Раскаяние казалось подлинным, а его душевное состояние нормальным. Но Сано обнаружил что-то в воздухе вокруг него, как-будто запах больного человека, который лишь временно оправился от болезни.

— Но моя работа может подождать, — сказал правитель Мацумаэ, сложив руки на горке книг. — Удалось ли вам выяснить что-нибудь новое?

— Пока нет, — начал Сано.

— Тссс! — Приложив палец к губам, прошептал Мацумаэ, — тише. Текарэ спит. Не разбудите ее.

Сано съежился при мысли, что ее дух свернулся внутри правителя Мацумаэ как спящая змея. Он тихо сказал:

— Я должен попросить вашей помощи в моем расследовании.

— Конечно, я помогу — легко согласился Мацумаэ. Теперь Сано заметил, как странно он дышал. Он прохрипел мягко, нежно:

— Что я могу сделать?

Сано предпочел действовать осторожно, ведь правитель Мацумаэ и Текарэ были не единственными, кто был склонен к насилию. Сано был в ярости, что правитель Мацумаэ держал Масахиро в башне и отказывался в этом признаться. Спрятав свою ярость, Сано заставил себя сосредоточиться на расследовании.

— Для того, чтобы раскрыть это преступление, мне нужно понять Текарэ. Я хотел бы получить немного справочной информации на ней. Не могли бы вы поделиться вашими впечатлениями от нее?

Горе и ностальгия осветили облик правителя Мацумаэ:

— Текарэ была как изумительный южный цветок, который расцвел на диком крайнем севере. Яркий, красивый, свежий. Нетронутый недостатками общества, которые загрязнили японских женщин. По-настоящему нежный, невинный дух. Она была единственной даже среди женщин эдзо. Другие стремятся взять все, что только могут от японских мужчин. Они всегда хотят еду, одежду, драгоценности, золото в обмен на свои услуги. Но не Текарэ. Она никогда не просила меня ни о чем. Когда я дарил ей подарки, я фактически должен был заставлять ее принимать их. Она всегда говорила, что все, что она хотела, был только я сам. Все, что она делала, делалось только из желания сделать менять счастливым.

Правитель Мацумаэ наклонился вперед, его глаза были влажными от слез и благодарности. — Можете себе представить, как это было замечательно, иметь женщину, которая любила меня самого не из-за моего положения или за то, что я мог дать ей? Знать, что она любит меня так же, как я любил ее?

Сано представил, что Текарэ использовала те же самые приемы, что и самые популярные куртизанки квартала Есивару в Эдо. Они делали вид, что влюбились в своих клиентов. Они отказывались от подарков, что заставляло многих мужчин дарить им еще более дорогие подарки. Они были непревзойденными актрисами. Так могла бы поступать и Текарэ, отказываясь от подарков правителя Мацумаэ, она могла получать подарки от торговца золотом и других любовников.

— Я понимаю, она была особенной для вас, — тактично сказал Сано.

Он также понимал, что у него теперь четыре очень разных портрета жертвы убийства. Шаманка, авантюристка, использующая мужчин, невинный дух и мстительный призрак, какой была настоящая Текарэ? Правитель Мацумаэ, казалось, верит в собственную версию ее. Любовь может ослеплять. Может ли в таком случае правитель Мацумаэ попасть в список подозреваемых?

— Были ли у кого-нибудь какие-то ссоры с Текарэ? спросил Сано.

— Во всяком случае, я о таком не знаю, — сказал правитель Мацумаэ. — Со мной у нее не было никаких недоразумений. Мы обо всем договорились.

Во время своей работы сыщиком Сано научился определять наступление момент, когда никто не мог расколоть свидетеля или подозреваемого, не прибегая к провокациям, угрозам или физической силе. Он понял, что сейчас достиг этой точки в общении с правителем Мацумаэ. Возможности надавить сильнее у него не было, так как это было чревато осложнением отношений с человеком, в зависимости от которого находился он сам и близкие ему люди.

— Это все, что я хотел спросить у вас сейчас, — сказал Сано. — Спасибо за то, что уделили мне время.

Гизаемон и сыщик Марумэ появились в дверях: они прислушивались к разговору и поняли, что он закончился.

