь на
холодильник, спасибо.
Дорогой Мистер, жаль, что не могу поблагодарить вас лично. Мне нравится
ожерелье. Оно такое красивое.
Там были сотни открыток, но последняя, которую я прочитал, позволила слезам,
которые затуманили мое зрение, наконец–то пролиться. Я отложил открытки в сторону,
чтобы не замочить их, положил голову на руки и позволил эмоциям завладеть мной.
Линда ласково положила руку на мою спину, нежно растирая ее, как любая мать.
Я никогда не плакал по–настоящему, никогда не позволял себе переживать столько
эмоций, но в данный момент, я не мог заблокировать их. Они поразили меня все разом.
Стыд, злость и сожаление отправили меня в водоворот уныния. Я не хотел этих
открыток. Я не мог оправдать владение ими, не после того что забрал у Мэделин. Я мог бы
подарить ей все в этом мире, кроме единственного, что она заслуживала: отца.
– Прости, Линда. Мне так чертовски жаль.
