Британия вроде бы еще недавно славилась как первая судостроительная держава мира. А когда возник вопрос о создании плавучих буровых установок для больших глубин, отечественные фирмы сочли расходы на их производство слишком рискованными. Подобным же образом была упущена возможность освоить выпуск стальных труб для подводных нефтепроводов — их поставляет Япония. В то время как британские верфи простаивают из-за нехватки заказов, трубоукладочные баржи строятся в Голландии.

Если предпринимателям остается вздыхать об упущенных шансах, то труженикам приходится ощущать последствия нефтяной лихорадки по-иному.

По данным Британской медицинской ассоциации, процент смертельных случаев на нефтепромыслах Северного моря в десять раз выше, чем на угольных шахтах. Объясняется это не только сложными условиями труда. Дело еще и в том, что отчаянно конкурирующие друг с другом частные фирмы нередко нанимают людей без опыта, не дают им должной профессиональной подготовки, чинят всевозможные помехи объединению рабочей силы в профсоюзы.

Особенно наглядно видно это на примере водолазов — бесспорно самой опасной и едва ли не самой важной профессии на нефтепромыслах Северного моря. Методикой подготовки водолазов-глубинников еще недавно славился британский королевский флот. Но пока в Лондоне шли дебаты о том, как с его помощью укрепить отечественную индустрию подводных работ, дело это целиком перехватили иностранные компании. Взяв за основу нормативы военно-морского флота США, каждая из этих фирм по-своему видоизменила их в погоне за "максимальной эффективностью".

Все дело в том, что содержание буровой вышки обходится очень дорого, а пока водолазы находятся под водой, все другие дела приходится прекращать. Поэтому компания, способная выполнять водолазные работы в наиболее сжатые сроки, имеет решающее преимущество перед конкурентами.

Кроме того, по мнению известного исследователя океанских глубин Жака Кусто, многих человеческих жертв в Северном море можно было бы избежать, если бы соперничающие фирмы не держали в тайне друг от друга и от медицинской науки свой практический опыт.

У предпринимателей, однако, своя корысть.

— Мы тратим уйму денег на исследования и вовсе не заинтересованы раскрывать свои водолазные таблицы для других, — говорят они.

Так забота о человеческих жизнях оттесняется на задний план алчной погоней за барышами.

Сможет ли освоение североморских месторождений оживить промышленность Шотландии и Северной Англии, вывести ее из затяжного застоя? Весьма сомнительно. Дело в том, что нефтяной бум коснулся севера и востока Шотландии, в то время как главная часть ее населения и большинство безработных сосредоточены на западе и в центре, вокруг Глазго. К тому же разработка ресурсов Северного моря вообще не сулит большого прироста рабочих мест.

Строители производственных платформ — гигантских стальных или железобетонных конструкций — уже не испытывают радостного удовлетворения, провожая в путь каждое свое детище.

Новые заказы перестали поступать на верфи, и тысячам людей грозит увольнение.

Для частной фирмы, которая взяла лицензию на участок морского дна, подчас прибыльнее установить на нем одну производственную платформу, позволяющую добывать из недр 70 процентов нефти, чем вводить в действие две платформы и использовать ресурсы месторождения на 95 процентов.

Не будем забывать, отмечала газета "Гардиан", что крупные межнациональные корпорации ведут разработку нефтяных месторождений Северного моря с целью извлечения прибыли. Их идеал: внедриться в сравнительно неразвитый район, вычерпать его природные ресурсы и уйти, оставив как можно меньше корней.

На темную жидкость, что, как живительная струя, пульсировала в прозрачном трубопроводе, английские телезрители смотрели с оправданной гордостью и зыбкой надеждой. Нелегко было добыть это сокровище с морского дна, и хвала тем, кто приложил к этому руки.

Спору нет, поток отечественной нефти — немаловажное подспорье для британской экономики. Но в какой мере сможет "черное золото" исцелить хронические недуги Британии?