— Если нужно еще что-нибудь, просто дайте мне знать, — сказал правитель Мацумаэ.

— Есть одно желание, — сказал Сано. — Я хотел бы осмотреть замок. Кроме желания найти улики и свидетелей, он хотел проверить, находится ли его сын в башне, как женщина-эдзо сказала Рейко, а Сано отчаянно пытался в это верить.

— Зачем? — Гизаемон быстро бросил вызов Сано.

— Я думаю, так всегда делается — сказал правитель Мацумаэ. — Все в порядке. Нам нечего скрывать. В его взгляде возникла чужая тень:

— Но вы должны ограничиться осмотром дворца. Мой дядя будет сопровождать вас.

Когда Сано выходил, он услышал, как правитель Мацумаэ прошептал:

— Не волнуйся, моя возлюбленная, я не раскрыл ему никаких наших секретов.

Теперь Сано точно знал, что правителю Мацумаэ действительно есть что скрывать. И он был уверен, что это включало Масахиро, заключенного в башню, а также информацию об убийстве.

Идти в снегоступах было труднее, чем Хирата ожидал. Когда он побрел по тропе через лес на север от города Фукуяма, он пытался подражать двум варварам, которые перемещались так же легко, как на голой, твердой земле. Но его обувь зачерпывала и утыкалась в снег. Старая рана на ноге, которая несколько лет не беспокоила его, начала болеть. Он и сыщик Марумэ отставали все больше и больше от мужчин-эдзо, их собак и саней, и даже от Крысы, которому в юности доводилось ходить в снегоступах. Хирата вылез из глубокого сугроба, стряхнул снег с обуви и остановился, чтобы отдохнуть. Тяжело дыша, потный, несмотря на холод, он проклял свою самоуверенность, когда вспомнил предупреждение солдат, что эдзо могут убежать.

— Если мы вернемся в Фукуяму, солдаты будут смеяться над нами, — сказал Марумэ, тяжело дыша и согнувшись рядом с Хиратой. — Сано-сан будет злиться, что мы потеряли двух своих подозреваемых в убийстве. И бог знает, что сделает правитель Мацумаэ.

— Давай, идем, — мрачно сказал Хирата.

Они упорно шли вперед, пока не догнали группу. Урахенка говорил, а Крыса переводил — Что вы так долго? Вы задерживаете нас.

У Хираты не было оправдания. Вождь Аветок заговорил с ним на понятном японском языке:

— Сейчас мы находимся достаточно далеко от города, так что вы можете задать мне вопросы, которые вы не могли задать раньше.

— Сейчас мы находимся так далеко от города, что мы можем не делать вид, что вы не понимаете моего языка, — сказал Хирата с улыбкой.

— Он говорит по-японски? — воскликнул Крыса. — И вы знали? Возмущенный, он сказал:

— Вы заставили меня тащиться сюда, хотя знали, что я вам не нужен для перевода! Ну, я иду домой.

Он повернулся и собрался идти в обратном направлении, но Хирата зацепил его за руку:

— О, нет, ты останешься с нами. Мне по-прежнему нужен переводчик. Аветок не был единственным варваром, с которым Хирате нужно было поговорить:

— И если ты кому-нибудь скажешь, что он говорит на нашем языке, я сверну твою тощую шею.

Хирата пошел с вождем, который замедлил шаг для японца. Сыщик Марумэ замыкал шествие, но Урахенка вырвались вперед.

— О чем ты хотел меня спросить? — сказал вождь Аветок.

У Хираты было много вопросов о мире варваров, об их духовной жизни, а также об убийстве.

— Тут, в Эдзо, пульсирует какая-то сила. Я почувствовал это, как только мы высадились. Что это такое?

Вождь посмотрел на Хирату, как будто был удивлен, что он заметил то, чего японцы не видят:

— Это сердцебиение Айнов Мосир.

— Кто это? — Хирате было интересно, каким богам поклоняются варвары.

— Айнов Мосир — наше название для этого места. Это означает "человеческие земли". Айны — человек, так мы называем себя. А вы называете нас варварами, а наш дом "Островом".

— О! — Хирата понял, как оскорбительно было японское слово для туземцев. Ему было стыдно за своих соотечественником, которые не чувствовали внутреннего мира этих людей.