— Согласитесь с тем, что это недопустимо, — сказал он, помахав бумажкой. — Добровольческая армия не может иметь ничего общего с немцами. Категорически настаиваю на уничтожении этой диспозиции.

— Уничтожить историю нельзя, Антон Иванович, — покровительственным тоном сказал Краснов, — если бы эта диспозиция относилась к будущему — другое дело, но она относится к сражению, которое было три дня назад и закончилось полной победой полковника Быкадорова, а уничтожить то, что было, невозможно. Давайте лучше побеседуем о будущем, там уж мы будем, может быть, несколько осторожней. Что вы решили о походе на Царицын?

Деникин прошелся по комнате. Одетый в кубанскую форму, он казался короче и грузнее. Он чувствовал неловкость в этой узкой одежде горцев, специально приспособленной для всадников. Краснов молчаливо наблюдал собеседника, и на его моложавом тонком лице появлялась и гасла улыбка то ли удовлетворения, то ли насмешки.

— Итак, Антон Иванович, решили?

— Нет, — останавливаясь напротив Краснова, твердо произнес Деникин. — Добровольческая армия перенесла тяжелый поход и нуждается в отдыхе и пополнении.

— В чем это выражается… более конкретно?..

— Армии нужны более широкие квартиры, нежели редкие поселения Сала с их туземными хижинами, армии необходимо иметь правильно организованный тыл. Мы вернулись, обремененные ранеными, и требуем устройства лазаретов и госпиталей, этапных пунктов и вербовочных бюро в Ростове и Новочеркасске. Поскольку мы обеспечиваем тыл Дона со стороны Советской Кубани, мы требуем оружия, снаряжения, денег, легких батарей и тяжелой артиллерии.

Деникин тяготился своей ролью просителя. Краснов, отлично понимая его состояние, держался с покровительственным видом тороватого хозяина, внешне маскируясь подчеркнутой почтительностью.

— Правительство Дона решило ассигновать вам, заимообразно конечно, шесть миллионов рублей, — сказал Краснов, — разбогатеете, вернете.

— Когда мы сумеем получить, ваше превосходительство, деньги? — спросил Алексеев, нарочито подчеркивая чин атамана обращением «ваше превосходительство».

— Переговоры о займе велись кубанским правительством. Мои финансисты намерены вести всякие расчеты с ним.

Алексеев пожал плечами, из-под очков посмотрел на Краснова, спокойно выдержавшего его взгляд.

— А оружие? — спросил Деникин.

— Насчет оружия хуже, — ответил Краснов, — оружие надо брать у немцев. А немцы очень осторожно проводят все эти комбинации. Ведь все же как-никак у них мирный договор с большевистской Россией… Но вы можете не беспокоиться. Тайные пружины действуют и подталкивают. Мне удалось предварительно договориться с генералом фон Кнерцером. Русская винтовка с тридцатью патронами расценена немцами в один пуд кондиционной пшеницы или ржи. Хотя на Кубани нет ржи…

Деникин опустил старческие жиловатые веки и тихо, раздельно сказал:

— Мне безразлично, где вы возьмете оружие и какой ценой я получаю его от вас. — Он поднял веки и смотрел недружелюбными, настороженными глазами. — К тому же на Украине остались громадные склады русского Юго-западного фронта. Добровольческая армия является прямой наследницей Юго-западного фронта, и поэтому Украина и ее нынешнее правительство в лице Украинской рады обязаны передать нам имущество складов.

— Но эти склады, Антон Иванович, опечатаны немецкими печатями и к ним приставлены немецкие часовые.

— Послушайте, ваше превосходительство, — вмешался Алексеев, — вы находите особое удовольствие в уточнении формулировок и положений. Ваша близость к германскому командованию сейчас наиболее кстати. Напомните им, что оружие и боевые припасы ускорят наше выступление. Их неприятности на Ростовском фронте — от большевиков. Наша задача — борьба с большевиками. Может быть, это напоминание откроет печати складов.

