Прощаясь, Левитан сказал:
— Все дело, наверно, в генах: эти шотландские Мак-Дональды всегда славились своей свирепостью…
— Спасибо! — откликнулся Грант. — Моя мать гордилась своим происхождением от шотландских Мак-Дональдов…
И он задержал адвоката, рассказывая ему о клане Мак-Дональдов, чью историю он изучил по книгам в Публичной библиотеке, работая над главами об убийце Джеффри Р. Мак-Дональде для своей книги. Это был самый старинный и могущественный из кланов Шотландии и восходил к Дональду, внуку кельтского короля Сомерлэда, завоевавшего Гебридские острова. Сомерлэд умер в 1164 году, когда великий бард Шотландии Томас Лермонт писал «Тристана и Изольду». Мак-Дональды — сыны Дональда — сражались за национального героя Шотландии Брюса, и их вождь в 1476 году стал пэром этой страны. Потом клан разделился… История Мак-Дональдов — это история Шотландии, патриотом которой остается каждый выходец из нее. К своему несчастью, они поддерживали Стюартов. Нынешний вождь главной, столбовой ветви клана проживает на суровом острове Скае…
— Нет, — заключил Грант, — дело не в генах. Моя покойная мать, Флора Мак-Дональд, была нежнейшим существом на свете…
Великому спорщику Левитану пришлось согласиться с этим. С кланом Мак-Дональдов шутить не приходится!..
Как только Левитан удалился, Грант стал просматривать вырезку за вырезкой, вновь перенесясь в душный зал суда в Фейетвилле, увидел словно высеченное из гранита лицо Джеффри Мак-Дональда с гривой волнистых светло-русых волос, напряженные потные лица А. Б. В. Крейга и Кабаллеро, важную физиономию судьи… Вырезки были подколоты в хронологическом порядке. Кое-что он, пожалуй, мог бы использовать, вставить в книгу, если еще не поздно. Может, будет второе издание… Поразительная штука: о суде над Мак-Дональдом сообщали такие национальные органы, как «Нью-Йорк таймс», «Тайм», «Лос-Анджелес таймс», и местные газеты вроде «Ньюсдэй», выходящая в штате Лонг-Айленд, родном штате Мак-Дональда, и все они, без исключения, за внешне объективным фасадом рисовали убийцу как мученика. Неужели мало кто мог поверить, начиная с года мэнсоновских убийств, в то, что «герой вьетнамской войны», «зеленый берет» мог вырезать всю свою семью? Или в редакциях считали себя обязанными пририсовывать золотой нимб вокруг «зеленого берета»?
И вот в результате акта грубого произвола администрации прерван, отложен суд в Фейетвилле. Но Кассабы, Альфред и Милдред, не сдаются. Ширится протест в адвокатских кругах… Мак-Дональда защищают Американский легион, ничему не научившиеся ветераны вьетнамской эры… Разгорается ожесточенный спор вокруг дела Мак-Дональда… Осаждают конгрессменов, министра юстиции, Верховный суд… Власти идут на попятный… И снова судят Джеффри Роберта Мак-Дональда, судят на этот раз в Роли, столице Северной Каролины. Судья — Франклин Дюпре-младший. Суд затягивается на шесть недель…
«НА ВОЗОБНОВЛЕННОМ ПРОЦЕССЕ ОБВИНЯЕМОГО В УБИЙСТВЕ ВРАЧА
От спецкора Марка Пинского для «Нью-Йорк таймс»
Роли, Северная Каролина. Более чем на месяц затянулось избрание жюри. Из двухсот кандидатов (всего у суда числилось 320 кандидатов) было избрано двенадцать присяжных и два запасных присяжных. Сначала выбирал судья, потом — обвинение и защита и, наконец, снова судья, который желал установить, достаточно ли беспристрастны члены жюри по отношению к делу доктора Мак-Дональда и ко всем свидетелям обвинения и защиты.
Новый защитник доктора Мак-Дональда мистер Сегал пытался добиться перенесения процесса в Лос-Анджелес, но судья отклонил это ходатайство. Едва не сорвал опрос общественного мнения, проведенный газетой Роли «Ньюс энд Обсервер» относительно дела Мак-Дональда, поскольку это могло предубедить членов жюри. Но результаты опроса были таковы (40 процентов опрошенных заявили, что Мак-Дональд виновен, 40 — невиновен, остальные ответили, что не знают истины), что судья отвел просьбу защиты перенести процесс в другой город…».