Ответить на этот вопрос так же трудно, как объяснить весьма странный парадокс. Почему нефть, находящаяся под морским дном, может считаться общенародным достоянием, но стоит извлечь ее на поверхность, как она превращается в собственность владельцев промысла? И поток "черного золота" начинает оседать в виде желтых слитков в чьих-то сейфах, причем часто даже за пределами Британских островов.

Утратив империю, Англия должна теперь оглянуться на королевство.

Гамлетовский вопрос наших дней: "Великая Британия — или Малая Англия?" — отражает не только потерю заморских территорий, но и обострение межнациональной розни на самих Британских островах.

Конфликты на национальной почве здесь отнюдь не новость. Достаточно вспомнить о Северной Ирландни. (Об этом подробнее пойдет речь ниже.) Но теперь все более серьезной проблемой для Лондона становится неуклонный рост шотландского и — в меньшей степени — уэльского национализма.

Уэльс (население которого составляет почти три миллиона человек) стал частью Англии еще в средние века.

"Если вы присягнете на верность английской короле, обещаю, что княжить вами будет человек, который родился на земле Уэльса и не знает ни слова по-английски", — сказал, по преданию, Эдуард I вождям непокорных племен. А когда они признали власть Англии, показал им своего младенца, родившегося накануне.

С тех пор наследник престола носит титул принца Уэльского.

В 1603 году, после смерти Елизаветы I, король Шотландии Яков VI был наречен королем Англии Яковом I, а вслед за объединением тронов в 1707 году последовало объединение парламентов двух стран.

Однако, как не преминут подчеркнуть в Эдинбурге, Шотландию никто не завоевывал. Она сохранила свою церковь, судебную систему, монетный двор. Британское искусство компромисса проявилось и в том, что в Шотландии и Уэльсе наряду с обычными фунтами и пенсами ходят свои местные банкноты и монеты, а на почте можно купить свои местные марки. Но тешить национальные чувства подобными уступками, судя по всему, становится все труднее.

В штаб-квартире Шотландской национальной партии (ШНП) в Эдинбурге стены увешаны плакатами с цветком чертополоха.

Как роза у англичан, чертополох считается у шотландцев национальной эмблемой.

— Подъем шотландского национализма, — рассказывают руководители ШНП, порожден рядом причин, и прежде всего упадком британского империализма. Одно дело быть пасынком империи, которая правила четвертью мира, и другое дело быть пасынком "больного человека Европы". Пришла пора вспомнить, что Акт об унии 1707 года имел для Шотландии определенную цель: получить доступ к заморским владениям Англии. Но не стало империи, и мы вновь почувствовали себя прежде всего не британцами, а шотландцами. Тем более что чертополоху достается теперь куда меньше ухода, чем розе…

По площади Шотландия составляет три пятых Англии. Ее население (5,2 миллиона человек) сосредоточено главным образом в Глазго и долине реки Клайд. Именно здесь, как и в прилегающих районах Северной Англии, у месторождений антрацита, железной руды и морских заливов, удобных для строительства верфей, набирала силы промышленная революция. Но именно эти традиционные отрасли британской индустрии — угольная промышленность, черная металлургия, судостроение — переживают в послевоенные годы наибольший упадок из-за нежелания предпринимателей вкладывать деньги в их модернизацию. Поток капиталов изменил направление. Развитие новых перспективных отраслей явно тяготеет к центру и к юго-востоку Англии, к Бирмингему и Лондону.

Шотландии же выпала участь периферии, которая особенно болезненно ощущает ныне свою чрезмерную зависимость от шахт, домен и верфей. Именно здесь, в долине Клайда, находится 115 из 120 официально зарегистрированных в Великобритании "зон упадка". По критическому состоянию жилого фонда, или, проще говоря, по количеству трущоб, Глазго не имеет себе равных среди городов Западной Европы.