Дональд Дункан, бывший мастер-сержант «зеленых беретов», разоблачивший их в своей книге 1969 года «Новые легионы», писал:

На этот раз их остановит огласка! Остановит потеря момента внезапности!

Всем сердцем желая скорейшего освобождения американским заложникам в тегеранском посольстве, по крайней мере тем из них, кто не был замешан в шпионских операциях, он тем не менее никак не мог одобрить рискованный для мира во всем мире заговор ЦРУ и Пентагона, отвечающий в первую очередь спекулятивной предвыборной стратегии президента Картера, играющего судьбами не только пятидесяти заложников, но и миллионов и миллионов людей всего мира.

Всего за полчаса до ареста он послал Шарлин по старому адресу экземпляр бюллетеня вместе с вырезками из газет…

Сразу после ареста его здорово отделали четверо джи-менов за «сопротивление при задержании», хотя он и не думал сопротивляться. Он принял это философски, как месть Крейвенса.

Джи-мены предъявили ему официальное обвинение не в убийстве Уинстона Бека, как он опасался, а в сопротивлении властям, отказе от дачи показаний и бегстве от закона. Фотографы ФБР сняли его поляроидами фас и в профиль, взяли отпечатки его пальцев. Допрашивали посменно Крейвенс и Янкелевич и четверо столичных фэбээровцев. Сменяясь, джи-мены шли в соседнюю комнату курить сигареты и пить кофе и кока-колу.

Из вопросов Крейвенса Грант понял, что ФБР произвело обыск в его нью-йоркской квартире, перерыло его библиотеку. Грант потребовал, чтобы ему предъявили ордер на арест.

За этим у них дело не стало. Ему показали такой ордер, подписанный окружным судьей города Нью-Йорка Констанс Бейкер Мотли. Он захотел увидеть документ на его арест в Вашингтоне: перед ним положили его с подписью окружного судьи дистрикта Колумбия Уильяма Б. Брайанта. Все чин чинарем и никакого нарушения американской законности.

Грант потребовал, чтобы его связали с нью-йоркским адвокатом, который вел дело жертв «оранжевой смерти». Тот спросил:

— Деньги у вас есть?

— Нет, — ответил он чистосердечно, решив, что дело его швах.

— Ничего, — сказал адвокат. — У нас в Национальной адвокатской гильдии имеются свои люди почти во всех крупных городах, которые оказывают бесплатную помощь жертвам режима и политическим узникам. Я читал ваш бюллетень. К вам сегодня же придет адвокат. А пока вы имеете право не отвечать на вопросы.

Вечером к нему пришел адвокат Эзра Дж. Левитан.

Мистер Левитан взялся вести его дело, хотя был крайне загружен. Грант обещал заплатить ему, когда выйдет его книга, которую он сумел пристроить в одно левое издательство.

— О! Мне, кажется, крепко повезло, — с легкой иронией и изрядной долей пессимизма воскликнул Левитан. — Но не будем строить воздушные замки. Возьмите-ка пока вот это! — Он пошарил в кармане и извлек на свет божий замусоленный доллар. — Возьмите!

— Зачем? — недоумевающе спросил Грант.

— А теперь дайте его мне обратно. Так! Теперь я могу с чистой совестью сказать, что вы наняли меня, дав мне аванс.

— Но ведь это ваш доллар, — продолжал недоумевать Грант.

— Разве? Но ведь это никому не известно, кроме нас с вами, не так ли. И сумма аванса — это наш с вами секрет. Итак, вы мой законный клиент.

Грант пожаловался, что ему не дают в камере ни читать, ни писать.

— Это мы сейчас устроим, — успокоил его мистер Левитан. — Я позвоню в Американский союз борьбы за гражданские права.

