Мы провели весь день, гуляя по Новому Орлеану, разговаривали о городе в котором

выросли, разговаривали о Голди и Джетте, разговаривали обо всем, что приходило на ум.

Мы поужинали вместе, а в конце разделили пудинг на двоих. Я, блядь, поделился едой.

Господи, я позволил своей осторожности ослабнуть и не имел понятия, как восстановить

свои стены.

Вспышка ее восхитительной улыбки поставила меня на колени, заставляя

умолять о большем. Лайла была в «Клубе Лафайет» не просто так, она заменяла Голди

временно, но вместо того, чтобы относиться к ней, как к остальным «Девочкам Джетта». Я

влюбился в нее. Мне нравилась Голди, на самом деле я любил Голди, но Лайла была

другой. В Лайле была такая же наглость, как в Голди, причудливость, как в Голди, но она

еще была неиспорченной, открытой. Она показывала вам, что не фальшивка. Она была

обеспокоена, она получила меня, она заботилась обо мне. Она видела меня насквозь, мою

истинную личность. Она разрушила меня этими глазами и ослабила своими поцелуями.

А сейчас, она лежала рядом со мной, ее руки обнимали меня за талию, изредка

касаясь поцелуями моей груди и заполняя пустую бездну моей жизни.

Я пообещал себе, что не позволю дойти до этого. Не после первой встречи, не

после того дня в квартире Лайлы, но когда Джетту потребовался кто–то на замену, я

выбрал Лайлу. Я попросил ее о помощи, понимая к какого рода неразберихе это меня

приведет. Я попросил ее, потому что глубоко внутри нуждался в ней здесь, в ее помощи,

даже если я не стану принимать эту помощь.

– Как долго ты здесь живешь? – спросила Лайла, как бы невзначай, пробегаясь

пальцами по моему прессу.

– Слишком долго, – ответил я честно.

– Ты говоришь так, будто тебе не нравится здесь.

– Это не так, – ответил я. На самом деле, это место стало убежищем от моих

грехов. Я буду вечно благодарен «Клубу Лафайет».

– Никаких уточнений или чего–то еще? – поддразнила она.

– Наверное, нет.

Я отстранялся от нее. Я должен. Она заставляла меня хотеть то, чего я не

позволял себе иметь. Она заставила меня пересмотреть все, что я считал незыблемым,

после убийства Маршалла Дункана. Она пыталась предложить мне жизнь, я ее блядь не

хотел.

Я начал подниматься, когда она прижала меня вниз своими руками. Она села и

нависла надо мной. Я отвел глаза от ее колышущейся груди и попытался сосредоточиться

на потолке. Если я опущу глаза, я сдамся. Я знал, что так будет. Я отчаянно нуждался в

еще одной пробе.

– Куда собрался? – спросила она.

– Есть чем заняться, – ответил я, понимая, что прозвучал, как мудак.

– Ты не собирался остаться на ночь?

– Не могу, – ответил я, столкнул ее в сторону и сел на край кровати, опуская

голову между рук. Пульсация начала зарождаться под моими веками, давая понять, что

мучительная головная боль не за горами.

– Так ты собирался поиметь меня и свалить? – спросила она гневно.

– Абсолютно уверен, что это ты поимела меня, – сказал я, понимая, что в моем

заявлении двойной смысл.

– Да, ты не серьезно. Не после дня, который мы провели вместе. Не после той

связи, которую мы разделили.

– Какую связь? – лгал я. – Мы поделились десертом, а потом трахнулись.

Я был жесток. Я ненавидел то, что говорил такие грубые слова ей, но я

находился в режиме самообороны. Мое сердце истекало кровью, страстно желало

женщину позади меня, умоляло ее забрать себя в свои руки и спасти от саморазрушения.

От этого чувства мне было неуютно. Я ненавидел быть уязвимым, и я никогда не ощущал

себя настолько обнаженным в своей жизни.

– Пошел ты, – сказала она, выбираясь из кровати.

Мои трусы валялись где–то у подножия кровати, поэтому я подхватил их,

накинул на себя и повернулся, чтобы увидеть, как Лайла наступает на меня в наполовину

запахнутом халате и с яростью в глазах. Я приготовился к удару.

Она ткнула меня в грудь.