«СПОР ВОКРУГ НАУШНИКОВ НА ПРОЦЕССЕ ОБВИНЯЕМОГО В УБИЙСТВЕ ВРАЧА
В то время как зрители и репортеры, присутствующие на процессе доктора Джеффри Р. Мак-Дональда, ерзали и перешептывались, высказывая свои предположения, судья, члены жюри, обвиняемый, атторни, клерки, маршалы и секретари, раскрыв толстые машинописные тексты и надев пластиковые наушники, слушали более чем часовую запись на магнитофоне.
Два репродуктора, вставленные в обшивку из орехового дерева по обе стороны от судьи Фрэнклина Т. Дюпре-младшего, молчали, и только тогда, когда закончилось это заседание суда, удалось разузнать, что было на магнитной пленке…».
ЗАЩИТА ПРОТИВ НАУШНИКОВ
«Защитник Бернард Сегал, — говорилось в следующей газетной вырезке, — заявил, что запись, проигранная сегодня, была сделана 26 апреля 1970 года во время допроса доктора Мак-Дональда тремя агентами армейского отдела уголовных расследований.
— Это безобразие! — сказал Сегал, передавая репортерам свой экземпляр стенографической записи. — Это не открытый суд!..».
Это была явная попытка суда, решил Грант, отрезать от дела его социально-политический контекст.
«Судья отказался снабдить репортеров копией пленки, которую слушали члены жюри… Из стенографической записи на 31-й странице видно, что Мак-Дональд рассказал ту версию убийств, которой он придерживается десять лет…»
Вот что происходило далее, судя по сообщениям прессы.
Прокурор Джим Блэкберн начал свое выступление, заявив, что он, чтя память прокурора А. Б. В. Крейга, будет говорить прежде всего от его имени, поскольку он, Блэкберн, работал над делом доктора Мак-Дональда под его руководством. Однако он намерен воздержаться от всякой политики, поскольку должен и обязан выполнять многократные указания на этот счет судьи, то есть будет придерживаться фактов и говорить по существу дела. Судья важно покачал седой головой. Защитник победно взглянул на подсудимого.
С полным бесстрастием доказывал прокурор, следуя во всем за своим шефом, вину Джеффри Мак-Дональда. Он подробно охарактеризовал все раны, нанесенные Мак-Дональдом его жертвам, указав, что Мак-Дональд причинил себе только одно более или менее серьезное ранение, вызвав пневмоторакс легчайшей формы. Далее он разнес в пух и прах инсценировку, разыгранную убийцей. Согласно Мак-Дональду, именно он являлся мишенью нападения со стороны хиппи, являлся той «свиньей», которую они пришли убить, но он почти не пострадал. Факт остается фактом: в отношении каждого члена его семьи, кроме него самого, мифические бандиты применили многократное «сверхубийство», но «свинью» они пощадили, не нанесли ему ни одного смертельного, даже по-настоящему опасного ранения. Ему достались лишь щадящие удары. Возможно, защищаясь, Колетт оцарапала ему грудь.
— Прокурор Крейг, — заявил суду мистер Блэкберн, — оставил мне вот эту записку, которую я хотел бы вам зачитать. Что вызвало взрыв гнева у Мак-Дональда и заставило его поднять руку на Колетт?
«При всей моей антипатии к Мак-Дональду я все же не могу поверить в то, что причиной его гневной вспышки был тот факт, что его дочь Кристи обмочила супружескую постель. Эта гипотеза представляется мне слишком пустяковой и неубедительной. Изучая дело Мак-Дональда, я узнал, что после его возвращения из Вьетнама отношения супругов начали портиться из-за окрепшей к тому времени антивоенной позиции Колетт. Я нашел студентов-заочников университета Северной Каролины, которые рассказали мне, что Колетт всем сердцем сочувствовала борьбе «голубей» против «ястребов», все инстинкты матери восставали в ней против американской войны во Вьетнаме.
Адвокат упомянул как-то, что Колетт ни за что не хотела снова отпустить мужа во Вьетнам, хотя тот рвался туда на второй срок не только как патриот, но и из-за повышенного жалованья, медалей и чинов, а также потому, что там было чем заняться хирургу, а в Брагге ему не хватало настоящей практики. Жена, ставшая «мирницей», выводила его из себя, а всем нам известно, каким раздражительным вернулся из Вьетнама Мак-Дональд. Ближайшие родственники Мак-Дональдов — его мать, теща, муж тещи — подтверждают, что после возвращения Мак-Дональда из Вьетнама отношения мужа и жены заметно охладели, между ними словно кошка пробежала. Мак-Дональд начал чувствовать себя связанным семьей, тяготился семейными заботами. В нем, эгоцентрике, солипсисте, себялюбце, зрел бунт. И настал час — в ночь на 17 февраля 1970 года, когда он взорвался…»