Краснов понимающе кивнул. Напряжение несколько разрядилось. Деникин перешел к следующему вопросу, беспокоившему его:

— На территории Дона действует офицерский корпус полковника Дроздовского. Союзная нам Франция ассигновала несколько миллионов франков на переброску корпуса из Бессарабии в район действий Добровольческой армии. Французское командование именно так и договорилось с генералом Щербачевым, организуя эту сложную операцию. Поэтому я требую немедленного присоединения Дроздовского к Добровольческой армии.

— Мы не будем препятствовать полковнику Дроздовскому в выборе фронта, — уклончиво ответил Краснов. — Где бы то ни было, он везде принесет пользу.

— Печально, что офицеры бывшей русской армии развращаются возможностью произвольных поступков… Особенно если им в этом еще и потакают, — говорил Деникин, медленно, продумывая каждое слово и этим как бы давая понять, что все сказанное им идет не от запальчивости, а является следствием зрелого решения. — Поэтому я считаю нелишним подтвердить вам еще раз доктрину Корнилова, доктрину, завещанную нам Лавром Георгиевичем, о необходимости единого командования. Военный совет Добровольческой армии считает жизненно необходимым установление твердого единого командования с присоединением донских частей к Добровольческой армии.

Совещание затягивалось, и Деникин решил действовать прямолинейней, чтобы поскорее выяснить обстановку и либо достигнуть соглашения, либо разойтись и получить свободу действий. Краснов ожидал предложений Деникина о едином командовании и был заранее подготовлен к ответу и на этот вопрос. Краснов уже имел задание штаба германской оккупационной армии, согласованное с Берлином, захватить крупнейший опорный пункт красных — Царицын, что развязало бы руки немцам в дальнейшем наступлении на Кубань, Северный Кавказ и Закавказье.

Сумерки как бы обесцветили лица генералов. Адъютант Краснова принес зажженную лампу, долго устанавливал ее на столе и поправлял круглый фитиль. Краснов, выждав, когда адъютант уйдет, подвинул к себе карту.

— Единое командование возможно только при условии осуществления единого фронта, — сказал он и окружил тупым концом карандаша заранее отмеченный им Царицын. — Если Добровольческая армия считает возможным оставить Кубань и направиться к Царицыну, то все донские войска Нижне-Чирского и Великокняжеского районов будут автоматически подчинены вам, Антон Иванович. Уверяю вас, что движение на Царицын, при том настроении, которое замечено в Саратовской губернии, сулит Добровольческой армии полный успех. В Саратовской губернии уже начались восстания крестьян. В Царицыне, и вообще на Волге, мы имеем своих эмиссаров.

— Если вы имеете в виду Носовича и Снесарева, то эмиссаров имеем мы, а не вы, — поправил Алексеев.

— У нас единство цели, и поэтому… — вспыхнул Краснов.

— Я просто уточнил обстановку, — сухо перебил Алексеев. — Вы же сторонник точных определений.

— Простите, господа, — вмешался Деникин и обратился к Краснову: — Вы не докончили свою мысль.

— Этот город, — продолжал Краснов, — даст хорошую, чисто русскую базу, пушечный и снарядный заводы и громадные запасы всякого войскового снаряжения, не говоря уже о деньгах. Вам, вероятно, известно, что комиссар Орджоникидзе направил туда же около трех миллионов монеты золотой чеканки, изъятой из харьковских и ростовских банков. Взяв Царицын, мы отрежем Советскую Россию от хлебных окраин, а вы перестанете зависеть от казаков. — Краснов поднялся, зашагал по комнате. — Кроме этого, занятие Царицына сблизило, а может быть, и соединило бы нас с чехословаками и Дутовым. Вот и единый грозный фронт против совдепии. Опираясь на Войско Донское, пополняясь кубанцами, армии могли бы начать марш на Самару, Пензу, Тулу, и тогда донцы заняли бы Воронеж…

Сквозь ставни доносилась невеселая украинская песня, которую пели вполголоса кубанцы из деникинского конвоя. Песню заглушали командирские выкрики и так хорошо известный всем сидящим здесь шум передвигающейся пехоты и обозов.

— Кто там? — спросил Алексеев.

Краснов вызвал адъютанта.

— Какие части вошли в станицу?

— Офицерский корпус Дроздовского, паше превосходительство.