– Если ты хочешь вести себя, будто ничего не произошло между нами, ладно.

Верь в то, во что хочешь верить, но я почувствовала это, Кейс Я видела, как ты смотришь

на меня, жар в твоих глазах. Я знаю, что есть что–то, что ты хочешь рассказать мне, но

отказываешься. Почему? Что ты скрываешь?

– Не твое дело, – ответил я, проходя мимо нее, чтобы найти остальную одежду.

– Выбрал путь труса? Идеально тебе подходит, – издевалась она.

– Прости? – выстрелил я в ответ, схватив джинсы и натягивая их на себя.

– Ты слышал меня, – сказала она, уперев руки в бока – гневная поза.– Ты трус. И

правда, слишком тяжело мужчинам признаться в чувствах, чем скрывать их

– Нет никаких чувств, Лайла, – она права. Я не тот мужчина, которым она хотела

бы меня видеть.

– Тогда что, Кейс?

Глубоко вдохнув, я сказал:

– Я не такой, как ты считаешь. Я – монстр, демон, который разрушает жизни

остальных. Я не сентиментальный, и мне плевать на все. Я не хочу разговаривать о своей

жизни, и мне плевать на жизнь остальных. Я живу в этом мире только для одного и этим

занимаюсь в одиночку – живу с этим всепоглощающим, тягостным чувством вины до

своего последнего вздоха. Ты ничего не сможешь сказать мне, что изменит это, поэтому

прекрати пытаться. Как сказал мне мой отец, я не настоящий мужчина.

Лайла оцепенела, ее глаза искали мои, искали ответы, которые я не хотел давать.

Я схватил остатки своей одежды.

Я только натянул свои ботинки, когда она присела на корточки передо мной,

чтобы мы оказались на одном уровне глазами. Она балансировала своими коленями, пока

говорила.

– Почему ты хочешь нести вес всего этого мира на своих плечах в одиночку,

Кейс? Почему ты не хочешь поделиться ни с кем этим? Позволь мне помочь тебе.

– Мне не нужна твоя помощь, – я встал, едва не уронив ее. Проведя рукой по

лицу, я помог ей встать на ноги. – Лайла, это не обсуждается для меня, ладно? Я не ищу

партнера. Я не ищу никого с кем поделиться своим бременем. Я сделал это сам, и сам

заплачу за это, больше никто.

– Почему ты не хочешь рассказать мне? – спросила она, слезы навернулись на ее

глаза.

– Потому что… – я затих. – Сегодня годовщина смерти моего отца, – слова

выскочили из моего рта быстрее, чем я смог сдержать их.

Ее глаза расширились от растерянности.

– Мне жаль, Кейс. Уверена, что сегодня тяжелый день для тебя.

Я пожал плечами.

– Он был сложным ублюдком, чтобы сожалеть. Я никогда ничего не делал

правильно в его глазах. Так что лучше забыть.

– Очевидно, ты не можешь, поскольку ведешь себя, как настоящий козел в

чистом виде.

– Тебе лучше увидеть это сейчас.

– Расскажи мне о нем, – подстрекала Лайла. – Я хочу узнать о твоем отце.

– Этого не произойдет, – ответил я, не готовый вскрывать эту рану. Я еще боялся,

узнать, что Лайла подумает на самом деле, после того как услышит мнение моего отца о

моей жизни.

Честно говоря, я не хотел потерять эту искорку в ее глазах, когда я захожу в

комнату. Я не хотел видеть, как она однажды раствориться, когда она узнает, что я убийца,

лузер, кто–то, кто ничего не стоит. Зовите меня эгоистичным мудаком, но эта маленькая

искорка, которую она дарила мне каждый день, помогла ослабить давление в моих легких,

которое затрудняло дыхание.

– Ладно, – сказала она, отходя. – Тогда, ладно. Забирай свою вину и убирайся

нахрен из моей комнаты, но просто чтобы ты знал, я – лучшее, что когда–либо произойдет

с тобой, Кейс. Притяжение между нами, которое ты пытаешься игнорировать, оно

настоящее. Между нами что–то есть, глубокая связь, которую ты продолжаешь

отталкивать, и однажды ты проснешься, в одиночестве и пожалеешь, что не впустил меня

в свой маленький мирок. Думаешь, что то, что ты сделал в прошлом твое самое большое