Симпатичный Эзра Дж. Левитан так представился Гранту:

— Перед вами, сэр, самый разнесчастный и бедный адвокатишко дистрикта Колумбия, а может быть, и всех Соединенных Штатов. Деньги я люблю не меньше других граждан Америки, но почему-то постоянно и неизменно берусь вести дела безденежных клиентов. Врожденный альтруизм превратил меня в мученика идеи. Будь я Ротшильдом, все равно просадил бы я весь свой капитал на защиту униженных и оскорбленных. При сенаторе Джо Маккарти меня выгнали из адвокатуры, занесли в «черный список». В годы вьетнамской эры я едва не превратился в хиппи, порой не имея в кармане на хлеб насущный. Тогда я защищал диссидентов, призывников и демонстрантов, протестовавших против войны во Вьетнаме. Теперь я веду дела политических заключенных, а их у нас тысячи, хотя факт этот не рекламируется. Я защищал борцов за свободу Пуэрто-Рико, за гражданские права негров, индейцев, мексиканских брасерос. И никто из них не платил мне. Мне надоело повторять слова президента Картера: «Поддержка нами прав человека должна быть абсолютной», потому что никто у нас не верит в этот демагогический лозунг. В судах и в тюрьмах наших самым грубым образом попирают права человека, как установила в августе прошлого года Международная комиссия юристов, которую я снабдил вопиющими подтверждениями этого и конкретными примерами и которая представила свой доклад ООН. Если надо будет, я обращусь и в ООН по вашему делу. Учтите, что мы с вами имеем дело с самым мощным репрессивно-карательным аппаратом в «свободном мире». В этом здании хранятся почти полмиллиона досье на инакомыслящих и неблагонадежных. Вами интересуется еще и ЦРУ.

Грант рассказал адвокату о листке из перечня его телефонных разговоров, подслушанных ФБР.

— Прекрасно! — воскликнул Левитан. — Это железное алиби! Спасибо ангелам-хранителям в ФБР! Клин клином вышибают! И змеиным ядом лечатся!.. Это доказывает, что вам шили дело, готовили типичную «липу»! Но где этот листок? Дайте его мне!..

— Он в депозитном сейфе, — извиняющимся тоном, усмехаясь, проговорил Грант. — Когда понадобится, меня с вами отведут за ним фараоны.

— Понимаю, понимаю, — улыбнулся Левитан. — Осторожничаете? И правильно делаете. Считайте, что их дело лопнуло! Никто не сможет обвинить вас в убийстве Бека. Остается только обвинение в сопротивлении властям, в нападении на агентов ФБР…

— У меня в личном деле в Пентагоне указано, что во Вьетнаме я страдал после задания в тылу партизан Вьетконга боевой усталостью, нервным переутомлением, был психический шок…

— Отлично! «Вьетнамский синдром»! Вы, герой войны, бывший «зеленый берет», слегка погладили против шерсти парочку агентов ФБР, доведенный ими до психического аффекта, восходящего к «вьетнамскому синдрому»!

Однако «герой войны» Грант не разделял бодрого оптимизма адвоката, не надеялся, что легко выскочит из когтей ФБР и ЦРУ. Бюллетень, выпущенный им после убийства Уинстона Бека, наверняка приведет в бешеную ярость «рыцарей Лэнгли». Они не простят ему, как не простили Беку, что он сорвал с них плащ, пустят в ход свой окровавленный кинжал.

Вашими устами бы мед пить, мистер Левитан! Эзра Левитан, облысевший и отпустивший к полусотни годам брюшко, ветеран судебных процессов вьетнамской эры, когда он доблестно защищал «голубей» от «ястребов», не пользовался, разумеется, ни всеамериканской славой Ли Бейли, защищавшего «зеленых беретов», убийц из Ня-Чанга, ни местной известностью, как покойный А. Б. В. Крейг, но адвокатская коллегия дистрикта Колумбия все же знала его как весьма опытного юриста.

Левитан погасил в пепельнице сигарету и сразу же закурил новую из пачки «Кэмэл» с нестареющим верблюдом на этикетке. Эти сигареты он курил цепочкой, одну за другой. И Грант вспомнил, что и отец его, уходя на войну, курил эти сигареты.

— Остаются пустяки, — заметил Левитан, выпуская облако дыма изо рта и щуря черные сливины глаз. — Крейвенс и Янкелевич уверяют, что вы силой завладели папкой бумаг ФБР с грифом: «Классификация: «Совершенно секретно». И ознакомились с ее содержимым. А ознакомление с такими документами без специального допуска карается в уголовном порядке двадцатью годами тюремного заключения и штрафом в 20 тысяч долларов! Что мы скажем на это обвинение?

— Никакого такого грифа я не видел. Подписки не читать эти документы не давал. И не думаю, чтобы Крейвенс и его подпевала выдвинули против меня эти обвинения.